Год пятидесятый

пьеса

Вернин Анатолий

Действующие лица

Леонид и Антонина Зоревы

Анатолий Григорьевич--Ленькин отец

Борис Заяц

Юрий Заборов

Полковник, отец Юры

Александр Оленев

Алексей и Алла Трофимовы

Валерий и Виктория Смирновы

Станислав Чернышев

Галя

Александр и Зоя Солнцевы

Виктор и Зинаида Грачевские

Сергей Ос

Анатолий и Ася Дроздовы Дениска, их сын

Павел Сергеевич--директор школы

Яша Полевой



В конце концов-- всему свой час. Когда-нибудь теперь,

Не через тридцать-сорок зим,

Настанет время и для нас-- когда на трон воссядет зверь,

и смерть воссядет рядом с ним.

И он начнет творить разбой.

И станет воздух голубым от нашей крови голубой.

Мы удалимся в царство льдов, в страну снегов незнамо чьих,

и никаких потом следов, ориентиров никаких.

Но наша кровь, кипя в ручьях, придет в моря теченьем рек

И отразится в небесах, пусть не теперь, но через век.

Всему свой срок. Бессмертья нет.

И этот знойный небесвод

когда-нибудь изменит цвет на голубой,

И час придет. И попрощатся в этот час

когда б ни пробил он,

поверь, не будет времени у нас—

Мы попрощаемся теперь.

С любовью к нам от нас самих пошлем приветы на века,

не расставаясь не на миг,

До тех до самых пор, пока неоспоримый, как приказ

закат шепнет нам: '''Je t'aime''', затем

Пройдет и он. Всему свой час. Прощайте все. Спасибо всем.

М. Щербаков.

Сцена первая

Ленька. Я голодный, как волк и семеро козлят. Мне надоели эти пирожки,

которыми мы каждый день в двенадцать часов дня питаемся. Я себе испорчу

желудок. Я не хочу портить себе желудок! Чтобы я стал делать с испорченным

желудком?

Тоня. Ш-ш-ш! Из любой ситуации есть выход, милый. Я приготовила борщ...

Ленька. По рецепту Славкиной мамы!

Тоня. Ты знал!

Ленька. Нет. Я по запаху догадался.

Тоня. Надо позвать кого-нибудь, а то я опять на полк солдат наготовила. Не

понимаю, в чем дело: я все делаю, как говорит Славкина мама, а порций у меня

получается столько, что не лезет к холодильник!

Ленька. Да ведь это просто. Ты же знаешь слабость Славкиной мамы. Она думает,

что у нас эластичные желудки. У нее одна порция--наших три. Так что когда в

следующий раз будешь ее слушать, все на три сразу дели.

Тоня. Гениально.

Ленька. Не сомневаюсь. (пробует борщ )

Тоня. Ну как?

Ленька. На четверку, пожалуй, потянет... пожалуй, даже на четверку с плюсом...

Тоня. (обиженно) Сам будешь в следующий раз обед готовить! посмотрю я на

тебя! Скажи еще, что я не досолила!

Ленька. Я пошутил. Я обожаю твой борщ. Я обожаю все, что сделано твоими

руками. Я обожаю тебя!

Тоня. Тогда ешь, а то остынет.

Ленька. А ты?

Тоня. Учителей положено в столовой кормить.

Ленька. Ах, да! Сегодня же первое сентября, а я, дурак, забыл! Так рассказывай

же!

Тоня. Да ничего особенного не было. Первое сентября как первое сентября. Только

не нас теперь учат, а мы учим. Вот и вся разница. Прихожу к Павлу Сергеевичу

бумаги подписывать. Он твои спектакли до сих пор помнит.

Ленька. Еще бы. Я сам их до сих пор помню.

Тоня. Я выбрала девятый--десятый. Решила почему-то, что с ними проще будет

работать.

Ленька. Это правильно. С нами было очень легко работать.

Тоня. Это тебе сейчас так кажется! А ты папу своего спроси!

Ленька. Ладно, спрошу.

Тоня. Хочешь еще борща?

Ленька. Нет, спасибо. Ты ведь мне и налила по порции Славкиной мамы. Я сейчас

лопну. Вика, по моему, так и Валеру не кормит, как Славкина мама Славку. Ну, так

что дальше?

Тоня. Так вот, прихожу в этот десятый класс. Народ себя ведет, как

первоклассники. Ну словом, как мы себя вели в таком возрасте.

Ленька. Это я их понимаю. История повторяется.

Тоня. Только никто на ней не учится. Народ галдит, орет, я как увидела--думаю,

пора этот шум прекратить. И говорю: ''Здравствуйте, ребята.'' А ребята ноль

внимания. Я тогда тоже самое погромче. Ноль внимания. Тогда я разозлилась и как

заору: ''Эй, вы, там!'' Они и обернулись. Один парень посмотрел, посмотрел, и

говорит: ''О, у нас теперь новенькая будет!''

Ленька: Я ему, этому нахалу... поговорю с ним, разъясню, кому сколько лет!

Тоня: Спасибо, он уже знает. Так я и говорю: я ваша учительница. А он: во

заливает! Я как стояла, так на стул и села. И они все тоже сели. А он действительно

решил, что я десятиклассница.

Ленька: Я с ним поговорю, намекну, что за такие вещи надо извинятся...

Тоня. Ленечка, ну не надо мою работу вмешивать в нашу жизнь. Он сам

извинился.

Ленька. Правда? (насмешливо) ой, какой молодец.

Тоня. Знаешь, дернуло меня им рассказать, что мы на фронте были. Что тут

началось! Как они загорелись! Сначала все молчали, потом разом в один голос: на

настоящем? И из винтовки стреляли? и в разведку ходили? и главное, они

спрашивают потом--а страшно было? Они ничегошеньки не понимают! Они

считают, что фронт--это игрушечки! Вперед, ура, все дела и наши победили! Сел

на поезд, вышел, станция-фронт! А эти поезда еще и взрывались по дороге... и

люди не только на фронте умирали! Это, почему-то никого не волнует! А во дворе

дети в войнушку играют--ты заметил, не в войну, а в войнушку! Суффикс

уменьшительно-ласкательный! В блокаду только почему-то никто не играет. Даже

суффикса этому слову не придумаешь.

Ленька. ( обнимает ее) Успокойся. Успокойся. Что же ты ожидала? Это

же дети войны. Но только уже другое поколение. Они это чувствовали, но не

понимали, а теперь хотят понять. Ведь мы же за них воевали. За то, чтобы ты

пришла в класс, и тебя за десятиклассницу приняли. За то, чтоб они спрашивали,

было ли нам страшно. Ты понимаешь меня?

Тоня. Конечно. Но просто все это так неожиданно. Не только это--вообще.

Я до сих пор стараюсь к этому привыкнуть.

Ленька. К чему?

Тоня. Сама еще хорошенько не знаю. Ну, например... Первые два дня, когда

мы вернулись--помнишь, мы же с тобой дрыхнули до двух часов дня, и все

казалось мало?

Ленька. Прекрасно помню. И твой дорогой Сашенька вылил на нас ведро

воды потому что не мог добудится. И я это ему никогда не прощу.

Тоня. Я не о том. Понимаешь, сначала это было хорошо. Спишь, и никто

тебя не трогает. Никакой тревоги, никаких подъемов, никуда бежать не надо, не в

кого стрелять, и в тебя не стреляют. потом встаешь, идешь н кухню, готовишь

завтрак, совершенно спокойно ешь, и тоже самое--никаких бомб, никаких

обстрелов, никаких мин. просто сидишь и ешь. И первую неделю это было здорово,

потому что это было то, о чем мы мечтали целых четыре года. А потом--я это

никому не говорила, потому что мне самой-то себе этого было не объяснить--мне

все это показалось странным. Странным, что мы делаем, что хотим, зажигаем свет,

когда хотим, едим почти столько, сколько хотим, и беспокоимся и каких-то

мелочах--например, что одеть в филармонию и кто сегодня пойдет за хлебом. И не

надо делать все то, что мы делали в блокаду, чтобы выжить. Даже боятся больше

нечего... ну просто совсем нечего!

Ленька. Да... боятся-таки правда больше нечего. А знаешь, некоторые уже к

концу войны настолько ко всему привыкли, что воспринимали все это как часть

своей жизни. То есть они уже ничего не боялись.

Тоня. Ничего не боятся только дураки. Или очень несчастные люди.

Ленька. Я бы поспорил и с первым, и со вторым определением. Не потому

же Борька поехал в Корею, что он ничего не боялся. А потому, что в мирной жизни

не мог привыкнуть.

Тоня. Кстати... пора бы ему уже возвращатся..

Ленька. Да, должен уже не сегодня-завтра вернутся. Надо мне срочно

выучить корейский, чтоб не слишком задирался.

Звонок в дверь.

Тоня. Кто это? Ты кого-нибудь звал?

Ленька. Наверное, папа, он всегда без предупреждения приходит.

Тоня. Ты все же спроси на всякий случай.

Ленька. Ладно, спрошу. (подходит к двери) Эй, кто пришел к нам на борщ?

Голос за дверью. Опять борщ! опять борщ! Сколько к ним не приходишь,

всегда у них борщ! Ничего-то не меняется в этой жизни!

Ленька. (недоуменно) Кто-то издевается над нашим борщем, а я даже не

знаю, кто. ( открывает дверь и видит Бориса) Ой, мама! Ты откуда?

Борис. Я не мама! Это я, ваш бывший командир с Дальнего Востока

вернулся! Ну вы и забрались--все ноги оттоптал, пока нашел вашу Охту! Уж не

думал вас когда-нибудь увидеть!

Ленька. (пришел в себя) Я сейчас задам тебе один ужасно дурацкий вопрос.

Можно?

Борис. Ты уже задавал... ну ладно, валяй.

Ленька. Там было страшно?

Борис. Там было просто очень плохо. И все чужое. Даже поговорить не с

кем было, пока я английский хоть чуть-чуть не выучил... Долго я в дверях буду

стоять? И где Тоня? из кухни выходит Тоня

Тоня. Здравствуй, Боря.

Борис. Ну вот, теперь я дома по настоящему. (прижимает обоих к себе)

Тоня. Ну-ка, давай за стол. Или сначала мытся?

Ленька. Конечно, сначала мытся--что ему, грязным за столом сидеть?

Тоня. Вот это правильно, а я пока все подогрею. Ленечка, ты пока посмотри

там что-нибудь из своих рубашек. И помоги мне чистить картошку.

Борис. Ничего не надо! Не надо греть! Не надо чистить!

Ленька. Вы спятили, товарищ командир. Или картошку в кожуре

предпочитаете?

Борис. Ну ладно... я просто отвык от всего.

Тоня. Придется привыкнуть.

Борис. Я постараюсь.

через полчаса все сидят в кухне. Борис переоделся и помылся. на плите

жарится картошка. Борис доедает вторую тарелку борща.

Ленька. Кто-то что-то изволил говорить про наш борщ...

Борис.(с набитым ртом) Не... я ничего. Я так просто.

Ленька. Ну то-то же.

Борис. Рассказывайте мне про всех.

Ленька. Чего рассказывать. Завтра все соберемся, сам все и увидишь. Все в

полном порядке.

Борис. А Чернышев так и не женился?

Тоня. Угадай с трех раз.

Борис. Наверное, нет.

Тоня. Батюшки! Угадал! Да еще с первого раза!

Борис. Трудно было, но я догадался. А наше семейство?

Тоня. О-о! Вот уж у кого самая веселая жизнь! Ты представь, они так и

живут все вместе. Всемером в одной квартире! Ты это представил?

Борис. Подожди, откуда там семь человек взялось?

Тоня. Как откуда--Алка с Алешкой, они же законные хозяева положения,

Асенька с Толей, Дениска--пять, Алкины-Асенькины папа с мамой--вот тебе и

семь.

Борис. Да, не завидую я Дениске.

Ленька. Вот уж точно, досталось ребенку не за что не про что две пары

родителей. Зато у Зинки с Виктором наоборот--одна пара родителей, зато четверо

детей. Мама Виктора не в счет.

Борис. Сколько, ты сказал, у них детей?

