Душевные порывы Блин Трындыча

рассказ

Шамшурин Вадим

Блин Трындыч, хмурый с тяжелым лицом и взглядом стоял на пороге. Поэт Кумыкин, открыв ему дверь, по причине творившегося повсеместно полумрака, различал черты его лица не очень отчетливо, к тому же проснувшись только что, он не мог сразу же оценить всю трагичность создавшегося положения. Если Блин Трындыч явился в такую рань, то, без сомнения, за деньгами. А это десять пинт испорченной крови и день с почерневшем солнцем в небе… правда, всего лишь день, но все же.
Но произошло невероятное, Блин Трындыч, уперев твердое дерево своего взгляда в Кумыкина, мрачно произнес:
- Ты у нас оказывается поэт!
Поэт Кумыкин, опешив, не знал что на это ответить, было не понятно сей факт достоин наиживейшего одобрения, иль, наоборот, наистрожайшего поругания. Но тут Поэт Кумыкин понял:
"Ведь ни слова о деньгах"
И мир посветлел, полумрак превратился в полусвет, с каждой новой секундой спасенного дня, утрачивая всю блеклость "полу".
- Проходи же, Блин Трындыч!
- А вот и пройду! - упрямо выпятив нижнюю челюсть вперед, шагнул через порог, беспардонно потеснив Кумыкина вглубь.
- Так поэт или нет?!
Поэт Кумыкин в растерянности стоял перед нависшим над ним Трындычем, чувствуя себя крайне неловко.
- Да, в общем-то, не без этого, опустил пристыжено глаза, покраснел, но потом подумал: "А что это я собственно?! Поэт, и без сомнения, гениальный!!! " И уже довольно отважно вскинул голову твердо встретив внимательный оценивающий взгляд Трындыча.
- Хорошо! - кивнул удовлетворенно Блин Трындыч, - за это я прощаю тебе все твои долги!
- Как?! - Кумыкину поплохело. " Вот так дело? Блин Трындыч прощает долги, да их на десять автомобилей хватит, если взять собраться духом и отдать вот так сразу. Другое дело, где столько духа собрать? Но это уже другой вопрос".
- Кумыкин прости меня, - Блин Трындыч опустил голову, - я думал о тебе плохо…
Блин Трындыч всхлипнул.
Поэт Кумыкин вдруг со всей ясностью осознал, что тут творится совсем уж что-то невероятное. Чудеса продолжались. Блин Трындыч рыдал.Деревянный во многом, дающий в долг со скрипом, прощает долги и плачет!
Что в принципе не так уж и плохо. Человек, наверное, все-таки. А человека надо спасать!
Поэт Кумыкин схватил Блин Трындыча и потащил на кухню.
Почему на кухню?.. ответ так просто не отыщешь…
Кухня. Теснота стен с ползущей из угла в угол, из года в год, трещиной. Падает, сыплется штукатурка. И пусть. Ведь это не так уж и важно. Был бы стол, куда падать лицом, были бы шаткие табуретки с торчашими гвоздями для остроты ощущений. В граненых стаканах горький чай. Но ведь можно добавить сахару или два три слова. На крайней случай вспомнить о спрятанных где-то от самого себя кошкиных слезах.
Поэт Кумыкин усадил Трындыча на табуретку, придвинул чайник с заваркой, налил ему, налил себе по пол стакана белых ночей, и стал ждать. Просить даже не требовалось, Блин Трындыч, размазывая слезы по лицу, довольно невнятно рассказывал:
- Кумыкин, я дальше так жить не могу… Я вчера шел по улице, возвращался с работы, и как водиться в двадцать один тридцать восемь остановился на остановке ( на то она и остановка, чтобы на ней останавливаться), чтобы почитать расклеенные бесплатные объявления, расклеенные на доске для этих самых объявлений. И увидел твое имя, там так было и написано: "Поэт Кумыкин "! И вроде как стихотворение выше. Уму не постижимо! Ты поэт! Невероятно!
- Почему же? - Поэт Кумыкин помрачнел.
- Поэт! И вовсе не пьяница! Вовсе не алкоголик, как оказалось! И не обижайся, Кумыкин, я говорю что думаю, а думаю я теперь невесть что!
Поэт Кумыкин отхлебнул чаю и поморщился, настолько чай был горьким и холодным.
- И знаешь, Кумыкин, во мне все оборвалось, он поэт, подумал, а кто же я?! Чего в жизни добился я?! Ничего!
- Как ничего… - Поэт Кумыкин как неприятно все это было, все-таки стал перечислять, чтоб человека успокоить: - трехкомнатная квартира, машина, дача, деньги, положение в обществе…
- Да, да, - Блин Трындыч сделал небрежно движение рукой, словно отметая все это, как вовсе ничего не значащее, но было видно, что ему приятно, - Кумыкин, ни этого я хотел, когда был ребенком. Я ведь хотел быть художником! Правда еще и космонавтом, но это так, потому что, тогда не хотеть быть космонавтом, значило немедленное выдворение из любой школы, из любого детского сада. Кумыкин, я хотел быть художником. И я был им! Ты бы видел какие картины я рисовал на обоях и какую взбучку получал от мамы и бабушки. Но я рисовал, рисовал, рисовал. И был по-настоящему счастлив. Вот ты, Кумыкин, ты счастлив, когда к тебе является муза.
