Добрый сказочник
Анатолий Яковлев
Объявился у нас в деревне пришлый мужик. Мужик, как мужик, только
не как наши. Если кому дров наколет - так без "заправки",
сарай поправит - снова "насухо". Толи язвенник, то ли закодированный,
то ли до работы голодный, то ли душа добрая - хрен его, пришлого, разберёт.
И ещё одна за мужиком водилась странность: одет по-нашенски - борода,
фуфайка да валенки, а вот голова платком по-бабьи повязана. Повязана,
так повязана - может у него там то, что не всякому покажешь. Любопытно,
конечно - пересуды гуляли, сплетни, а спросить так никто и не спрашивал
- больно здоров мужик для праздных вопросов…
Потом и вовсе попривыкли.
Только стал я примечать, что у соседского Вальки уши растут. И не
всегда растут, а опосля как он с пришлым мужиком в лес сходит.
Валька-то сиротинушкой рос: мать померла, батяня в тюрьме за наказание
- у бабки-пьяницы жил, без пригляда. Голодный вечно, в обносках. Фигура
в деревне незначительная. И чего с мужиком знаться стал?
Сперва, думаю, приятное делает в лесу Валька мужику. А чего приятное
не сделать, по бедности-то? Не брюкву ж совхозную за "трояк"
по труду скирдовать?.. Только ведь, делай приятное - ходить Вальке
в новёхоньком, на худой конец "пепси" пряниками заедать.
А Валька как был оборванцем, так остался. И в весе не добавляет. Одни
уши растут. Главное, уши-то причём?! Они ж от приятностей не зависят?
Может, думаю, мужик в лесу Вальку за уши таскает? Может, его самого
в детстве за уши таскали, вот и в платке. И мстит на Вальке. А чего
тогда Валька не жалуется?.. Или за дело мужик таскает, вот и не жалуется?
А чем тогда Валька виновный перед мужиком, чтоб за уши таскать? Или
батяня это Валькин с тюрьмы сбёг, Вальку за уши жизни поучить - а
чего тогда в деревне не признали, что батяня? И отчего, опять же,
в платке?..
В общем, разобрало меня любопытство до шурупчика. И про платок на
мужике, и про уши Валькины. Решил я за ними проследить, чего они там
в лесу творят с платком и ушами. Подкрался раз, гляжу: Валька на пне
сидит, а мужик рассказывает ему. Выставил я ухо из-за дерева и слышу:
…в 1912 году погнался Чапай за редкой птицей, на Днепре дело было.
Птица, она дальше середины Днепра не летает, а Чапай пловец способный
- бывало, говорят, семь месяцев плавал, покудова не родился. Прихвачу,
- думает, - редкую птицу на посерёдке Днепра. Гребёт, залюбовался
на птицу, возьми и прогляди айсберг! Ну, и столкнулись - лоб в лоб.
У Чапая во лбу пробоина, железяка ещё ко дну тянет - пулемёт военный.
Верная погибель. Ну, - кричит Чапай, - помирать так с музыкой!.. Так
полковой оркестр на бережку всё "Полонез" играл, пока Чапай
утопал, корму задравши… А Чапай аж со дна исхитрился редкую птицу
снять - с пулемёта! Такой уж человек был - ни в чём отказа не знал…
Дослушал я про Чапая и бегом домой. Отужинал - и на полати. А я, когда
сплю, голову одеялом накрываю, так утром гляжу - голова не одеялом
накрыта, а ухом. Тем самым, что про Чапая подслушивал. Выросло ухо!
Ну, думаю, дело нечистое, рассудить пора. Выследил, когда Валька
с мужиком в лес потопали, ухватил дедов бердан - и следом. Прилёг
в кустах, прислушался - а мужик уж рассказывает:
…жил на свете парализованный дворник Герасим. Парализованного, конечно,
мести не заставишь, вот Герасим целыми днями картишками и тешился.
Злющ был до карт! А в барынях у Герасима старушка ходила - бойкая
такая, только немая. А чего паралитика за бесплатно держала, так это
шибко любила Герасима. Только исхрабрится сказать "души в тебе,
Герасим, не чаю!" - а изо рта одно "му-му", да "му-му".
Раз учредил Герасим картёжную партию с дядькой старушкиным, Ваней.
Банк составляют. Дядя Ваня - трёх сестёр на кон: кому, коли не фортуна,
сёстрам "москву показывать". А Герасим - своё чудо ставит:
собачка за ним водилась, Каштанка. Собачка цирковая, с фокусом - не
тонула! Хотя бы всю кирпичами обвешай - поднять нет возможности -
ан, плывёт… А условие - коль в проигрыше, так каким никаким манёвром
- а псину утопи!
Словом, сошлись на ставках и мечут. Герасим мечет: тройка, семёрка,
туз. У дяди Вани тоже - тройка, семёрка, туз… Дядя Ваня мечет - тройка,
семёрка, туз. У Герасима - то же… Как заело!
Тут старушка из за портьеры "му-му" своё "да "му-му".
Дядя Ваня и осерчай: да нет в колоде такой карты "му-му",
чудо ты в чепчике! Спалю тебя с твоим садом вишнёвым, племянница,
мать твою, на дуэль вызову, пристрелю как чайку на взморье!.. - и
матюгами поехал, матюгами…
Тут не сдержался я, вскочил из кустов, бердан на мужика наставил:
- А ну-ка, - кричу, - скидывай платок и говори, кто таков есть, пока
дулом не надуло!
Мужик распустил платок, а там уши до земли - как у слона.
- Не стреляй, - говорит, - Сказочник Добрый я, только наговор на мне.
По младенчеству обмочил нянькино платье подвенечное, а та ведьмой
оказалась - родные проворонили, так та нянька в отместку мне тысячу
и одну ночь сказки нашёптывала, зловредные для ушей…
Покачал головой мужик, снег ушами подмёл, и вздыхает:
- А наговор такой, что пока все сказки нянькины обратно не расскажу,
уши, как были, не станут…
Повязал платок и в другую деревню побрёл.
Учителем устраиваться…
Постояли мы с Валькой, покурили, посколь не видят. Мужика пожалели.
С другой стороны, и уши не казённые.
- Что, - спрашиваю, - теперь у меня сызнова уши добавятся?
А Валька отвечает:
- Не добавятся! Сказки-то мужик мне рассказывал… А то ухо твоё выросло,
потому что подслушивал им. Нечестно подслушивать!
И давай меня хворостиной охаживать:
- Не подслушивай, гад! Не подслушивай!..
Постоянный адрес в Интернет:
http://www.litcafe.narod.ru/prose/novells/yakovlev/yak022.html
©
Яковлев Анатолий,
2002