Ленька. Да ты за них не волнуйся. Они знают, что делают. У Вики с

Валерой тоже скоро кто-нибудь родится. Месяца через два.

Борис. А вы что же?

Ленька. (мрачно) Ничего. Нам и вдвоем хорошо.

Борис. Извините. Я не хотел.

Тоня. А мы хотели. Знаешь, как мы хотели! Только это все блокада. А и я не

знала.

Ленька. На мне закончится великий род Зоревых. А разве не великий? Как

минимум двое людей с этой фамилией освобождали Россию от немецко-

фашистких захватчиков. К тому же если считать, что у моей жены сейчас такая же

фамилия, то выходит, что целых три.

Борис. Зорев, у тебя словесный понос. Хотя там и есть доля правды. (звонок

в дверь)

Ленька. Да кому же еще не спится на ночь глядя? ( открывает дверь)

Трофимов, ну ты даешь. А если бы нас дома не было?

Алешка. ( пожимает плечами) Да мне просто захотелось к вам зайти в

гости без предупреждения. Это ведь так здорово--открываешь ты дверь, смотришь-

-а там я! Книжку принес.

Ленька. Спасибо. Останешься у нас ночевать. Это ведь так здорово--утром

проснемся, а у нас в коридоре Алешка Трофимов.

Алешка. Еще чего выдумал.

Ленька. Да ты оставайся, Борька из Кореи вернулся.

Алешка. Шутишь?

Тоня. Леня, кто там пришел?

Алешка.(заходит в кухню) Это я там пришел. Здравствуй, Тонечка.

Привет, Борька, ужасно рад тебя видеть.

Борис. И я тебя.

Ленька. Алешка, Борис теперь по английски говорить умеет.

Борис. Mind your own bisness.

Ленька. Чего?

Алешка. Сказал, чтоб ты не лез не в свое дело.

Ленька. Все, вместо корейского буду учить английский.

Алешка. Ладно, ребятки, я побежал--меня семейство ждет. В субботу

прошу всех к нам в гости--будем пить за Борькино возвращение. Борька, ты не

возражаешь?

Борис.. Я? разве я похож на человека, который был бы против нашей

русской водки? Лучше нашей водки нет нигде, уж поверьте!

Ленька. Да уж, в Германии что мы пили, тошно вспомнить.

Тоня. Глупый, это был самогон. Чем бы ты думаешь Чернышев стал бы тебя

поить?

Ленька. Вот верь людям после этого!

Борис. Через пять лет выясняются такие подробности. Все наши будут в

субботу?

Алешка. Разумеется. Тряхнем стариной.

Ленька. Еще как тряхнем.

Алешка. Тогда я отваливаю.

Ленька. До субботы.

сцена вторая.

Алешка у себя дома лежит на диване и плюет в потолок. Входит Алка.

Алка. Здравствуй, Алеша. (ноль внимания) Алеша, что тебе сказали в

Эрмитаже, милый? (ноль внимания) Алексей! Изволь отзыватся, когда с тобой

разговаривает твоя жена! Ну! Что тебе сказали?

Алешка. Сказали, что у меня инвалидность первой степени. Будто я это и

без них не знаю. Теперь мне это еще в историческом отделе Эрмитажа будут

говорить.

Алка. Но ведь там люди нужны.

Алешка. Люди... люди нужны. Только инвалиды никому не нужны.

Алка. Алеша, прекрати! Алешка. Я уже давно прекратил, только мне

работа нужна. Я аспирантуру закончил, в конце концов. Я больше не могу. Я

больше не могу перед ними унижатся. Мне это надоело!

Алка. Но кто говорит о том, что ты унижаешься?

Алешка. Еще не хватало, чтоб об этом говорили. Пусть попробуют, я им

поговорю.

Алка. Ну почему, почему ты не хочешь идти в школу! Что она тебе

сделала? Алешка. Я не желаю плавать в этой грязи.

Алка. Это не грязь.

Алешка. Да? Спроси Тоню. Ей первого сентября знаешь что устроили... да

ведь ты знаешь. Ну зачем я в аспирантуре остался! Кому мои знания нужны! Кому

я теперь нужен, бедный, несчастный! Господи, как мне этот Карамзин надоел!

Алка. Карамзина-то хоть оставь в покое!

Алешка. Сама посуди, кому я нужен с одной ногой. Не могу же я жить в

надежде, что меня когда-нибудь напечатают. Кому я нужен-то?

Алка. Ты сошел с ума. Ты мне нужен! Мне! В любом виде! И я тебе это

говорила еще когда ты на фронт уходил!

Алешка. Я это помню. Только сейчас это уже не помогает. Мне надоело,

что когда я куда-нибудь вхожу, на меня все оборачиваются и провожают

сочувствующими взглядами. Да мне даже в трамвае места уступают! Понимаешь?

Так написано--места для инвалидов и пассажиров с детьми. Это значит--я один из

двух. Представляешь, до чего дошло? Это уж слишком!

Алка. Ну ты не волнуйся. Всемером мы прекрасно проживем.

Алешка. Жизнь прекрасна и удивительна, когда в двадцать семь лет

живешь за чужой счет. Каждая прожитая минута приносит радость...

открывается дверь, входит Толя

Толя. Привет, ребята, как дела?

Алешка, не говоря ни слова, встает с дивана и уходит в комнату.

Толя. Причем тут я?

Алка. Ты пришел не во-время.

Толя. Вот спасибо! Так мне может уйти?

Алка. Да нет, чего там, оставайся. Алешку в Эрмитаж не взяли. Моя

рекомендация не помогла.

Толя. Вот дураки! Он знает больше, чем любой профессор в университете!

Алка очень выразительно смотрит на Толю. Это ты серьезно.--Алка кивает.--

Так...

Алка. Он даже абзац котенку больше не говорит. Он даже на меня не

реагирует. Я его никогда в таком состоянии не видела...

Толя. Я думаю, когда у человека последняя надежда пропала. Ничего, он у

меня заговорит. Я его заставлю пойти в школу, если уж ничего другого не

осталось.

Алка. Ты думаешь, он тебя послушает?

Толя. Я очень постараюсь. Мне самому просто противно, когда я прихожу с

работы, а он валяется на диване, и я же еще в этом виноват. Ну... я пошел.

Алка. Ни пуха ни пера.

Толя с Алешкой.

Толя. Тебе что, опять плохо? Вспоминаешь войну, как лучшее время

молодости?

Алешка. Нет, мне хорошо. Лучше некуда.

Толя. Чего ты на Алку взъелся?

Алешка. Я не взъелся. Я ее люблю. Просто у нас был семейный конфликт.

Толя. Это у тебя не с ней, а с самим собой был семейный конфликт. И

хочешь я тебе скажу, почему? Потому что ты считаешь ниже своего достоинства

выслушивать советы, и не дай бог им следовать!

Алешка. Отстань ты от меня со своими проповедями! Читай их Дениске!

Толя. Придет и его время, не беспокойся. А меня ты послушаешь, я не

Алка, и кричать на себя не позволю. Считаешь ниже своего достоинства в школу

идти? Скажите пожалуйста! Что она тебе сделала? Историю тоже можно

преподавать по разному!

Алешка (себе) Вот достался на мою голову. Знать бы, чего он Аське в сорок

первом наболтал.

Толя. На твоем месте я бы...

Алешка. Так ведь ты не на моем месте! Как вы все не можете этого понять!

Только и знаете, что бубните--на твоем месте, на твоем месте! посмотрел бы я на

вас в моей шкуре! Чтобы ты на моем месте сделал, если бы врач сказал: я отрежу

вам ногу, иначе вы умрете? Только одна маленькая деталь--я вам ее отрежу без

наркоза. И живите потом как знаете! Я без ноги, Алка рожать не может... и Тоня

тоже... они за что, девочки-то наши за что?

Толя. Я не знал...

Алешка. Какая разница, знал ты или не знал. Чего теперь-то...

Толя. Да уж, чего теперь. Ты пойдешь в школу?

Алешка. Пойду, конечно, куда я денусь. Извини, что я все это устроил.

Толя. Да я первый начал.

Алешка. Ладно, мы больше не будем.

сцена третья.

В школе после последнего урока

Тоня. Завтра контрольная! если я увижу, что кто-то списывает, выставлю за

дверь! Сидоров! Это лично к тебе относится!

Сидоров. Антонина Михалойвна, че сразу я!

Тоня. Идите уж! У кого есть вопросы, я сейчас могу помочь, а то завтра

поздно будет! Сидоров, у тебя есть вопросы?

Сидоров. Чего всегда я во всем виноват?

Тоня. Сидоров, иди домой, и занимайся, Сидоров, может, что-то выучишь!

все пулей вылетают из класса. остается только одна девочка, очень

красивая, отличница, тихая и спокойная. Она подходит к Тоне

Галя, у тебя вопрос?

Галя. Нет, нет, у меня нет вопросов. Вы все так хорошо объясняете! Я

просто хотела спросить...

Тоня. Что же?

Галя. Я... я не знаю... как бы это спросить...

Тоня. Я никому не скажу. Я обещаю. Можешь спрашивать все, что хочешь.

Галя. Спасибо! А то я даже свою маму боялась спросить об этом...

Антонина Михайловна, а вы знаете, кто мой сосед по квартире?

Тоня. Нет. А кто?

Галя. Слава Чернышев.

Тоня. Правда! Как же я не догадалась, когда он к своему заводу ближе

переехал. В самом деле, как все интересно вышло! Так что же?

Галя. Как бы мне его внимание получше привлечь?

Тоня. (себе) Вот так дела! Ну, Славка! Такая красота у него под носом, а он

и в ус не дует! Галя покрасивее Зиночки будет! Вот дела! ( Гале) Галенька, ты моя

самая лучшая ученица! Хочешь, я тебе про него все расскажу? Все, что ты

захочешь!

Галя. Зачем вам это, Антонина Михайловна? Вы заняты, наверное.

Тоня. Я? Я своего мужа заставлю сегодня проверять тетрадки... да, я это

сделаю. А пока он не пришел с работы, я совершенно свободна. Пошли к нам чай

пить!

Галя. Ой, неудобно!

Тоня. Собирайся. (напевает себе под нос, складывая тетрадки) а мы

Славку женим, женим мы нашего Славку... не пройдет и года... или я не я буду!

через полчаса у Тони дома

Тоня. Галя, съешь еще борща. Мне некуда его девать.

Галя. Я сейчас лопну. Ведь мы договаривались только на чай.

Тоня. Конечно, только чай--а ты думала, я тебя пирогами буду кормить?

Галя. Антонина Михайловна, он меня совершенно не замечает. Ну просто

вообще. Он вечером приходит--привет, Галюшка, утром уходит--пока, Галюшка, а

в выходные его вообще нет! Даже Татьяна Сергеевна не знает, где он пропадает...

Тоня. Уж нам известно, где. Алешка под его диктовку главу в мемуарах

пишет: ''Живые воспоминания танкиста.'' А потом они втроем с Толей пьют...

нашли смысл жизни...

Галя. Что?

Тоня. Да нет, это я так. Потом тебе когда-нибудь и про других своих друзей

расскажу.

Галя. Антонина Михайловна... а почему вы на фронт поехали?

Тоня. Долго рассказывать. Но вообще... я так люблю моего мужа, что я не

могла сидеть просто сложа руки, не зная, где он и что с ним... и я уже не думала,

что может случится со мной... это было не совсем точно так, но главный смысл был

в этом.

Галя. И я бы хотела... так любить. Это, наверное, так прекрасно!

Тоня. Да... тогда забываешь все на свете, и про себя саму забываешь...

только это чувство должно быть взаимным. В одиночку оно не имеет никакого

смысла. Не тяни, Галенька. Только себе сделаешь хуже.

Галя. Спасибо, Антонина Михайловна! Я пойду!

Тоня. А чай?

Галя. Лучше вы к нам на чай приходите!

сцена четвертая

на другой день в школе Алешка, разодетый в черные брюки, белую

рубашку и галстук с самым деловым видом подходит к Тоне

Алешка. Бонжур. How are you doing?

Тоня. Алеша, тебе, может, лучше английский преподавать?

