Карапуз

Анатолий Яковлев

Что поделать, я карапуз. Люди, вовлечённые в жизнь, здороваются и, представьте себе, целуются и дарят цветы, поверх моей головы. Если они и замечают меня, то в запале не придают этому значения: мной могут пробить "трёхочковый", могут отдать пас… Потом у меня свысока и шёпотом, будто боясь разбудить радикулит, просят прощения и, попросив, уходят. За что - прощения? Я карапуз и в обиходе - вне и игры…
Я читал, придумали бомбы объёмного взрыва: первичный разрыв распыляет некое вещество, соединяющееся с воздухом в гремучую смесь; срабатывает замедлитель - три, два, один… - запал и - "Бум!".
Лев Николаич Толстой вот распылил под синим российским небушком прозы - на пару килотом; замедлитель - молчание в печати, как в бороду, и - запал-спичка: "Крейцерова…". Бум!
У каждого писателя - своя спичка. "Тёмные аллеи" Бунина и набоковская "Лолита". И свой "бум".
Я не романист - а вдруг? Я не курю - а вдруг? Я в колготках и комбинезоне, но - ведь февраль… не знаю, зачем, но я тоже хочу спичку - а вдруг? Вдруг - необитаемый остров и та, судьбоносная на донышке надёжного кармана, спичка?.. Я хочу спичку!
- Извините, спичкой не разживёте?
Народ на остановке приплясывает, уклоняясь от косых хлопьев.
Но я прошу и мне не отказывают: "со спички-т, оно, конечно, не разживёшься", - но протягивают спичку поверх головы, туда, куда я не вырос…
Мироздание, если мы его кирпичики, хитрое сооружение. Можно извлечь из кладки два, три кирпича - и стена не дрогнет. Но можно вынуть один важный кирпич, который сам каменщик ведает - и стена осядет облаком глиняной пыли.
Я, да и любой карапуз, кажется, "вынут" по факту рождения… Поэтому карапузов тешат катаклизмы и терракты, они улыбаются в телевизор пылающим поездам и прожорливой магме вулканов. Карапузы наивно подозревают в сем свою роковую предназначенность!
Между тем самым первоначальным утром я отбрасываю тень короткую, как мысль идиота. Нет, лучше короткую, как афоризм. Так, получается, афоризм - это мысль идиота? Да не получается! У карапузов ничего не получается. Даже под зенитным Солнцем мои кеды - в тени.
Зато карапузу легко заглянуть в глаза бродячему псу и тот с пониманием поволочётся следом, чем мимолётно умиляются люди, вовлечённые в жизнь…

Только карапузы делят человечество на людей, вовлечённых в жизнь и - себя. Этот нищий шовинизм карапузов дозволен им потому, что люди, вовлечённые в жизнь не склонны делить. Они думают что так проще протягивать полные цветов руки и целоваться поверх голов с теми, кого мне не видать, как своих колен. Они просто приобретают ларёчные и, наверное, копеечные букеты - но там, поверх голов, они едины с теми, кому протягивают руки.
Они по-своему правы: всё в мире должно быть едино и неделимо, практично говоря, цело - так легче оставаться самим собою наедине с самим собой.

Правда, бывают люди, слишком вовлечённые в жизнь, которые не обращают ни на что внимания - на которых оно обращается само, как на карапузов.
И у меня есть Друг - человек, слишком вовлечённый в жизнь.
Пятничными вечерами как неизменяемый фрагмент улицы, я, кругловато опустив ладошки жду, когда человек, слишком вовлечённой в жизнь, выстоит очередь к пиву-в-разлив, надкусит блюющий пеной пакет, надолго задерёт голову, а потом присядет на корточки, закурит, покрутит пуговку на моей панаме-"арбузике" и пыхнет:
- Вот так-то оно, брат!
И покачиваясь взад-вперёд на разношенных под кресло-качалку валенках, станет курить и разговаривать, и снова курить…
Когда Друга уводят шаткого, как мостик между "мало" и "ещё", ко мне подползает пёс и тоже говорит, но только глазами:
"Вот так-то оно, брат…"
Он приволакивает кость в клочке газеты и ждёт. Мне близко и я, не щурясь, вчитываюсь в клочковатые строки:

