О поэзии в стихах
Я в пику критикам и метрам,
Не буду мерить сантиметром
Свой громогласно мудрый стих.
Кураж творца не знает меры.
Когда подвластна мысль размеру,
Запал сгорел, а голос стих,
Ложатся строчки на бумагу,
Ленивым, ровным, ленным шагом,
Без страстной мысли ходока.
Когда я слышу про хореи,
От огорчения хирею,
Мне хочется сказать: "Пока!"
Бежать туда, где нету, ямба,
Кричать на белый свет: "Карамба!",
Не различая языка.
Когда я слышу слово "дактиль",
Я весь дрожу, как птеродактиль,
Что льдами скован на века.
Я прячусь в непонятном страхе,
Когда внедряют амфибрахий,
Как в крепкий чай щепотку соли.
И я тушуюсь, вот вам крест,
Когда злосчастный анапест
Звучит в моем магнитном поле.
Мне наплевать на темпоритмы,
На слог, стилистику и рифмы,
Я не - де Сад и не Мазох...
Как схоластично это знанье,
Когда под формой содержанье,
Губами ловит каждый вздох.
(декабрь 2000 г.)
* * *
Ты была ужасно холодна,
Или я небритый был совсем?
Не пила молдавского вина,
Не взяла чудесных хризантем.
Ну и что, что с привкусом вино?
Ну и что, что хризантемы две?
Мне признаться, это все равно,
Ведь дарю их все-таки тебе.
Но зато конфеты ты взяла
И жевала их, пока из губ,
Полированных, как зеркала,
Не упал последний белый зуб.
Ну и что, что твердый был кусок?
Ну и что, что челюсти свело?
Дам тебе дантиста адресок,
У него есть классное сверло.
А, вообще, все будет офигеть!
Мы не станем обращаться в ЗАГС.
Не пойдем на кроликов смотреть
И глотать извечный "Гуталакс".
Ну и что, что ты опять одна,
Ну и что, что совесть не болит?
Просто ты ужасно холодна,
Или это я совсем небрит?
(16.10.2000)
* * *
Я опоздал родиться
Лет на двести.
Я жил бы в Ницце,
А, может быть, в Триесте.
Я вел бы
Образ жизни дворянина,
На завтрак - вобла,
На обед - свинина.
По вечерам -
Фуршеты, преферансы...
Хмельным балам
Я предпочел бы стансы.
Переписал Расина
И Мольера,
От гильотины
Спас бы Робеспьера.
Читал в постели
Утреннюю прессу
И на дуэли
Отомстил Дантесу.
И до ума
Довел без промедления
Отца Дюма
И сына сочинения.
Вернул бы глаз
Фельдмаршалу Кутузову
И в зимний час
Согрел бы честь французову.
На Пляс Пигаль
Ходил бы в дни доверия.
И на мораль
Плевал бы с баптистерия.
Я говорил бы "Уи"
И "Оревуа",
И пил шабли
Как местный буржуа...
Но... опоздал родиться
Лет на двести.
И потому не в Ницце,
А в Одессе.
И не повеса,
И не дипломат.
А младший слесарь
Завода "Стальканат".
(31.01.2001).
* * *
С неуместным кичем стюардесса
С неродным акцентом говорит,
Что осталась позади Одесса
И мелькает впереди Мадрид.
За бортом опять температура,
И погода летная опять.
В воздухе - мобильная скульптура
Реактивный ТУ-135.
Захотелось стать мне террористом
И, достав потертый автомат,
Попросить пилота в поле чистом
Повернуть отчаянно назад.
Но желанья наши не совпали.
Ну и что? Подумаешь!? Пустяк!!!
Мой сосед набрался "Цинандали",
Я угрюмо заказал коньяк.
Вспоминал младые годы, школу,
Институт и первую любовь...
И затем как страшную крамолу
Вспомнил службу в армии опять:
Как не ладил вечно с парашютами
И безбожно нарушал устав...
Приземлившись где-то в Красном Хуторе,
Я решил, что, может, был не прав...
(20.02.2001).
* * *
Я выходил крысу-калеку:
Трехлапую и без хвоста...
И хоть не похож на Гобсека
Ей делал добро неспроста.