Алешка. Не. Я другое придумал. Я буду преподавать французскую историю

на английском языке. Ты прекрасно выглядишь.

Тоня. Да и ты тоже. В галстуке я тебя вообще никогда не видела.

Алешка. Ты что... издеваешься надо мной? Я же при всем желании не могу

прекрасно выглядеть. Тоня. Что с тобой? Ты с каких пор стал на людей бросатся?

Алешка. С тех пор, как мне старушки в трамвае места уступают.

Тоня. А ну-ка подойди сюда, граф Монте-Кристо. (тащит его в угол ) Ты

как смеешь опускать себя до такого состояния? ты же нас сам всех лечил, когда мы

в двадцать второго июня головы потеряли... ты же самый трезвый из нас всех!

почему ты теперь перестал относится к себе, как к человеку? Что ты себе внушил?

Алешка молчит. Или это тебе другие внушили?

Алешка. Пошли со мной к Павлу Сергеевичу.

Тоня. А я тебе зачем нужна?

Алешка. А вдруг он меня не узнает и ты должна будешь ему доказать что я-

-это на самом деле я, а не граф Монте-Кристо?

Тоня. Ты неисправим.

Алешка. Теперь уже--нет. Но учти, если Павел Сергеввич меня не возьмет,

я домой не пойду... буду жить у вас и питатся борщом.

Тоня. Алешка, скажи своей крыше, чтобы она вернулась!

Алешка. Просто мне надоело у Алки на шее сидеть! А ты классную

фразочку придумала. Я ее запишу, можно?

Тоня. Да мне все равно!

подходит Павел Сергеевич, внимательно смотрит на это парочку.

Боже, как изменила их война и время! А ведь я хорошо сделал, что первый из

всех учителей поверил в их театр. Ах, Трофимов, Трофимов, историк ты наш,

как же с тобой обошлась война жестоко. Ах, как же был Атос в его

исполнении великолепен на представлении трех мушкетеров! Тоня, Тонечка,

бог ты мой, кто расскажет, что ты вынесла в зиму сорок первого, как стояли

мы в очередях за хлебом, как прелестна была в твоем исполнении малышка

Кэт! Да что это я? Все это было давно. Стоят они сейчас передо мной,

взрослые мои дети. Живые... и это главное.

Павел Сергеевич. Добрый день, товарищ Трофимов. Давненько вас не

было. Можно сказать, с самого выпускного. Девять лет--срок немалый.

Алешка. Извините, Павел Сергеевич. Разрешите с вами поговорить?

Павел Сергеевич. Конечно. Сейчас как раз большая перемена. Извини нас,

Антонина Михайловна. Тоня. Алешка, я с тобой поговорю еще!

в кабинете у Павла Сергеевича.

Павел Сергеевич. Я слушаю тебя, Алеша.

Алешка. Так-то лучше. А то-- товарищ Трофимов, товарищ Трофимов!

Павел Сергеевич. Это я для затравки. Ведь тебе уже не семнадцать.

Алешка. Да. А жаль.

Павел Сергеевич. Где ты воевал?

Алешка. Я же люблю путешевствовать. Вот я и перебрался с

Ленинградского фронта на Сталинградский. Такая уж мне судьба досталась.

Павел Сергеевич. Так ты освобождал Сталинград?

Алешка. Не успел--меня до этого ранило. Но морально я был там.

Разрешите теперь к делу?

Павел Сергеевич. Да, да, конечно. Алешка. Павел Сергеевич, я прошу вас,

скажите мне только одно: да или нет. Я кончил аспирантуру с красным дипломом,

у меня ни одной четверки. Я сдал государственные экзамены.

Павел Сергеевич. Ты много добился за это время.

Алешка. Подождите, Павел Сергеевич. Ничего я еще не добился. Это

никого не волнует. Меня никто не берет на работу. Даже Эрмитаж, хотя там сейчас

во как историки нужны!

Павел Сергеевич. Это еще почему?

Алешка. Потому что кроме Ленинграда и Сталинграда у меня еще и

инвалидность первой степени. Павел Сергеевич открывает ящик письменного

стола и достает бумагу.

Павел Сергеевич. Подписывай.

Алешка. Что? Павел Сергеевич. Подписывай, я тебе говорю. Или тебя

полная ставка не устраивает? Алешка. (голос дрогнул) Павел Сергеевич!

Павел Сергеевич. Будет, будет. Учти, на твою последнюю тираду я плевать

хотел. Я бы тебя даже без аспирантуры взял. Завтра начать можешь?

Алешка. Хоть сию минуту.

сцена пятая

Ленька. Тоня, проснись. Просыпайся, мне нужно с тобой поговорить.

Тоня. Ленечка, что ты придумал в два часа ночи?

Ленька. Я все понял. Я все понял, зачем он это сделал.

Тоня. Что ты там еще понял? Кто сделал? Что сделал?

Ленька. Данька. Я понял, почему он застрелился.

Тоня. Ты что, не спал все это время?

Ленька. Я должен был это понять. До конца понять. Я это понял.

Тоня. Поздравляю.

Ленька. Как ты можешь?

Тоня. Это я со сна. Извини. Мы не можем поговорить об этом завтра? Я не

хочу, чтобы мне сегодня снились кошмары. У нас завтра контрольная.

Ленька. Нет. Я хочу сейчас. Так я тебе объясню Я представил себя на его

месте и пересмотрел все возможные ситуации. И они меня не порадовали. Чтобы я

делал, если бы у тебя были сломаны обе ноги? А вдруг ему бы сказали, что он не

смог бы летать? Как он жил бы тогда? Как он мог сесть нам на шею, сказать: я

больной, а вы здоровые, вот и спасайте меня, думайте за меня. Реально посуди,

чтобы там с нами было втроем? Умерли бы с голоду, только все вместе. Можно

подумать, было бы от этого веселей умирать...

Тоня. Валера бы нас нашел...

Ленька. А если бы нет? А если бы нет? Вдруг бы он не к тем соснам

повернул? это же была случайность, это была такая судьба, что мы встретились,

что это, возможно, решило всю нашу военную дорогу потом. Может, мы и со

Славкой потом в Берлине только поэтому встретились. Может, мы и в Берлин-то

только поэтому попали. Станешь тут фаталистом на нервной почве.

Тоня. Все равно, все равно я не оправдываю его поступок. Человек не

вправе лишать себя жизни. Ленька. Ты не права. Он же хотел, чтоб нам было

лучше. Понимаешь? Он сделал это не для себя, он это сделал для нас. Теперь-то я

это понял окончательно!

Тоня. А Зойка-то.

Ленька. Да ладно, вот тоже прицепились к человеку. Обидно только, что он

так до последней минуты в нее верил. А Шурочку я знаешь за что невыношу?

Тоня. Могу догадатся. Я только не совсем понимаю, почему ты ее можешь

оправдать, а его нет. Ленька. Да потому что! Мальчику с первой минуты было

сказано, что есть другой. Взял бы да и не появлялся больше, она бы и забыла про

него. Так ведь нет же... ''Я ему зла не желал, я ему зла не желал...'' Оправдание

нашел в двадцать четыре года! Как несправедлива жизнь, черт побери!

Тоня. И смерть. Смерть тоже несправедлива.

Ленька. Ну хорошо. Хорошо. Значит, Зоенька встречалась с Шурочкой,

ничего о Даньке не зная. И продолжала с ним встречатся, после того, как узнала...

господи, да чем мы себе пять лет спустя голову забиваем? а тебе-то она что

сделала, что вы не здороваетесь?

Тоня. Не знаю. Мы в школе лучшими подружками были--Зойка, Вика, и я,

дня не могли прожить друг без друга, а вот теперь... может, если бы Данька был бы

жив, все было бы по другому.

Ленька. Если бы он был жив, все было бы по другому. Ну вот... может хоть

это нас теперь по ночам перестанет мучать.

Тоня. Я надеюсь. А ты... ты как больше всего представляешь его живым?

Ленька. Когда они с Сережкой нас на вокзал провожать пошли. Он мне

сказал тогда: ''Пожалуйста, сделай одолжение и вернись живым.'' Я вернулся. А он

нет. Вот так и живем. А теперь спать, милая. У тебя завтра контрольная.

Тоня. Спокойной ночи.

сцена шестая.

Тоня. Татьяна Сергеевна, добрый вечер. Слава дома?

Татьяна Сергеевна. Тонечка, дорогая, заходи, не стой на пороге! Слава

должен прийти с минуты на минуту. Садись, подожди его. Вот он тебе обрадуется!

Ну, как же вы с Леней живете? Совсем у нас не бываете!

Тоня. Вы уж простите нас, Татьяна Сергеевна. Совсем времени нету.

Татьяна Сергеевна. А сейчас ты просто так или по делу?

Тоня. И просто так, и по делу. входит Галя.

Татьяна Сергеевна. А вот я тебя с нашей Галей познакомлю. Вон у нас

какая красавица растет!

Тоня. А мы уже знакомы. Привет, Галь!

Галя. Здравствуйте, Антонина Михайловна.

Татьяна Сергеевна. Ну вот, значит, они уже без меня все придумали. Вы,

может, и сына моего без меня жените? А то ведь внуков не дождусь.

Тоня. (таинственно) Кто знает, может, и женим.

Татьяна Сергеевна. Ты кого-то имеешь в виду?

Тоня. (еще более таинственно) Все может быть.

Галя. Антонина Михайловна, у меня к вам вопрос по английскому.

Татьяна Сергеевна. Пойду чайник поставлю. (уходит) Галя. Антонина

Михайловна, вы зачем пришли?

Тоня. Ш-ш1 У меня план. Стратегический.

Галя. Антонина Михайловна, я же вам ничего не говорила!

Тоня. Разумеется. Я сама все придумала. У меня богатая фантазия. Галя, все

будет хорошо. Я знаю, что я делаю. Давай свой вопрос.

Галя. Это и был мой вопрос. Но если вы все знаете, то я буду спокойна.

Тоня. Вот и умница. входит Славка.

Славка. Мам, я есть хочу!

Татьяна Сергеевна. К тебе гости пришли, а ты про еду сразу.

Славка. Какие гости? (заходит в комнату) Тоня! Привет! Это хорошие

гости! (хватает на руки, кружит по комнате)

Тоня. Поставить!

Славка. Есть поставить! (опускает ее на пол) Привет, Галюшка.

Тоня. Пока, Галюшка. Мы уходим.

Татьяна Сергеевна. Куда? А поесть? А чай?

Славка. Мам, не волнуйся.

Тоня. До свидания, Татьяна Сергеевна! (уходят) у Тони дома

Славка. Ну, в чем дело? Где Зорев?

Тоня. Они с Алешкой и Толей сегодня пьют, хотя я это не оправдываю. Но

дело не в этом.

Славка. А я тебе зачем понадобился?

Тоня. Попробуешь мой борщ. Не все же мне им Зорева кормить.

Славка. По рецепту моей мамы. Очень умно. Выкладывай, зачем меня из

дома вытащила.

Тоня. Да ты что, все время собрался под мамочкиным крылышком сидеть?

Славка. Что тебе моя мама сделала? послушай, если ты меня привела сюда

морали читать, так ведь я это дома достаточно слышу.

Тоня. Нет, не достаточно! Славка, ты что, слепой, или притворяешься, или в

самом деле не видишь, что у тебя под носом делается?

Славка. Очень вкусный борщ! Молодец моя мама!

Тоня. Ты почему не женишься? (себе) Вот вам, бабушка, и Юрьев день--

стратегический план!

Славка. А чего это обязательно все должны женится? Вон Сережка не

женился, и спокойно живет. Тоня. Вот-вот, сравнивай себя с Осой. Он, может, еще

тайно за Зиночкой ушивается.

Славка. Не надо сказок, он Виктора, как огня боится. Хотя я думал, что

после блокады уже боятся нечего.

Тоня. У каждого человека свой предел есть. Например, у Осы--Виктор.

Славка. Ха! Ну на ком я женюсь! На ком! Для меня еще никто не создан!

Вам с Ленькой хорошо, вы нашли друг друга, а я, может, еще в поисках!

