Двое, капитан и море
Анатолий Яковлев
Раз в голову мне пришло рассказать о двоих, капитане и море так,
чтобы дважды прозвучало "дерьмо" и два раза же это имело смысл.
Я задумался было, а потом забыл; взялся за чтение, выкурил сигарету
и уснул.
"Так и жизнь пройдёт, как пройдут Азорские острова…" -
помнится это маяковское не потому ли, что здесь слышится и щемящее
и тщедушное, как "…а роза упала на лапу Азора", и - целая!
- жизнь; и такое, для чего бывают крылья - острова. Они, крылья -
не метафора. Потому что на островах очутиться можно либо на крыльях,
либо на пароходе. Шансы на крылья я потерял, когда пращуры мои пошли
в крокодилы, а не в птицы. Поэтому и зато я на пароходе.
Капитан, как подобает, на капитанском мостике. Он курит трубку, слушает
транзистор на шее, и в снежном кителе. Только такого капитана можно
увидеть во сне, когда не ломаешь голову и карандаши над образами,
а улыбаешься.
Давно, мальчиком, капитан выпрастывал ноги из-под одеяла, шевелил
пальцами и шептал "Как провожают пароходы". Большие пальцы
были солисты, а прочие - хор: "вода, вода… кругом вода…"
Может быть, он страдал энурезом. Хотя несмышлёныши не страдают от
этого. А однажды на больших пальцах (фалангах) завелись "пауки"
- пучки чёрных волос. И капитан отправился в мореходку, где его вразумляли,
что корабли не плавают, а ходят.
- Где плавали? - донимали коперанга, начальника уч. части.
- Дерьмо плавает! А моряки - ходят.
"Под себя?" - резонно возражал капитан, но мысленно.
А после подумал, что "ходить по морю" - это тоже резонно,
это как Христос по воде - но это надо заслужить. И служил, служил,
служил. Пересёк сто семьдесят девять широт, включая экватор - столько
повидал, столько раз перевернул калейдоскоп земли, которая круглая,
что цветные камушки смешались и окатались; если за что и зацепиться
памяти, то это - голые детские пальцы из-под одеяла. На самой её (памяти)
глубине. И правда, якоря бросают на дно - даже те, кто научился ходить
по морю…
А на корме двое. Она маленькая и смешная, как чайка, которой задувает
против пера. Он - тоже маленький, но гордый, что она держится за его
плечи, и потому - большой. У него такое лицо, будто бы его зовут Эдуард.
А на самом деле он, скажем, Андрей Иванович и немолод, а она - не
жена.
Их лица близко, как у всех маленьких людей рядом, и кажется, что они
шепчут друг другу - а они кричат, потому что в корабельном чреве стучат
машины, а за кормой рубят воду лопасти.
Наверное, сейчас она спрашивает:
- Скажи об этом, о страшной глубине под нами? О царстве Нептуна морского!
Значит, минуту назад он глянул на часы, на карту-схему рейса, что-то
вычислил, шевеля губами (тогда он инженер) и сообщил ей, что пароход,
по видимому, пересекает одну из донных впадин-желобов и что глубина
здесь - страшно сказать, а уж представить! - более 7800 м. Женщина
и дома никогда не задумается, натирая паркет, что под ней - десятки
метров пустоты, армированной бетоном.
А теперь она спрашивает.
И я думаю:
"Скажет он ей, приподняв бровь:
- На дне желобов всегда мрак и безмолвный снегопад дерьма с верхних,
обитаемых этажей океана!..
Или обнимет, прижмёт?"
Двое сойдут в порту назначения; он возьмёт такси, она - со шпильками
в зубах разберёт причёску в купе. В океане слишком безлюдно, чтобы
убежать друг от друга - в городе слишком людно, чтобы не затеряться.
Капитан отправится дальше - он стар и корабль спишут вместе с ним.
На пенсии он не будет покупать валидол, но оснастит парусом рыбацкую
лодку.
А я проснусь.
Постоянный адрес в Интернет:
http://www.litcafe.narod.ru/prose/novells/yakovlev/yak019.html
©
Яковлев Анатолий,
2002