Она дорога мне как память,
И преданна мне словно дочь.
При ней я не стану буянить
И баб приводить на всю ночь.
Не стану вовсю материться
И буду утюг выключать,
Смогу как отец заступиться
И спинку потру ей как мать.
Но все в этом мире не вечно:
Не дремлет старуха с косой.
Придет и за мною, конечно,
Прикинувшись третьей женой.
Я с крысой прощусь на рассвете,
Пожав на прощание лапу,
И путь свой закончу в кювете,
А жизнь потечет тихой сапой.
Она сохранить мое фото
И помнить меня будет век.
Приятно, что скажет хоть кто-то:
"Прощай, милый мой человек!".
(27.02.2001).
На 8-е марта...
Всем женщинам без лишних слов
Хочу сказать 8-го марта,
Что спринт любви бежать готов,
Но вряд ли избегу фальшстарта.
* * *
"О, женщина, ты - книга между книг", -
Сказал поэт, не разбирая слога.
А я пока всего лишь ученик,
Что даже не добрался до пролога.
* * *
Просила, чтобы не плевал ей в душу
И умоляла, чтоб закрыл свой рот.
Я женщину внимательно послушал
И сделал как всегда наоборот.
* * *
Как символ чистых, неразрывных отношений
Я не без показательной сноровки
Любимой подарил на день рождения
Кусочек мыла и моток веревки.
(6.03.2001).
* * *
И хоть упрям как баобаб,
Давно пора понять уже,
Что не бывает голых баб,
А есть фемины в неглиже.
(13.03.2001).
* * *
Мы с нею валялись на сене,
Не думая о резус-факторах.
Есть женщины в русских селеньях,
Когда их мужчины на тракторах.
(27.03.2001).
* * *
Как сотню потрепанных дел
Сдадут мое скоро в архив.
Чихать я на это хотел.
Бесстыдно и громко: "Апчхи!".
(27.03.2001).
* * *
Я сказал ей нежно: "Дорогая!".
И при этом был изящно вежлив.
Но добавил нервно: "Дорогая!
В самом деле, есть и подешевле...".
(27.03.2001).
* * *
Простой брюссельский мальчик Пис
В своей уверен уникальности.
Он смотрит с постамента вниз,
Навек оторван от реальности.
Своей могучею струей
Являет символ филантропии.
А за углом - вблизи пивной
Стоят его живые копии.
(23.03.2001).
* * *
Я вырвал из старой тетради
Бумаги смущенный клочок.
И вновь по привычке, не глядя,
Замученный грыз колпачок.
Стихи родились словно дети:
На старости лет, спохватившись.
Себе на полях я заметил,
Что этот умрет, не родившись.
Не вылезет он на поверхность,
И жизни не втянет глоток.
Но мне сохранит свою верность
Погибший давно колпачок...
(23.03.2001).
Мы стояли у трансформаторной будки,
Глядя куда-то налево,
Я держал в руках незабудки,
Шурик пиво пил для сугрева.
Мимо проплыли девочки,
Обе лет эдак по десять.
Шурик окликнул: "Припевочки…".
В ответ получил: "Забейся".
Шурик грозил бутылкой
И трансформаторной будкой,
Я ухмылялся гнусной ухмылкой
И своею махал незабудкой.
Кончилось дело хреново,
Шурику дали по "харе",
Мне расцарапали прыщик новый,
И "трахнули" в пьяном угаре.
Мы забыли, кого мы ждали,
И забыли, зачем мы пили,
Мы забыли, кого рожали
И зачем их потом убили.
Шурик пиво забыл в подъезде.
Я забыл, где мои незабудки.
Что Хрущев говорил на съезде,
И почем теперь проститутки.
Но мне кажется, все еще будет,
И девчонки лет эдак по десять
И большие нелепые груди,
И застольные матные песни.
Только вряд ли стоять я буду
Рядом с миром большим и жутким,
Потому что навряд ли забуду,
Что завяли в саду незабудки.
Постоянный адрес в Интернет: http://www.litcafe.narod.ru/poetry/verses/spivakov/spiv004.html
© Спиваковский Михаил, 2002
год