Тоня. Оправдания Александра Оленева.

Славка. Кстати, как он живет?

Тоня.. Да ведь ты у него в бригаде.

Славка. Не, мы меня перевели. Он сказал, что я могу опошлить любую

стружку и мешаю ему этим работать.

Тоня. До Сашеньки дошло.

Славка. Вот именно, дошло до него при всех присутствующих. Я ему чуть

не врезал. Но нас остановили. Совсем он шуток не понимает, братец твой.

Тоня. Уж я им займусь, не волнуйся. А у вас соседи классные.

Славка. Что правда, то правда. Хорошо с ними жить, не то что Осе в его

коммуналке. Мы уже прямо как одна семья.

Тоня. Прямо как? Красивая у вас семья!

Славка. Галя-то? Красивая. Ну ладно, я пошел. Спасибо за борщ. ( уходит)

Тоня. Ах! Он соизволил заметить, что она красивая!

сцена седьмая Сцена из жизни семейства А в кубе плюс Т, что в

переводе на человеческий язык с языка котят означает: Алешка, Алка, Асенька

и Толя. Алешка с Толей сидят по разным концам дивана и режутся в морской

бой. На кухне Алка проверяет Алешкины тетрадки, Асенька стоит посередине

коридора с тряпкой в руке перед ведром грязной воды.

Толя. Координаты Б четыре!

Алешка. Ой! Мерзавец! Потопил моего трехклеточного!

Асенька. Сам ты мерзавец! Я уже полчаса намекаю на то, что мне пора

вымыть эту комнату--вон отсюда!

Толя. А в нашу комнату ты нас не пускаешь потому, что там пол еще

мокрый?

Асенька. Догадливый ты наш!

Алешка. Когда же нас обедом накормят? Алкин, в чем дело?

Алка. Полюбуйтесь на них! разлеглись на диване и еще чего-то требуют!

Алешка. В доме, дорогая моя, должно быть разделение обязанностей.

Алка. Вот я и наблюдаю, как вы их с диваном с сегодняшнего утра

разделяете!

Асенька. Этих лентяев надо проучить, раз и навсегда.

Алка. Вот я сейчас как всю чернильницу на тетрадки вылью!

Алешка. Ученики-то тебе что сделали?

Асенька. Все мужья--свиньи! Свиньи!

Толя. Ну вот, нарвались. Алешка, К-шесть!

Алешка. Ой! Ведь я плавать не умею! Я утонул, и никто не пришел мне на

помощь! Стой, это ведь был мой ход!

Толя. А плевал я, раз ты его пропустил.

Алешка. Это нечестно! Я на тебе еще отыграюсь! Б-восемь!

Толя. Четырехклеточный! Абзац котенку!

Асенька. Я последний раз говорю, вон с дивана. Или вам самим будет такой

абзац, что...

Толя. Что? Что нам будет?

Алка. Ничего хорошего.

Алешка. (задумчиво) Это забавно.

Через секунду Алка с Асенькой берутся за ведро и выливают его на

мужей. Алешка с Толей вскакивают с дивана. С обоих ручьями стекает вода.

Толя. Диван бы хоть пожалели!

Асенька. На себя полюбуйтесь, мокрые курицы, диван их волнует!

Алка. Вон отсюда, и не показывайтесь до вечера!

Алешка. А обед?

Алка. Ваши проблемы, поручик!

Алешка с Толей переодеваются и покидают жилище. Алка с Асенькой

переглядываются с довольным видом.

Асенька. Как мы их отделали! Как мы их помыли! Какие у них были

вытянутые морды лица! Ради таких минут стоит жить!

Алка. А кто выгнал-то?

Асенька. Ну, ты тоже свой вклад сделала. Теперь хоть поговорить можно

будет.

Алка. Это точно. А то вечно кто-нибудь из этих под ногами болтается...

Толя с Алешкой на улице

Толя. Да, похоже, мы в самом деле нарвались. Хороша наша семейная

жизнь! А мы-то еще клялись друг другу, что у нас не будет спор и ссор...

Алешка. Удивил. Мы, думаешь, не клялись? Похоже, идеал воплотился

только у Зоревых. Хотя этого и следовало ожидать. Скажи мне лучше, Красная

Шапочка, кто нас ждет сегодня на обед?

Толя. Зоревы?

Алешка. Тащится на Охту ради борща? Ты что, себя не любишь?

Толя. Вика с Валерой?

Алешка. Тоже не угадал!

Толя. Зинка с Виктором?

Алешка. Ты давно в детском садике не был?

Толя. Чего ты ко мне прицепился? Чего? Сейчас пойдем к Осе, он тебя

стружками с завода накормит! Алешка. Я есть хочу! Меня духовная пища не

устраивает! А на ресторан я еще не заработал, разве что ты меня желаешь угостить!

Толя. С самого рождения мечтал. Ладно уж, остается вернутся домой и

просить прощенья. Только цветов надо купить, а то еще не пустят.

Алешка. Чур за цветы ты рассчитываешься.

Толя. Я? Я-то тебе чего сделал?

Алешка. А кто без очереди потопил моего трехклеточного?

Толя. Ладно, черт с тобой. Только я тебе еще это вспомню.

сцена восьмая

Шура. Если бы мне не сказали, никогда бы я не нашел вашу Охту.

Ленька. Заходи, гостем будешь.

Шура. Спасибо. Ничего не надо, разговор будет короткий.

Ленька. (себе) Давно пора.

Тоня. Ну ладно, мальчики, я вас оставлю. Только не деритесь, не говорите

друг другу нехороших слов, а главное, не бейте посуду--у нас ее мало.

Шура. Тоня, ты ангел.

Тоня. Приму это к сведению. (уходит)

Ленька с Шурой, оставшись вдвоем, долго смотрят друг на друга.

Никому неохота начинать первому. Каждый считает, что именно он не в чем

не виноват.

Ленька. Так и будем сидеть до утра? У меня время есть, я никуда не ухожу.

Шура. Мне интересно, ты действительно ничего не понимаешь, или просто

делаешь вид, что ничего не понимаешь, или это Вика у вас всем заправляет...

Ленька. О чем речь идет?

Шура. Перестань валять дурака!

Ленька. Эй, Тоня сказала--не обзыватся!

Шура. А если до тебя иначе не доходит?

Ленька. Что-то до меня в самом деле никак не доходит. Растолкуй мне, что

к чему.

Шура. К Алешке нас в прошлую субботу не позвали. Чья была идея--твоя

или Викина? сами должны были догадыватся, что Борис вернулся, да?

Ленька. Чего ты тут сидишь и нудишь, что Вика с Зойкой больше не

дружит? Причем тут я? Взрослые люди, пусть сами разбираются. А про субботу я

вообще не в курсе--Алешка хозяин, к нему и все претензии. Шура. А у тебя что же,

головы на плечах нет, товарищ бывший режиссер? Самому слабо подумать?

Ленька. Во первых, когда я был режиссером, тебя в нашем обществе еще

вообще не существовало. Мы о тебе и не мечтали.

Шура. Я не знаю, чем я тебя оскорбил. Я не был информирован о том, что

когда я встречаюсь с девушкой, я должен заботится о чувствах друзей ее бывших

любовников.

Ленька. Конечно, нет. И о том, что он любил ее до последней минуты, ты

тоже не был информирован. Шура. (трагическим голосом) И он умер с ее именем

на устах. То, что вы с Тоней святые, нам известно, да только простить не можете

того, что семь лет назад было.

Ленька. Слушай, иди-ка ты... иди-ка ты, куда твой дедушка ходил!

Шура хватает чашку, швыряет ее на пол. Чашка разбивается на мелкие

осколки.

Шура. Передай пожалуйста Тоне, чтобы она забыла наш адрес.

Ленька. Пожалуйста.

Шура. Хотел бы я только знать, до каких пор вы все это помнить будете.

Ленька. Я это всю жизнь помнить буду. Всю жизнь. Понял?

Шура. Так значит, всю жизнь. Хорошо, что Охта от нас далеко. (достает

из кармана мелочь) Это за чашку. А то у вас посуды мало.

Ленька. Я тебе сказал, куда ты можешь идти. Вместе со своими деньгами.

(Шура хлопает дверью) Ленька. Черт бы его побрал, этого Шурочку! Да ведь он-

то вовсе не виноват в том, что Данька застрелился. Вот такая глупая история!

сцена девятая

на кухне и Тони с Ленькой собрались Валера, Вика, Виктор и Зинка

Виктор. Этот дом--самый лучший дом на свете.

Зинка. Мой муж впал в сентиментальность. Сейчас Ташкент начнет

вспоминать. Как лучшее время своей жизни.

Виктор. Я действительно считаю, что этот дом самый лучший во всем мире.

Валера. Я абсолютно согласен. Я только сейчас это оценил--никаких мам,

пап, бабушек, соседей, детей...

Зинка. Что ты там про детей?

Валера. Это я любя. Я очень люблю детей. Конкретно одного. Еще не

родившегося, но уже...

Вика. Валерочка, успокойся.

Валера. Зорев, пошли побеседуем. Ты меня успокоишь. (Валера и Ленька

выходят в комнату) Чего вы с Шуркой не поделили?

Ленька. Тебе уже пожаловались? Быстро у нас корреспонденция работает.

Из каких же уст?

Валера. Из уст обиженного.

Ленька. Ах, ужас какой! да, я там нагородил, конечно. Но доля правды все-

таки была. Вы что, общаетесь?

Валера. Не так чтобы очень, но раз уж пошла такая пьянка, то на тебя были

серьезные жалобы. В самом деле, чего ты прицепился к мальчику? Не виноват же

он, что у Зойки глаза красивые. Что ты вообще о нем знаешь? если уж на то пошло,

так они с Андрюшкой и Сашкой город освобождали. Может, если бы не они, мы бы

тут вообще не сидели.

Ленька. Что вам угодно, ваше величество?

Валера. Не руби сук, под которым сидишь. Друзей легко потерять, найти

гораздо труднее.

Ленька. Мудро. Ну ладно, я извинюсь, хоть это и не входит в мои правила.

Можем ли мы вернутся к обществу?

Валера. Раз ты пообещал быть хорошим мальчиком, тогда разумеется.

(возвращаются в кухню)

Тоня. Давайте чай пить!

Виктор. Мне, пожалуйста, покрепче. А то вы пьете не чай, а белые ночи. Не

умеете вы чай по настоящему пить.

Зинка. Не обращайте на него внимания--это он годы эвакуации в Ташкенте

вспоминает.

Ленька. Вечно все на что-то жалуются. То одно плохо, то другое, теперь

еще чай не тот. (неизвестно к чему) Данька вообще всегда пил без заварки. Вот.

Валера. Это было глупо.

Ленька. В последнее время я вообще почему-то говорю исключительно

глупости.

Зинка. Да что вы все дохлые какие-то сегодня! Хоть бы спели уже, что ли!

Виктор. Да, хорошая мысль. (берет гитару) Отцвели уж давно хризантемы

в саду... любимый романс Бориса.

Зинка. Еще лучше!

Вика. Тонечка, можно мне стакан воды? (она вдруг бледнеет)

Валера. Вика, что с тобой? Может, поедем домой?

Вика. Нет-нет, не надо никуда ехать. Просто чуть-чуть голова закружилась.

Валера. Просто мне это не нравится! Товарищ доктор, к чему голова

кружится?

Виктор. А любовь все живет... (бьет по струнам) К дождю.

Валера. А при беременности?

Виктор. А при беременности к грозе. Все в порядке. Не волнуйтесь. Вика,

полежи пятнадцать минут, и все будет хорошо. Просто замечательно все будет.

Вика. Тонечка, можно мне к вам в комнату?

Тоня. Конечно можно, что за вопрос. Я тебе сейчас достану шерстяное

одеяло.

Вика встает, чтобы идти в комнату, и вдруг хватается за стенку.

какое-то время она стоит, не шелохнувшись, потом задыхается и сползает на

пол.

Валера. Вика, что с тобой? Витька, что это?

Виктор. Вон отсюда! Все! Все вон! Что стоите, не знаете, как люди детей

рожают?