- Да, наверное, - Поэт Кумыкин был в полной растерянности. Блин Трындыч, и художник! Вот так, здравствуйте!
- Но, Кумыкин, я оказался слаб. Я не выстоял. Все они: мама, бабушка, дедушка, кошка, собака, все они были против того, чтобы я рисовал на обоях, они ругали, наказывали, сажали на горох… Кумыкин тебя когда-нибудь сажали на горох?
- Нет.
- А стоило бы! Хотя нет, не знаю… ты вот поэт, а я… кто я?.. Жалкое существо без души и будущего. Я пустой. И все что вокруг меня тоже пусто. Пустая жена, пустые дети, пустые вещи и предметы… А все было бы иначе, если бы я стал художником! О, если бы я стал художником! Я бы рисовал одни лишь шедевры. Я был бы известен во всем мире. Да! Я бы настоящим безумцем запирался на чердаке и обозревая весь мир с вершин своего таланта - творил! Творил!
Поэт Кумыкин смотрел на Блин Трындыча и понять ничего не мог. Во рту горчило. Сказать было нечего. И не дал бы никто.
Распаленное раскрасневшееся лицо, глаза горят, щека дергается, руки пляшут в воздухе. Под задницей скрипит табуретка. Да разве это Блин Трындыч!
Блин Трындыч глава какого-то ОАО, или ОЫО, или еще как, Блин Трындыч примерный семьянин, Блин Трындыч подтянут, и в галстуке, Блин Трындыч всегда здоровается и очень вежлив, Блин Трындыч не показывает виду, что расстроен и огорчен отсутствием денег у Кумыкина. Вот это Блин Трындыч.
Но здесь и сейчас, на скрипучей табуретке… он не похож…
- Кумыкин, знаешь, я брошу все! Решено! Я буду художником. Я каждый день буду рисовать по восемнадцать картин, продавать на Невском по пятьсот тысяч долларов за штуку, и через два месяца, а может и быстрее, обо мне узнает вся творческая элита страны и мира. А все остальные и того раньше.
- А теперь надо все это отпраздновать! Кумыкин, давай пить водку!
- Водку? - Поэт Кумыкин не переставал удивляться, но ситуация его уже начинала забавлять.
- Водку, вино, шампанское, коньяк, пиво. Давай просто напьемся. И потом через три месяца ты с гордостью будешь рассказывать всем, что пил водку с Блин Трындычем!!! Великим и неповторимым Блин Трындычем!
Окрыленный мечтой Блин Трындыч побежал в ларек, было скользко и он падал как по дороге туда, так и обратно, бутылки разбивались, одна за другой, но он все смеялся, возвращаясь, говорил испуганной продавщице:
- Два пол литра!
- Что опять?!
- Да опять, и побыстрее! А то я жалобу напишу, совсем не шевелитесь!
- И пишите! - наглея на глазах, отвечала продавщица, - тоже мне писатели!
- Быть может и писатели, но то, что великие художники - это уж точно! - радостно вскрикивал Блин Трындыч и бежал обратно.
Менее скользко все не становилось, и он падал опять.
Когда он все же вернулся, вспотевший, поломанный и побитый тридцать раз продавщицей, он ощущал себя настоящим творческим человеком, прошедшим столько, преодолевший еще больше, и возомнивший о себе невесть что…
- Штрафную мне, - требовал он.
Поэта Кумыкина вначале это все очень даже веселило, но только в начале.
Вечером когда стало нестерпимо слушать заверения Блин Трындыча в вечной дружбе между…
- … тобой, Кумыкин, ничтожным поэтишкой и мною наигениальнейшим писателем, художником, актером, режиссером, скульптором, да и просто хорошим человеком…
… Поэт Кумыкин взвалил на себя Блин Трындыча и потащил в квартиру номер семьдесят три, что в соседнем доме, через двор и палисадник, на пятом этаже. Блин Трындыч порывался идти сам, но все время падал, убедив себя, что имеет право на это, так как человек творческий.
В черном небе сияли стеклянные звезды. Они тоже падали, и падая, разбивались.
А Блин Трындыч орал песни, и, что вовсе не было свойственно для него, ругался матом.
С рук на руки Блин Трындыча приняла жена, которая уже была вооружена довольно увесистой сковородой.
- Вот, - сказал Поэт Кумыкин, от души веселясь, - Вот ваш гениальный муж, художник и писатель.
- Кумыкин, жди меня по утру, - говорил Блин Трындыч, - мы будем рисовать весь день, всю ночь, всю жизнь…
Но он не договорил. Блин Трындыча поглотила тьма захлопнувшейся двери. Поэт Кумыкин пробирался к стеклянным звездам в полной темноте.
Бродил всю ночь, собирал не разбившиеся звезды.
- Но может и правда он станет художником, может это и есть тот случай, когда талант, усиленно подавляемый из года в год, вырвался… и пришло безумие.
Поэт Кумыкин вернулся домой, спрятал оставшиеся кошачьи слезы в резиновый сапог, с глаз долой. И пошел спать. В открытое окно было видно, как в небе поблескивают спасенные звезды.

