На круги своя

Яковлев Анатолий

***

Душа наказана трудиться.
Но под отвалами сохи
в душе обязаны водиться,
как черти в омуте, стихи.

Среди саргассов и сортиров,
среди иных пространств и стен -
в заставленном вещами мире,
в обиде либо тесноте -

но неким шестизначным чувством,
с какого гладко взятки брать,
в душе обязано искусство
в растерянности пребывать.

ГОСПОДИ, ОТВОРИ…

Господи, ты есть - коли нет меня.
Вот и грачи на ручьи тайком прилетели.
И я - в вине растворяя осадок дня
вроде ключа в замке - ворочаюсь на постели:

Господи, отвори - я с дьяволом в рукопашной.
По заоконным законам весна на царстве:
псы вынюхивают хвосты - кто развалил башню?
солнце печёт блины - а я голодею от страсти.

Да, я могу с завязанными - на парапете...
Отчего же, мазаны одним миром,
церковно-славянские "мыслете" и "живете"
малярят на сдвоенных дощатых сортирах?

Господи, сотвори! Разлей стёкла,
чтобы не улицам отражаться - Небу.
И парапеты не засиживали слепые строки.
Не умирать - нелепо.

УСТЬЕ

волга впадает в каспийское море - как впрочем все реки
в мировой океан впадают обе америки
Дух и Сын воскресли на грех в человеке -
так говорит Всевышний
сам-третий. лишний?

белое солнце пустыни впадает в белое небо
белая река лета впадает в моря хлеба
медведи белой зимой впадают в спячку
белые люди впадают в белую горячку
влюблённые белой ночью впадают в детство -
так говорят индейцы
вращая каменный небосвод
но знают - наоборот.

ты говоришь:
белая река впадает в Каму -
а думаешь:
в кому -
подобно белому кому
снега - остыв на выдохе года
века
сроду воды впадают в Природу.

а то, что тела впадают одно в другое?
а то, что в одной воде мы одной ногою?
ты говоришь: в реки не входят дважды.
но если такая жажда...

одна нагота у нас - одно на двоих устье
из одних уст Лета пьет наши тени
сердце само угадает путь
к месту впадения.

НА ТРАКТЕ

на тракте от деревни в полумиле,
тождественные горю от ума,
олигофрены бабочку ловили,
похожую на марку от письма.

а бабочка красиво пролетала
между ладоней, хлопающих в такт -
а бабочка курсивом трепетала
в конце строфы пересекая тракт.

она звала их прямо в сверхземное,
она была как на глазу бельмо.
но что-то до мурашек основное
до них не доходило, как письмо.

они бежали вслед, олигофрены,
но в бабочке, летящей напролаз,
не видели трепещущей Вселенной!
я с ними был. я был один из нас.

РОЖДЕСТВО

Когда ещё было небо
глубоким и голубым,
а Он почти ещё не был -
вкапывали столбы.

Он сам бы втянул на гору
дубовый чужой Крест -
и, в сущности, помощь вора
дурная была весть.

когда его привязали,
Он только смотрел поверх -
но с первым ударом стали
понял, что человек.

и голубь, свистящий пухом,
слетевший с крыши на крик,
не был Святым Духом...
но в этот именно миг -

за три десятилетья
до казни, терна и роз -
в городе Назарете
родился Исус Христос.

КИТЕЖ

На дно уходит новый китеж,
смеркается морская гладь -
здесь паучиным падать нитям
и диким пчёлам пролетать.

И будут мелкими казаться
атлантам будущим следы
прекрасной из цивилизаций -
с берёзками из-под воды.

ПИРАМИДЫ

Огромны, даже некрасивы,
как бы аккорды в унисон -
они теснее, чем архивы,
когда туристы и сезон.

Им человеческие судьбы
в рассрочку вечность продала…
В них иногда приходят люди -
как приведенья в зеркала.

ЧЕЛОВЕК

Человек предстоял перед Богом.
Угловатым, двуруким, двуногим,
в небольшом человеческом чине -
по сугубо нелепой причине
человек предстоял, человек.
Страшный Суд предстоял, что вовек
на заломы судьбы не пенял.
Человек, знай себе, предстоял.