Вика. Нет! Я не хочу! Еще целый месяц! Валерочка, милый, еще целый

месяц! Боже мой, этого не может быть!

Виктор. Тоня, простынь, воду! Ты мне нужна, остальные вон, сколько

повторять!

Валера. Я остаюсь.

Виктор. Только ты мне тут нужен! Ленька, да уведи же ты его подальше. Я

за все отвечаю.

Ленька с Валерой уходят.

Зинка. Витя...

Виктор. Я сделаю все возможное и невозможное. Ты же меня знаешь.

Скажи им. Я за все отвечаю. Зинка. Я просто хотела сказать, что я люблю тебя.

Виктор. Это я знаю. Иди, пожалуйста.

Зинка, Ленька и Валера сидят на ступеньках подъезда.

Валера. Не должно же. Не должно. Рано еще. Целый месяц еще, даже я

знаю, что это рано. Да что же мы сделали, что нам сейчас все это?

Зинка. Это ничего страшного. Я со своего собственного опыта говорю.

Валера. Ну-ка, расскажи мне все, что знать положено.

Зинка. Да ведь девять месяцев--это только условно. В первый раз у меня на

неделю раньше началось, во второй--на неделю позже.

Валера. А что когда на месяц?

Зинка. Ничего хорошего. Ой!

Ленька. Зинка, придумала бы ты уж что-нибудь!

Зинка. Тебе в госпитале придумывали? Тебе сразу было рассказано, что к

чему и где лежит! лучше уж сразу все плюсы и минусы знать.

Валера. Да ты права, пожалуй. Только речь-то тут не о нас идет. Что-то

маленькое и живое, которое еще вообще света не видело. Да вы знаете... уж лучше

чтобы ребенок, только бы с ней было все в порядке. Ленька. Со всеми все будет в

порядке.

Зинка. Конечно! Виктор сказал, что он за все отвечает.

Валера. И за смерть? Ленька, дай сигарету.

Зинка. Что? И вы тоже? (Ленька достает пачку сигарет) Да с каких же

пор?

Ленька. С тех самых. А ты что, ведешь борьбу с курением?

Зинка. А что ты думал? Ведь я жена врача.

Валера. Действительно, что ты думал? (Валера чиркает спичку, она тут

же гаснет на сентябрьском ветру. Чиркает опять, спичка ломается, дрожат

пальцы.) Этого мне еще только не хватало!

Ленька. Спокойно, из любой ситауации есть выход. (достает зажигалку)

Валера. Это еще откуда?

Ленька. Борька из Кореи притащил.

Валера. Оригинально!

Зинка. Вот я все Виктору расскажу, вот вы у меня попрыгаете со своими

корейскими зажигалками, капиталисты проклятые!

Ленька. Зинка, ты, между прочим, одна свидетельница против двух

капиталистов.

Зинка. Теперь Ленечка начнет врать. Валера, и ты это допускаешь?

Валера. Конечно. Иногда в жизни необходимо соврать, иначе ничего не

добьешься.

Ленька. Мудро, друг мой.

Зинка. Ой, куда все катится... все моральные устои...

Валера. Помолчите-ка, а, друзья мои

. Некоторое время они сидят, тесно прижавшись друг к дружке, не

говоря ни слова. Так проходит еще примерно полчаса.

Валера. Я сейчас туда пойду, ей-богу.

Ленька. Сиди. Если нужно будет, просидим до рассвета.

Тоня. Эй, котята! Валера пулей бросается наверх.

Ленька. Ну что? Что?

Зинка. Да не что, а кто?

Тоня. Все в порядке. Мальчик.

Зинка. Правда? все живы?

Тоня. Что могло случится? Там же был твой муж. Он был просто

великолепен.

Зинка. (гордо) Будто я этого не знаю! (убегает наверх)

Ленька. (прижимает к себе Тоню) Ассистент был тоже неплохой, могу

тебя уверить.

Тоня. Ассистенту сначала было страшно до ужаса. Жизнь ведь все-таки.

Две жизни. Вика же. Моя подруга. Ленька. Все в порядке. Все уже позади. Я тобой

горжусь просто ужасно...

Тоня. Я люблю тебя.

Ленька. Я люблю тебя. Пойдем, ты замерзла вся. (поднимаются наверх)

Виктор. Ну вот, стоило так переживать. Для меня принять роды все равно

что из Леньки три пули вытащить. Все хохочут, как будто это самое смешное

сравнение на свете.

Вика лежит на кровати, укрытая одеялами, Валера держит на руках

орущего малыша.

Тоня. Вика, тебе что-нибудь нужно?

Виктор. Тишину и покой ей нужно. Тоня, дорогая, чтобы я делал без тебя?

Бросай свою школу, иди к нам в больницу.

Ленька. Это мы еще обсудим на семейном совете.

Виктор. Спать, несчастные!

Вика. Какое спать? детское время.

Валера. Ребята, слушайте меня. Сегодня, седьмого сентября тысяча

девятьсот сорок девятого года изволил появится в сей бренный мир наш сын... наш

сын... Вик, как мы его назовем-то?

Вика. Даня, как же еще.

Валера. Даниил Смирнов.

Вика. Странно все-таки, что он так кричит не переставая.

Виктор. Что ж ты хочешь чтоб он смеялся?

Вика. Все равно, меня это беспокоит

Зинка. Витенька, ты устал, пойдем домой, милый.

Виктор. Да-да, сейчас. Короче, такие дела, ребята Зоревы. Вам, похоже,

надо будет переселится денька на четыре, потому как Вике запрещается двигатся.

Тоня. Поедем к Сашке.

Ленька. Ой, только не к нему!

Тоня. Ленька!

Ленька. Ну ладно, ладно...

Валера. От такого решения наш сынок даже перестал плакать. Спасибо вам,

ребята.

на всякий случай Виктор подходит к малышу. Вдруг мальчик хватает

ртом воздух, как рыбка, машет ручками и замирает. Вика схватила Тоню за

руку, у Валеры останавливается взгляд

Виктор прижимает мальчика к себе.

Валера. Витька! ну?

Виктор. Простите меня. Я больше ничего не могу. За смерть я не отвечаю.

Простите меня.

Вика зарывается в подушку и засовывает ее в рот, чтобы не зареветь.

Уж лучше бы он умер сразу. Уж лучше бы она умерла... Уж лучше бы все это

оказалось кошмарным длинным сном... Ленька прижимает к себе Валеру.

Ленька. Валерка, не плачь. Не плачь, потому что еще не время для слез. Это

еще не самое страшное, что приготовила нам судьба.

Зинка. Господи... что может быть хуже, чем увидеть смерть своего

ребенка?

Тоня. Жить с сознанием, что у тебя никогда не может быть своих детей.

Ленька. Да что же вы! Что вы говорите! Ведь вы ничего не поняли! Мы все

можем, мы все можем выдержать, любые несчастья и радости, все, что нам

предназначено, только потому, что мы все есть друг у друга! Неужто вы это не

поняли до сих пор?

ЧАСТЬ ВТОРАЯ

сцена первая

Тоня. Я все равно никогда к этому не привыкну. Сколько я это видела, все

равно никогда не смогу привыкнуть. Ленька. К тому, что жизнь так быстро

становится смертью?

Тоня. Да.

Ленька. Может, смерть--это часть жизни?

Тоня. Я не понимаю. Ведь все было нормально. Абсолютно все.

Ленька. Да, если не считать того, что роды начались на месяц раньше.

Тоня. Но ведь Виктор сказал, что... Ленька. Да что вы все молитесь на

вашего Виктора!

Тоня. Может, потому, что он когда-то тебе жизнь спас?

Ленька. Гмы. Это было так давно, что я уже почти перестал об этом думать.

Свинья я, все-таки, порядочная.

Тоня. Да ладно тебе. А ты на Бориса молишься.

Ленька. Молиться я не умел никогда... Я просто в него верю. Вот погоди,

выучится, переплюнет вашего Виктора.

Тоня. Не понимаю я, чего его обратно в институт потянуло.

Ленька. Человек никогда ничего не делает наполовину. Вот и все.

Тоня. Все равно я не понимаю, почему именно этот мальчик должен был

сегодня умереть...

Ленька. Что-то я разошелся с понятиями о вечной дружбе... ну ладно, я

правда так думаю. Господи, как же я тебя люблю! Я так люблю тебя, что уже

наверное не стал бы ни с кем разделять это. Я про детей.

Тоня. А я хотела бы. Хотела бы знать, что это значит--маленькое существо,

которое ты называешь сыном или дочерью...

Сашкин голос за стенкой. Эй! За стенкой! имейте совесть!

Ленька. Можно, я ему подушку в рот засуну?

Тоня. Неужели кто-то Сашеньке способен заткнуть рот подушкой?

Ленька вылезает из-под одеяла с очень воинственным видом, берет

подушку и направляется в соседнюю комнату. Сашка, почуя неладное, опередил

Ленькино намерение и появился в комнате первым.

Сашка. Я пришел к тебе с подушкой, рассказать, что ты с приветом!

Ленька. Молчите, поручик!

Сашка. Вот еще! Я отдал вам свою собственную комнату, и теперь вы нам

с папой и мамой не даете спать, выясняя смысл жизни и смерти! А мне вставать

через четыре часа!

Ленька. Так уж и быть, когда ты в следующий раз будешь у нас ночевать,

можешь тоже до двух часов ночи выяснять смысл жизни и смерти.

Сашка. Ну вас на фиг. По моему, нет смысла ни в том, не в другом явлении.

Тоня. Сашенька, я впервые слышу от тебя такие речи.

Сашка. С такой сестрой да не стать философом под старость лет.

Ленька. Что это ты там про сестру?

Голос отца за стенкой. Эй, вы, там, молодежь, растущее поколение!

Сашка. Слушайте, если еще и папаша встанет, я вообще не за что не

ручаюсь.

Тоня. Если ты пообещаешь нам на завтрак приготовить английские тосты,

то мы так и быть угомонимся. Правда, Ленечка?

Сашка. Зорев? Угомонится? Пойдет спатеньки? Свежо преданье...

Голос отца. Я сейчас встану!

Сашка. Ладно, ладно! Получите вы свои тосты... Может, вам еще и кофе в

постель?

(в школе на перемене)

Алешка. Привет, даешь четвертной зачет?

Тоня. Тридцать слов плюс грамматика. Чтоб жизнь малиной не казалась.

Алешка. О! Любишь ты, однако, над детишками издеватся.

Тоня. Это у тебя детишки, а у меня сложившиеся личности. Во вторых, я их

просто приучаю к работе и дисциплине. А ты что, дурака валяешь?

Алешка. Я? Нет-с. Я просто не считаю, что история состоит из одних дат. Я

им разрешил тетрадкой пользоватся. Они от радости голову потеряли.

Тоня. Ну тебя, Алешка. Портишь ты детей.

Алешка. Я? Это просто демократический подход. Не хочу быть как все.

Тоня. С тебя станется, Карамзин. Пошли к нам после школы, я тебя борщом

накормлю.

Алешка. Никак не можно. Занят-с я.

Тоня. Чем-с, позвольте-с узнать-с?

Алешка. Меня ждет государственный архив.

Тоня. Какой?

Алешка. Государственный. Только ш-ш! Это информация мирового

значения. Я изволю быть серьезным.

Тоня. Да кто тебя туда пустил? Я, может, тоже хочу.

Алешка. Не женское это дело--государственные архивы. И потом, я же

любую лазейку найду.

Тоня. Ой, Алешка, Алешка! Не нравится мне твой архив!

Алешка. Мне, в общем-то, тоже не очень нравится то, что я уже нашел. А

об остальном сделал логические выводы. Когда-нибудь лет через десять я тебе

расскажу.

Тоня. Почему это--лет через десять?

Алешка. Тут не место для такого разговора. Только имей в виду... если кто-

то узнает, чем я занимаюсь, меня пришьют на первом углу. Ты даже не

представляешь, на сколько это серьезно.

Тоня. Боже, какая таинственность! Как она тебе к лицу!

Алешка. Перестань. Я тебя прошу--этого разговора вообще не происходило.

И Алка, к твоему сведенью, ничего не знает.