Поэт Кумыкин вскочил ничего не соображая от сна от настойчивых ударов в дверь. Звонок не работал за без надобностью и кто-то молотил ногою.
- Если я не ошибаюсь здесь живет Поэт Кумыкин, на пороге опять ни свет ни заря стоял Блин Трындыч.
- А это ты, проходи, - протерев глаза и зевнув, Поэт Кумыкин посторонился.
- Нет, уж позвольте, - Блин Трындыч был подтянут и при галстуке, и на голове у него был след от сковороды, - мы поговорим с вами тут. Благо разговор будет не долог.
Поэт Кумыкин кутаясь в трусы, смотрел на Блин Трындыча опять ничего не понимая. Блин Трындыч стал прежним. Он претерпевал вновь некоторые метаморфозы.
- Что-то случилось? - Поэт Кумыкин не смог садержаться и зевнул.
- Случилось? И вы спрашиваете, что случилось, - Блин Трындыч даже икнул от возмущения, - Вы мне деньги должны, и суммочка эта уже ой-ой-ой, прошу выплатить в самый кратчайший срок.
- Но ты же вчера… - Поэт Кумыкин пораженно смотрел на Блин Трындыча.
- Вчера было вчера! И вы мне не тыкайте! А сегодня - сегодня! Я был вчера не в себе. Это прошу меня простить, но вы сами в этом виноваты, пишите всякую дрянь и расклеиваете повсеместно, тобишь везде, порядочные люди читают… и теряют порядочные головы. Штрафовать Вас надо за Ваши стишки. Или на горох сажать, чтоб не занимались ерундой всякой, работу нормальную нашли, пить бросили бы, долги бы во время отдавали. А то тоже мне таланты. Пользы от Вас никакой. Один вред!
- Но как же… вы же вчера говорили что хотите бить тоже писателем, художником…
- Я говорил?! Да, говорил! - Блин Трындыч с достоинством поправил свой галстук, - и от слов своих не отказываюсь, но это в свободное от остальных более важных дел время, а так это все ерунда и бессмыслица, и толку от этого всего никакого. Я это себе достаточно ясно уяснил.
Блин Трындыч тронул след на голове от сковороды и поморщился.
- Так как на счет денег?!
Поэт Кумыкин поморщился. Всё! День был испорчен!
- Послезавтра! - буркнул недовольно Поэт Кумыкин
- Но не позже, - Блин Трындыч погрозил пальцем.
- И не раньше, - скривился Поэт Кумыкин и захлопнул дверь.
Поэт Кумыкин повеселел. Ведь до послезавтра еще можно прожить тридцать шесть жизней. Да и загадывать на столько времени вперед, кому это нужно.

И право, Блин Трындыч оказался довольно нескучным типчиком. С ним еще как-нибудь можно будет попить водки.

Трещина на стене ползет из угла в угол. Сыплется штукатурка. Вдруг все стало каким-то иным. Он посмотрел в окно и вспомнил стеклянные звезды. Клочечек бумаги на столе. Скрипучая табуретка. Выловленный из стакана огрызок карандаша. И Поэт Кумыкин.
Он что-то пишет.
Он просто поэт.
Если можно быть просто поэтом.
Черновик 14.05.02 г.