Предстоял он с заточкой под сердцем,
представлял, что от Бога не деться,
но, ссутулясь у Божья притвора,
не молился - а ждал приговора -
не впервой, мол, оно, не впервой.
И качал человек головой -
угловатый, нахальный и дерзкий,
как куличик в песочнице детской.

И вздохнул ностальгически Бог -
и горячий потрогал песок,
и на вдохе слезу задержал,
и в песочнице карту смешал.
И краплёную сунул в рукав
человеку, как правду неправд,
без которой играй - не играй,
карту джокер - малявой на рай...

Что он выдумать мог, этот Бог -
угловат, и двурук, и двуног?

РАСЕЯ

Ходульны нивы. Люди, как из "склифа".
Глаза - красивы. И носы - как сливы.
Несть глазу успокоиться окрест.
С заразной обречённостью Сизифа
Россия на Голгофу тащит крест.

Страна - она и рождена распятой.
И странно огорчаться на страну…
А радость - это если после пятой
увидеть Бога, а не сатану.

ЗВЕРЬ

Как негаданный гость - за дверь,
при высокой Луне от века
на дорогу выходит зверь
в облике человека…

В три наката февраль кругом,
расстояния вязнут в снеге -
зверь слепым указует дом
и толкает плечом телеги.

Переломит хромой костыль,
заплутают ли в мари дети -
зверь несёт из железных сил
и зрачком путеводным светит…

А когда отболит Луна,
по легенде - а как иначе? -
зверь уходит. И степь до дна
раздаётся звериным плачем.

И заплюнув через плечо,
вой заслышавши окаянный -
гонит вилами мужичьё
ураган степной - безымянный…

МИЛЛЕНИУМ

Юпитер зализывает свои раны.
Дефилирует полушариями Земля.
Кухарки руководят тараканами.
Крысы выравнивают крен корабли.

И вязы - вязнут в траве у дома.
И не выселялся из плоти бес.
И с грохотом падают с космодрома
Ракеты на дно решета небес.

И смысл - в ускользающем смысле смысла.
И в гору - камень с сизифьих плеч…

Пустые вёдра. И коромысла.
И бабы. И всё - навстречь.

СОНАТА

На свадьбе у соседа
разделав триста грамм,
я вышел из подъезда,
не помочившись там.

Дощатый и неровный
с деревьями вразлёт,
как будто перевёрнут
казался небосвод.

А звёзды, не моргая,
не падали со дна…
Бетховену такая
не снилась тишина.

* * *

Исповедимы все пути.
С октябрьского водопоя
пришли заветные дожди
слезами неба - на обои.

Я на последнем этаже.
Сработал кровельщик халатно.
И мне не кажется уже,
что небо так невероятно.

Мне кажется, оно во мне.
И даже в нас оно обоих.
И даже в целом по стране…
Как на заплаканных обоях.

* * *

Отдай швартовы, старина,
ковчег опять сошёл со стапеля,
и тварей бессловесных штабели
рассажены по именам.

Струятся воды на удачу
и ты, добросердечный Ной,
стоишь на палубе враскачку
с добросердечною женой.

А ночь черна, как на пожаре.
Сверхновый пишется Завет.
И каждой твари есть по паре -
И каждой сволочи - билет…

ЛЕТУЧИЙ ГОЛЛАНДЕЦ

Когда барометр пророчит шторм,
а души нечто важное занозит,
поговорим о чём-нибудь ином,
чем о погоде и её прогнозе.

О вере о своей поговорим,
что кровью в нас бежит по воле рока -
горячей и солёной, как Гольфстрим,
ни берегов ни знавшей, ни истока…

О чём-нибудь ином поговорим
и может быть спасёмте наши души,
пока не так "голландец" нелюдим.
Покуда море в нас - но не снаружи.

* * *

Небо гнёт меня, небу хочется
выпить золота нив с бумаги.
Но глаза мои заколочены,
будто мостиками овраги.

В мире нашем нечеловеческом,
будто волк, ободрав конечности,
не полями, не перелесками -
я флажками ушёл от вечности.

То, что сердце копило смолоду,
зачернело проклятым возрастом.
Не води меня больше по воду,
отпусти ты мне веру, Господи...

Но висят золотыми люстрами,
будто в небо крестами вбитые,
православные храмы - лютые
человеческими молитвами.