Тоня. Ладно. Ты, кстати, Павла Сергеевича не видел? Его кабинет закрыт.

Странно это.

Алешка. Может, заболел человек. А может, придет еще позже. Мало ли

что. Сегодня еще не кончилось, во всяком случае.

Тоня. Если он не появится, я к ним зайду после школы. Позвони мне, когда

вылезешь из архива. Алешка. Хорошо, я звякну.

Тоня. Ну, я пойду. Алешка. Стой! Я вот подумал... ты разве когда-нибудь

предполагала, что мы с тобой будем работать в одной школе?

Тоня. Нет... чего не предполагала, того не предполагала.

Алешка. Я вообще... ну что я просто так смогу к тебе подходить, говорить--

привет, пока, и всякие прочие глупости?

Тоня. Тебе Сталинград по ночам снится?

Алешка. Мне много чего снится... А ты по ночам стреляешь?

Тоня. Я пробовала. Мне Ленька не дает.

Алешка. Н-да... Хорошо, что мы так друг друга понимаем. Все-таки мне

кажется, что прошлое от нас уходит.

Тоня. Знаешь... когда я раньше просыпалась в холодном поту, когда мне

снились очереди за хлебом, мертвые глаза детей и стариков, горящий поезд и

сожженные деревни, я только и думала о том, как бы сделать так, чтобы зачеркнуть

эти четыре года из наших жизней. А теперь я поняла--никогда этого не будет. Мы

всегда будем помнить об этом, и просыпатся по ночам.

Алешка. Это уж точно. Никуда нам от прошлого не дется. Это история, и

мы--часть ее. Мы сами ее вершили, в конце концов. А если мы все забудем, то это

опять повторится.

Тоня. Приятно жить с этим сознанием.

Алешка. Я не хотел тебе настроение испортить. Просто под архив пошло.

Тоня. Да уж ничего. Нам пора на урок.

сцена третья.

Алка. Послушай, а тебе никогда не хотелось, чтобы как у Тони с Ленькой--

хоть одна комната, но своя квартира?

Асенька. По правде говоря, я об этом не задумывалась. Нам итак с вами

хорошо. По-моему, мы уже просто одно целое.

Алка. Это так. Но иногда хочется.

Асенька. А скучно не будет?

Алка. С Алешкой?

Асенька. Что-то они задерживаются.

Алка. Я так хотела, чтоб его в Эрмитаж взяли. Это же его мечта была.

Понимаешь, у каждого человека должна быть какая-то мечта, иначе жизнь пуста и

бессмысленна... И у всех, у всех получилось так, как они хотели... а у нас...

Асенька. Не плакай. Не ходит же он в школу, как на каторгу. Тоже не

самый ужасный вариант. открывается дверь, входит Дениска.

Дениска. Привет, мам! Тетя Алла, дядя Алеша просил передать, что он

сегодня задержится.

Асенька. А ты сам где пропадал?

Дениска. Мы пошли на пустырь изобретать бенгальский огонь.

Асенька. Ну и чем это для пустыря закончилось?

Дениска. Мы все обенгалились.

Асенька. Алка! Ну что это такое! Мой ребенок разговаривает словами

твоего мужа!

Алка. Главное, что пустырь цел.

Асенька. Можно садится обедать без Алешки.

Алка. Садитесь сами, я его подожду.

Асенька. Нашла из-за кого ходить до вечера голодной. Знаешь же, что он

как в архив залезет, так раньше девяти домой не придет.

Дениска. Мам, слушай, у нас по истории просили рассказать, у кого чем

родители в войну занимались. Что вы с папой в войну делали?

Алка. Тебя они делали.

Асенька. Как ты смеешь ребенку говорить такие вещи?

Алка. Извини, я должна была это сказать. Звучит хорошо.

Асенька. Не слушай плохую тетю, милый. В общем, сначала я

познакомилась с папой, потом папа... Да кто вам такие дурацкие задания дает?

Дениска. Дядя Алеша.

Асенька. Так вот у кого учится истории наш единственный сын! Не бывать

этому!

Алка. Что ты имеешь против Алешкиного преподавания?

Асенька. Все вместе взятое, включая то, что он не хочет быть как все.

Дениска. Ой, а у нас такой анекдот рассказали! Хотите, я расскажу? Это

можно умереть от смеха! Дядя Алеша говорит, что никогда нельзя было забывать,

что на войне люди тоже смеялись. Хотите посмеятся? Асенька. Ладно, валяй свой

анекдот.

Дениска. Дедушка, правда, что во время блокады в Ленинграде хлеба не

было?--Правда, внучек. масло на колбасу мазали. Правда, смешно? Мам, чего вы не

смеетесь? у нас все смеялись!

В следующюю секунду Дениска получает затрещину.

Дениска. Чего я сделал?

Асенька. Поймешь, когда вырастешь! Алка, уйдите куда-нибудь. Уйдите,

иначе я за себя не ручаюсь Алка. Ты не очень Алешку-то. У каждого свои

промахи.

Асенька. Уж я не промахнусь, будь спокойна. Алка уводит Дениску,

Асенька остается одна. Дожили. До чего ж мы дожили. Как смешно! особенно

Алешке было смешно... входит Толя. Асенька бросается к нему. Толя! Толенька,

где ты был так долго? (плачет)

Толя. Асенька! Что с тобой? Что случилось, девочка моя любимая? (берет

ее на руки, несет на двиан. Асенька плачет, уткнувшись в его плечо.)

Успокойся, успокойся. Не плачь. Все будет хорошо. Все будет хорошо...

Асенька. Я когда-нибудь Алешке все выскажу. Честное слово. Что я ему

сделала? Когда он поймет, что мне уже не семнадцать?

Толя. Опять? Что на этот раз? Асенька. Он мою родную сестру убедил, что

мы в войну только и делали, что спали друг с другом.

Толя. Да дурак он! Что ты слушаешь всяких дураков?

Асенька. Да? Я-то ладно! Но приходит наш ребеночек сегодня со школы, и

знаешь что выдает... (пересказывает случившееся.) Толя. О! ну это уже все... это

уже всякие границы переходит...

Асенька. Вот так, милый! наши дети уже про это анекдоты рассказывают...

наши дети... я-то думала, что это святое.

Толя. Да они же еще маленькие. Они смеются, может, потому, что им

велели смеятся.

Асенька. Куда же все катится? Это же какая-то пропасть между прошлым и

будущем! Ведь еще пяти лет не прошло, а над войной уже дети смеются! Дальше-

то что будет?

Толя. А ты думала, нам памятник поставят?

Асенька. Было бы не плохо. Конечно, не за памятник же мы боролись. Но и

не за такое.

Толя. Покажу я Алешке! влетит ему от меня!

Асенька. Ты что! только без рук!

Толя. Как хочешь.

Асенька. Ты на меня не сердишься за то, что я его ударила?

Толя. Все мы люди. Наверное, один раз можно. Асенька. Послушай... а ты

правда женился на мне не только из-за того, что я была беременна?

Толя. Ты все-таки еще ребенок.

Асенька. Хмы. Ну ладно. А когда ты понял, что ты меня любишь?

Толя. А ты?

Асенька. Я тебя спросила первая.

открыается дверь, входит Алешка. Асенька с Толей встают и подходят

к нему с угрожающим видом.

Алешка. Эй, котята, у вас сейчас такой вид, как будто я ваш личный враг.

Асенька. Ты чему детей учишь, а?

Алешка. Истории, милая, а ты что, не знала этого?

Толя. А как ты их учишь? И главное, каких детей ты учишь?

Алешка. Вы что, не с той ноги проснулись?

Толя. Не делай вид, будто не знаешь, о чем речь идет.

Алешка. Да что вы прицепились ко мне!

Толя. Ну тогда мне с тобой придется поговорить, как мужчина с мужчиной.

Алешка. Ой, батюшки, матушки, как я боюсь. (звонок в дверь) Как-нибудь в

другой раз. (открывает дверь, входит Тоня)

Тоня. Привет, ребята. Алеша, мне надо с тобой поговорить. Очень срочно.

Алешка. Я занят. Мы сейчас с Толькой будем дратся. Правда-правда!

Тоня. Нет, сейчас вы ничего не будете. Это очень важно.

Алешка. Выкладывай.

Тоня. Никто, кроме тебя, этого не должен слышать. Даже стены.

Асенька. Что случилось, Тоня?

Тоня. Точно я еще не знаю. Надо выяснить.

Алешка. (одевает куртку) Я готов. Пошли. (они уходят, Асенька и Толя

остаются вдвоем.)

Толя. Ладно, никуда он от меня не денется!

сцена пятая

Алешка. Вот и он, пустырь нашего детства. Вот уж не думал, что и в

двадцать семь лет мы будем продолжать на нем секретничать. Ну, что за беда такая

что ты не с Зоревым, а со мной советуешься?

Тоня. Павел Сергеевич.

Алешка. А, так ты к ним заходила? Что там случилось?

Тоня. Ксении Ивановне очень плохо.

Алешка. Это плохо.

Тоня. Потому что Павла Сергеевича арестовали.

Алешка. Что?! ( вскакивает, потом снова садится) Как? Когда?

Тоня. Она со мной сначала вообще разговаривать не хотела. Боялась меня

пустить... Я ей обещала, что никому ничего не скажу. Поэтому сразу к тебе пошла.

Что это, Алеша? Что это значит? Что мог сделать Павел Сергеевич, чтоб его

арестовали? Да ведь ему пятьдесят лет! Объясни мне, научи меня! Что же он такого

сделал?

Алешка. Да ничего. Ничего. Я тебе сейчас. Расскажу одну штуку, очень

страшную и нехорошую. (себе) Нет, всего я, пожалуй, не буду ей рассказывать.

Даже она еще не доросла до этого. (Тоне) Ты должна мне поклястся, что даже

Ленька не узнает об этом разговоре. И никто, никогда об этом не узнает.

Поклянись.

Тоня. Хорошо.

Алешка. Так вот. Ты же знаешь, что если я хоть чему-то научен в этой

жизни, то это истории. Ты знаешь, что я сам могу кое-какие выводы делать.

Короче, у нас тут сейчас в стране не совсем хорошие штучки происходят. У нас

сейчас власть тоталитаризма. А это хуже, чем Гитлер.

Тоня. Ты... ты, может, и умный. Ты, может, и ученый. Но сейчас ты

свихнулся. Это я тебе, как учитель английского говорю.

Алешка. Тоня, я тебя заклинаю. Это серьезнее, чем ты думаешь.

Тоня. И ты считаешь...

Алешка. Умница. Как с тобой легко.

Тоня. Но ведь это ужасно. Что же нам теперь делать? Ведь не можем же мы

просто дать ему пропасть. Это же Павел Сергеевич.

Алешка. Мы ничего не будем делать. Потому что мы уже в войну

достаточно сделали для того, чтобы теперь просто жить.

Тоня. Как ты можешь так говорить? Ведь он столько для нас сделал, когда

мы еще маленькие были. Ведь он в нас так верил. Ведь он...

Алешка. А теперь помолчи, и меня послушай. Ты не знаешь, что такое наше

правительство, и слава богу. Мы ничего сейчас не можем, кроме того, что сидеть и

перечислять, кто для кого сколько сделал И то, что мы сделали в сорок первом, не

кого не колышет! Жестоко, правда? Но мы можем только пережить это время.

Сделать вид, что ничего не знаем и не понимаем. Долго ведь этот режим не

продержится. Не один тиран в истории долго не правил. Вот... я сказал все, что я

знаю.

Тоня. Значит, нам остается жить и молчать?

Алешка. Да. Только так мы и выживем.

сцена шестая

Судьба все машет мне флажком, препятствий не чиня

однако тот простой секрет что в царствии моем большого смысла

нет—

уже не новость для меня. Ведь что стихи! Бряцанье шпор,

Меж прочих величин их номер--даже не второй.

Стихи, положим, вздор-- как говорил один герой.

И даже не один. Слова не труд, слова не в счет, поэт на деле—

враль и плут, и дом его--корчма, и календарь не врет:

И смысла нет стремится вдаль А я стремлюсь... и это жаль.