БОЛДИНСКОЕ ОЧЕНЬ

Сей Дом-музей, полуразрушен -
что непочатая скрижаль:

Вот таз, куда родился Пушкин;
матрас, в который он мужал…

Уж о Руслане и Людмиле
он, годовалый, уши мылил
с восторгом внемлющей родне…
И - до утра орал во сне,
Пегасом грузным заарканен:
- Яга! Хаттабыч! Черномор!
Кащей! - и тут же: Няня! Ня-ня!! -
берёт старуху на измор…
И няня осенит малютку
знаменьем крёстным - и не в шутку
утешит, добрая душа,
графином водки малыша.

Текли года, как Божья милость.
В чулане - чепчики на вырост…

И к ночи, плотно пообедав,
томление в груди изведав,
пиит, он боле не кричал -
но грыз перо. Талант крепчал! -
и дерзких требовал отрад!

И Пушкина пустили в сад….

В кустах, как свойственно мальчишкам,
пиит уединялся с книжкой:
под тем - рыдал над Боккаччо,
под тем - плевал через плечо,
не сглазить Ленского и Ольгу.
Под тем - один сидел подолгу…

Здесь тропка каждая поэтом
исхожена или воспета!

Здесь он, как девку, в Русь влюбился -
познать уединённо тщился
её особенную стать:
как ни крути - ни "дать", ни "взять"!

Затем далась и девка в руки,
затем ещё… Затем - со скуки
(на дворню идиом не тратя)
он дочерей дворянской знати
в приватный трепет приводил
в аллеях, где любить любил -
за что был сослан на Кавказ…
"Швед, русский, колет, рубит, режет…" -
ему мерещилось не раз,
но перси полные - не реже.
……………………………………………
Под Высочайшим "возвратиться!" -
весьма устроился в столице:
печатался, играл, кутил,
женился, пятерых родил,
вполне продвинулся по службе:
слыл камер-юнкером - и тут же
из-за мифических "рогов"
на Чёрной речке - был таков!..

Я хмурюсь: "точно карапузом про карапуза и для карапуза написано", - обхватываю пса и верчу его опавшие уши. "Отдай-ка! - говорю я псу и тоже - глазами, чтоб понятно, - А то отберут и скажут, что ты усочинил… И ещё попросят. А у тебя нет больше, правда?"
Пёс морщинистым носом двигает ко мне бумагу, не понимая, почему - её, а не кость? И в нечаянной радости, что кость, по всему видать - его, вздёргивает хвост и уши; уши - чтобы грызя, следить.
Газета, расправляет складки и поворачивается, дочитываясь ветерком…

…может быть, я делю человечество на людей вовлечённых в жизнь и себя, чтобы помнить в себе карапуза? Ведь карапуз обязан делить. У карапуза должен быть Друг - его вторая половина. Так заповедано в Справочнике карапузов - иначе карапуз становится половиной дыни, истыканной осами - "падхади, дарагой, за так отдам!", заплывающей песком вермахтовской каской… А когда у карапуза есть Друг, есть его вторая половина - то люди, вовлечённые в жизнь, пусть даже в запале, пусть даже, чтобы потом со своего высока просить прощения - но будут-таки пробивать карапузом баскетбольную сетку и пенальти, - и карапуз почувствует себя вовлечённым в жизнь людей, вовлечённых в жизнь…
А повезёт, так кривой канонир осадного орудия в горячке боя забьёт меня, карапуза, как в космическое кресло, на тридцатифунтовый мешок пороха и отправит на планету-карапуз. На Луну! Которая только с одной стороны - одной стороны.

Главное, быть соразмерным своему счастью.