Но где-то льстивая труба поет труба... красивая труба

И снова вдаль меня влечет судьба... счастливая судьба!

(М. Щербаков)

на кухне у Леньки с Тоней--Валера, Славка, и Сережка.

Ленька. А я придумал. Давайте на Новый год возрадим традицию и

поставим спектакль.

Сережка. Только я, чур, положительного героя буду играть.

Тоня. Ленечка, у тебя каждый год мания организовавыть театры. Все будет

как всегда--соберемся у нас, посидим с гитарой, и всем будет хорошо.

Сережка. Посидим с гитарой... Мы это итак каждые выходные делаем. Ты

просто меня не видешь в роли положительного героя. Я у тебя ассоциируюсь

исключительно в роли короля Ричарда на стуле вместо лошади.

Тоня. Вовсе нет. Просто будет с этим связано слишком много

воспоминаний. А нам это ни к чему. Ленька. Они нам нужны, воспоминания, хотя

бы для того, чтобы выжить.

Славка. Я согласен с Тоней. Чем меньше дров, тем дальше лес.

Валера. А я, в общем-то, и не знаю, но по-моему, можно обойтись без

спектакля.

Ленька. И похоронить мой талант окончательно и бесповоротно?

Валера. А, так ты о себе в первую очередь. Так бы и сразу.

Ленька. Да я бы молчал, но по отношению ко мне это несправедливо. Вот

вы с Борисом, например, играете на гитаре, песни поете, а девочки на фортепьяно,

так это сразу видно. Алешка тоже еще что-нибудь отколет замечательное,

например: ''Воспоминания Алексея Трофимова. Военные события с точки зрения

очевидца.'' ну в общем, от вас что-то останется. А от меня что? Одни воспоминания

о спектакле? Спасибочки. Я не желаю уходить бесследно.

Валера. Ты что, на тот свет собрался?

Ленька. Это я на всякий случай.

Валера. Чего ж ты, балда, на всякий случай не пошел в театральный? Был

бы великий режиссер Леонид Зорев. Мы бы тобой гордились.

Ленька. А на что бы жил ваш великий режиссер?

Сережка. Да ладно вам. Наша жизнь-то только начинается. Вот Алешка

когда-нибудь свой исторический отчет закончит, так мы, может, его и поставим на

сцене.

Славка. Да, верно. Надо что-то делать, чтобы все это видели. Я, например,

желаю, чтоб обо мне написали. Ну, не обо мне лично, конечно, но например, о

танковых войсках. А то ведь обидно получается--восемь лет назад весь мир

непонятно почему сошел с ума, и мы вместе с ним. Зачем-то воевали, за что-то

боролись, за какие-то высокие материи и принципы. Своей шкурой рисковали, все-

таки. Зачем, объясните мне?

Ленька. Чтобы сейчас сидеть и обо всем это рассуждать.

Валера. А и в этой мысли что-то есть.

Ленька. Безусловно. Плохих мыслей не бывает, бывают плохие мыслители.

Валера. Сказанул.

Тоня. По вашему, так вы не прочь и еще повоевать.

Славка. А может, я и вправду не прочь. Во всяком случае я не

воспринимал войну как свою личную трагедию. Мне говорили, я делал. потом я

говорил, другие делали. Если хотите, я видел в этом смысл. Вас это удивляет?

Тоня. Женись, Славка.

Славка. А чего ты Сергею этого не говоришь?

Тоня. Потому что он сам знает, чего он хочет А за тобой глаз да глаз

нужен.

Славка. Серега, ты правда знаешь, чего ты хочешь?. По крайней мере в

личной жизни.

Сережка. Понятия не имею. Я даже не знаю, люблю я Зинку до сих пор, или

мне это только кажется.

Славка. А ты попробуй.

Сережка. (не понимает) Чего попробуй?

Славка. На практике.

Тоня. Тьфу! В восемнадцать лет это было смешно, в нашем возрасте это

уже глупо.

Сережка. Ладно, мы как-нибудь разберемся. Валерка, ты написал чего-

нибудь хорошего за последние десять лет?

Валера. Я написал оду на пятилетний юбилей дня Победы над фашисткой

Германией.

Ленька. Давай валяй свою оду. Опять наверное что-нибудь гениальное.

Валера. Просто так ничего не пишем. (настраивает гитару)

Ну что с того, что я там был. Я был давно, я все забыл. Не помню дней,

не помню дат

Не тех форсированных рек. Я--неопознанный солдат. Я--рядовой, я имя

рек,

Я редкой пули недолет. Я--лед кровавый в январе Я прочно впаян в этот

лед,

Я в нем--как мошка в янтаре. Ну что с того, что я там был. Я все

избыл, я все забыл

Не помню дат, не помню дней Названья вспомнить не могу. Я--топот

загнанных коней

Я--хриплый оклик на бегу Я миг не прожитого дня. Я--вой на дальнем

рубеже.

Я пламя вечного огня,

И пламя гильзы в блиндаже. Ну что с того, что я там был в том

грозном быть или не быть

Я это все почти забыл. Я это все хочу забыть. Я не участвую в войне,

Война участвует во мне.

И пламя вечного огня дрожит на скулах у меня.

Уже меня не исключить из этих дней, из той войны

Уже меня не излечить от тех снегов, от той зимы

И с той землей, и с той зимой уже меня не разлучить.

До тех снегов, где вам уже

Моих следов не различить..

Ленька. Ну вот, как я и говорил--опять гениально.

Славка. Ты-то чего не печатаешься, автор стихов и музыки?

Валера. Не пришло еще время моих песен. Они выйдут в свет как

приложение к Алешкиному произведению.

Ленька. А я вот не согласен с некоторыми деталями твоего произведения. Я

все помню, каждый кустик, каждую деревню, каждый мост.

Валера. Врешь! Не выпендривайся!

Ленька. Я не вру.

Валера. Хорошо, тогда скажи мне, как назывался тот город, где Машу

убили?

Тоня. Прекратите!

Валера. Нет, я не прекращу! Пусть не выпендривается, что все помнит! Ни

черта он не помнит! некоторые детали моего произведения... как город

назывался?

Ленька. Да не знал я никогда, вот прицепился!

Тоня. Полоцк, третье апреля, год тысяча девятьсот сорок четвертый. Почти

за год до Победы.

Валера. Вот тебе и каждый кустик.

Славка. Вот я, например, никаких дат не помню и не на что не претендую.

Тоня. Славочка, когда Германия сдалась?

Славка. Э-э... Шестого мая?

Тоня. Кол по истории!

Ленька. Седьмого.

Сережка. Девятого. Но я лично в то время был в Ленинграде.

Славка. Ну, кто больше?

Ленька. А, я знаю. Сдалась она седьмого, нам об этом сообщили восьмого,

а остальным девятого. Вот вам и даты.

Валера. Браво, хороши мы, освободители. Ну что с того, что я там был.

Ленька. А вот я помню, когда мы с Борисом познакомились.

Валера. Страшно трудно было запомнить. А главное, это было событие

мирового значения.

Ленька. Лично для меня--да.

Сережка. Хватит, а?

Тоня. Вот именно. Перестаньте друг на друга бросатся.

Валера. Я не бросаюсь. Я просто думаю, что Ленька себе хочет Даньку

Борисом заменить.

Ленька. Ты не имеешь права говорить такие вещи!

Валера. Что хочу, то и говорю!

Славка. Народ, прекратите себя вести как во втором классе!

Ленька. Пусть возьмет обратно что сказал.

Валера. И не подумаю.

Сережка. Вы как желаете, а я пошел. Тонечка, спасибо за чай.

Тоня. На здоровье. Приходи еще.

Сережка. Вот пусть эти двое сначала перестанут нести чушь, тогда

посмотрим.

Славка. Подожди, я с тобой пойду.

Валера. И я пойду.

Тоня. Ну спасибо, дорогие мальчики. Испортили вечер. Из-за чего,

спрашивается?

Валера. Не последний раз! Я еще приду с новым гениальным

произведением! И вы его все послушаете!

на улице Валера. Ладно, народ, мне на Петроградскую. Извините если чего

не так.

Славка. До следующих выходных. Чао. (Валера уходит, они остаются

вдвоем) Пошли вместе? Сережка. Мне на завод. Я сегодня в ночную смену.

Славка. Слушай, ты вообще отдыхаешь когда-нибудь?

Сережка. А зачем это? Только ненужные мысли приходят в голову во

время отдыха.

Славка. Знаешь, я кое-что сказать хотел, а то мне об этом говорить не с

кем.

Сережка. Пятнадцать минут у меня еще есть.

Славка. Вот спасибо, нашел для старого друга пятнадцать минут!

Сережка. Ладно, шестнадцать, черт с тобой, опаздаю.

Славка. Премного благодарен.

Сережка. Так чего ты там хотел?

Славка. Ладно, ты только не смейся, потому что я в самом деле так

чувствую.

Сережка. Так, Славка что-то чувствует, дело движется к прогрессу!

Славка. Да перестань! Я с тобой серьезно.

Сережка. И я серьезно.

Славка. Так бы сразу. Ну вот... ты никогда не замечал, что когда ты от них

уходишь, в тебе что-то переворачивается... ну, что ты чувствуешь, будто

стал лучшим человеком, тебе что-то совершить хочется, или я не знаю что...

не умею я красиво говорить!

Сережка. Как будто на тебя свет пролился, да?

Славка. Во, во!

Сережка. Я это тоже чувствую. Я иногда им даже завидую. Хотя я уже и к

своему одиночеству так привык, что не на что уже не променяю. Ведь

каждому свое. Но все равно, в моем понимании Зоревы--это что-то

особенное. У них это в каждом взгляде, в каждом движении.

Славка. Виктор точно сказал, что этот дом--самый лучший на свете, не в

смысле квартира, а в смысле дом.

Сережка. Да, о домах... мне комнату в общежитии предложили. Достала

меня моя коммуналка. Славка. Сергей, ты дурак! Чего ж ты молчал,

переезжай ко мне!

Сережка. Как так?

Славка. Так я серьезно. Знаешь же, что мы с мамой теперь тоже на Охте

живем? Так у нас там еще две комнаты. Там еще одна семейка, и больше

никого. Оса, забудь про свое общежитие! У нас будет свой самый лучший

дом на свете! Чего ж ты молчал все эти годы, глупый?

Сережка. Я думал, привыкну. Но только как-то мне с народом не очень

повезло. Особенно вредный там у нас есть один старикашка, так он на днях

пригрозил спустить меня вместе с туалетной водой, если я в прихожей еще

хоть раз свет включенным оставлю.

Славка. Нашел чего ждать, тоже мне котенок. Да если б я знал, сразу же

предложил бы тебе, честное слово.

Сережка. Да, я вижу, что ты это серьезно предлагаешь. Спасибо, мне это на

руку.

Славка. Даешь переселение котят с Петроградской на Охту! да здравствует

Охта! Я ее люблю, и ты полюбишь тоже! А о предыдущем разговоре никому

ни слова--рассентиментальничались, как девчонки!

Сережка. Тогда на ближайший совпадающий наш выходной назначим

переезд.

Славка. Отлично. Пойду обрадую маму с еще одним сыночком.

Сережка. Спокойный ночи. Славка убегает, Сережка остается один. .

Все-таки жизнь прекрасна, когда вокруг столько котят!

сцена седьмая

Тоня. Леня! Леня! Ну повернись ты ко мне, не притворяйся, что ты спишь!

Ленька. Я не притворяюсь, я и вправду спю. Слышишь, как я сплю

. Тоня. Слышу, конечно. (целует его, Ленька тут же поворачивается)

Ленька. Так бы сразу.

Тоня. Ленечка, что у нас происходит?

Ленька. То есть? Я тебя люблю. Ты меня любишь. Мы друг без друга не

можем. Я еще никогда тебя не любил, как сейчас... Тебя что-то не

устраивает?

Тоня. Я не про нас конкретно. Я вообще про всех нас.

Ленька. Про кошачье общество?

Тоня. Ну да.

Ленька. Мяу!

Тоня. Не мяукай на меня, милый, все равно поговорить об этом надо.

Ленька. По моему, мы просто все переобщались.

Тоня. Это бред. Мы же в течении десяти лет каждый божий день виделись

друг с другом. А если не виделись, это была трагедия. А помнишь, как если

кто-то заболевал, мы лечить ходили все вместе?

Ленька. Мяушки.

Тоня. Перестань ты мяукать! А теперь что? по полгода друг друга не видим,

а если и видем, то обязательно грыземся, то по поводу прошлого, то по

поводу настоящего. А чаще всего и вовсе без повода. Не нравится мне все

это, очень не нравится! С Викой уж не помню когда просто вдвоем

разговаривали, вечно Валера под ногами болтается.

Ленька. Это, мяу, просто ужасно!

Тоня. А с Зоей что?

Ленька. Ну с ними это я виноват. Я их, мяу, послал к черту... не сказать

хуже.

Тоня. Не только ты, все остальные тоже хороши. Ведь никто не возражает.

Ленька. Нечему возражать. Извинятся я не пойду. Я передумал. Пусть сами

приходят, если хотят.

Тоня. Ты перестал мяукать?

Ленька. Ну да, это просто как икота напала.

Тоня. Так ты думаешь, что мы просто все друг друга достали?

Ленька. Это просто время. Со временем все опять придет в норму.

Наверное, нужно какое-нибудь событие, очень важное, чтоб всех

хорошенько объеденить. Тогда все перестанут собачится.

Тоня. Мяу.

Ленька. Так, теперь ты?

Тоня. Я шучу. Может, это у нас возрастное?

Ленька. Что, мяуканье?

Тоня. Нет, все остальное.

Ленька. Скорее всего что так. А я в самом деле хорош. Как с Шуркой

обошелся... он ведь и в самом деле хотел, как лучше. И к Даньке ведь он

ровным счетом никакого отношения не имел. Ладно... я опять передумал.

Пойду извинюсь.

Тоня. Правильно. Я с тобой схожу.

Ленька. Только завтра. Мы все это сделаем завтра. А сейчас, мяу, спать

пора. Спи, моя любимая.

Тоня. Когда я с тобой, кажется, что и не было никакой войны. А все это

кошмарный сон.

Ленька. Только Даньки больше нет на свете. И я, наверное, так никогда не

смирюсь с его смертью. А уж пора.

Тоня. Ничего... ничего. Утром все будет иначе.

Ленька. Днем всегда все по другому. Днем война прячется от нас, а ночью

приходит.

Тоня. Пока мы будем вместе, мы не дадим ей прийти.

Ленька. Я люблю тебя каждую минуту, каждую секунду. Я без тебя просто

не существую...

Тоня. Пока мы вместе, с нами ничего не случится. А мы всегда будем

вместе. Спокойной ночи. Ленька. Спокойной ночи.

сцена восьмая в восемь часов утра звонок. Тоня открывает дверь

Тоня. Юрик?!

Юрик. Тонечка! Разрази меня гром!

Тоня. Юрик, миленький, да заходи же! Ленька, иди сюда, Юрик приехал!

Ленька. Заборов! Политрук, как живой! Мать твою через три души по два

раза за каждую бабушкину ногу, где ты был эти чертовы пять лет после

нашей свадьбы?

Тоня. Юрик, уезжай немедленно, ты ужасно влияешь на моего мужа!

Ленька. Да где же ты был все это время, в самом деле?

Юрик. Где я был, где я был! Работал я по двадцать четыре часа в сутки, вот

где я был! У нас там половину редакции на передовой поубивали ко всем

чертям, за них и отдувался... Я и сейчас в командировку приехал.

Ленька. Ладно, вечером расскажешь, мне на работу.

Юрик. Ах так, сначала пять лет не виделись, а теперь Зореву, видите ли, на

работу! Подожди хоть меня, а то мне в этом городе надо свою редакцию

найти.

Ленька. Слушай, бывший политрук, ныне заместитель редактора, объясни

мне, почему, как только мы тебя видем, ты все время упорно ищешь свою

редакцию?

Юрик. Да мне больше искать нечего. Неужели вы ради меня не опаздаете

на свои работы?

Тоня. Конечно, опаздаем, что за вопрос.

Юрик. Вот это я понимаю, а теперь дайте человеку поесть что-нибудь, а то

я с ночного поезда, а там кормят исключительно дерьмом.

Тоня и Ленька тащат Юрика за стол и сажают завтракать.

Юрик. Вот это я едой называю! Это лучшая селедка в мире, черт бы ее

побрал. Теперь у меня две задачи--найти редакцию и попасть на Кировский

завод.

Ленька. На кой тебе туда?

Юрик. Задание у меня.

Ленька. Ладно, расскажу тебе, как туда добираются люди.

Юрик. Ты думаешь, я тебе поверю?

Ленька. Дурак. Кому тебе еще верить?

Юрик. Логично. Но учти, в Ленинграде я больше десяти лет не был, все

забыл, чего не помнил, объяснять ты мне будешь с мельчайшими

подробностями... стойте, а куда волка подевали?

Тоня. Какого еще волка?

Юрик. Ну, зайца. Да командир ваш бывший где ошивается, а? Я ведь

только ради его возвращения из Дальнего Востока устроил себе

командировку.

Ленька. А, этот! Никуда мы его не девали, сам ушел от нас в общежитие.

Уж мы его уговаривали, не захотел оставатся.

Юрик. (уплетая селедку за обе щеки) А я бы лично никуда отсюда не

уходил... тут такая классная селедка!

Тоня. Юрик, не уходи!

Юрик. Надо, Тонечка, надо, без меня редакция не выживет. Про папу уж я

молчу, один у него остался.

Ленька. Да, как у тебя на личном плане?

Юрик. Нет у меня никакого личного плана, исключительно редакторский.

Вспомню Машу, самую лучшую сестру на свете, и вообще уже больше

ничего не хочется, разве что водки... давайте выпьем за нее, что ли, пусть ей

земля пухом.

Тоня. Не надо об этом.

Юрик. Прости, Тонечка, я не хотел.

Тоня. Хорошо.

Юрик. Зорев, тебе пора, а то я опоздаю! Тонечка, готовь на вечер побольше

еды, а то придем мы с Борькой, а я буду голодным, как черт.

Ленька. В нашем доме говорят: как волк и семеро козлят.

Юрик. Да по мне хоть целое стадо.

Ленька. Однако ты товарищ без комплексов.

Юрик. Да кому они нужны, только жить мешают.

Тоня. Юрик, я ужасно рада, что ты, наконец, к нам выбрался.

Юрик. А я, думаешь, не рад? Каждый год на день Победы твердил себе:

бросаю все, еду к ребятам. Да как же... Не оставлю же я отца одного в такой

день. Загружаю себя работой чтобы страшные воспоминания не приходили,

да только как закрою глаза, все одно и то же лицо вижу... я так и не видел ее

могилы...

Ленька. Юрка, пошли. Вспоминать с утра вредно.

Юрик. Тоня, ты вытащишь Борьку?

Тоня. Разумеется. Я ли его не вытащу? Только вы не задерживайтесь,

милые мои.

сцена девятая

Ленька с Юриком в автобусе

Ленька. Этот маршрут--величайшее изобретение человечества. Я на него

сажусь, и через час на работе.

Юрик. А я?

Ленька. Посажу тебя на трамвай, и еще минут двадцать.

Юрик. Ой-ой! И большой же у вас город... У нас, впрочем, тоже не

маленький...

Ленька. А когда мы еще с тобой поговорим по человечески? Ты все-таки

свинья, Юрка. Пять лет ни слуху ни духу. Да и на войне-то мы виделись не

так уж часто.

Юрик. Я же говорю--работа, отец, не виноват я. Слыхал, папашу до

полковника повысили?

Ленька. Молодец, поздравляю. А у моего орден Красного Знамени.

Юрик. А твой где воевал?

Ленька. На Московском. Их девятнадцатого июня отправили на

конференцию физиков. Домой уже не успел выбратся.

Юрик. Скажи мне лучше, как вам одну целую квартиру удалось

заполучить?

Ленька. О, это легенда нашего общества! Во первых, три года мы жили с

Сашенькой, папочкой и мамочкой. Ну, к Сашеньке у меня с детства особая

любовь. Не то чтоб мы что-то не поделили, но так просто, чисто по

родственному. Короче, сначала все это еще было весело. Потом нам это

надоело, мы пошли в военкомат и устроили скандал. Поставили нас на

очередь. Через месяц пошли, еще один скандал устроили. Потом через год

нам предложили каждому по комнате. Они, видешь ли, не поняли, что мы

муж и жена. Они думали, что мы однофамильцы. Мы там откололи такой

спектакль, они, наверное, в жизни не видели, чтоб люди так из-за квартиры

нервничали. Испугались.

Юрик. Так вы молодцы! Заслужили! Хвалю! Была бы Маша жива, так и мы,

наверное...

Ленька. Давай сейчас не будем о мертвых. Давай о живых. Мертвые от нас

никуда не денутся.

Юрик. Это правда. Так как же вы живете?

Ленька. Да ты понимаешь... В общем и в целом, конечно, живем хорошо.

Та жизнь пошла, о которой мечтали, за которую боролись, умирали.

Вернулись домой, выучились, на работу устроились. И с одной стороны

жаловатся нечего--нам повезло больше других. Да и вообще мы вдвоём где

угодно можем быть счастливы. Но с другой стороны, с маленькой-

маленькой...

Юрик. Так поведай дяде Юре, где болит.

Лёнька. Да я сам не знаю, чего я хочу. Но ясно, что не сидеть в нашей

конторе над чертежами по восемь часов в день. Хотя это вроде и то, к чему я

стремился в течении четырех лет учебы в институте. Юрик. Понимаешь, и я

это тоже постоянно ощущаю. Дойдет еще, не дай бог, до того, что я о войне

буду вспоминать, как о лучшем времени.

Ленька. Этого еще не хватало.

Юрик. Ну, не о самой войне, конечно. О людях. Люди же совершенно

другие были. Вспомни, как мы Новый год встречали.

Ленька. Так то было за четыре года один раз. Нашел что вспоминать.

Конечно, люди другие были. Я сам был другой. Все в стрессовых ситауциях

по другому себя ведут. Нет уж... люди людьми, но для нас все это было

слишком тяжелым испытанием. Надо теперешнюю жизнь изменять, а не о

прошлой вспоминать.

Юрик. Да как ее изменишь, теперешнюю жизнь?

Ленька. Может, революцию устроить? Типа ура на Кремль, долой борщ?

Мы уже два года одним борщом питаемся.

Юрик. Мне кажется, из нас сделали потерянное поколение. Надо хотя бы

знать, к чему мы идем. Надо найти смысл. А то живем как в полусне.

Ленька. Вот и я говорю. Движение надо, брожение мозгов. Нужно, чтобы

что-то где-то сверху над нами поменялось... воздух, может, другой нужно.

Юрик. Да, да! Вот это мысль. Но только просто так ничего не будет.

Ленька. Ладно, грех нам жаловатся. Не так уж мы плохо живем. Тем более

что нам на следующей вылезать.

сцена десятая вечером Ленька и Тоня дома, приходят Юрик с Борисом

Борис. Народ, у нас в институте сегодня танцы. Пошли, потанцуем.

Разомнем старые кости.

Юрик. Пойдем, пойдем.

Тоня. Спасибо. Мне не хочется.

Борис. Почему? моя мечта--пригласить тебя на вальс.

Лёнька. Размечтался!

Тоня. Я правда не пойду. Идите втроем.

Борис. Ты что? Не с ним же я буду танцевать!

Юрик. Это и в страшных снах не приснится.

Лёнька. Замолчите, товарищ политрук в запасе!

Тоня. В самом деле, Лёнь, чего тебе не пойти? Мне надо тетрадки

проверить.

Лёнька. Вот еще выдумала. Никуда я без тебя не пойду. Идите, народ. Нам

еды больше достанется. Юрик. Ладно, уговорили. Тогда я у Борьки остаюсь

ночевать.

Тоня. Где ты там у него останешься?

Юрик. Ну, где. В общежитии. А спать на полу. Нам не привыкать.

Тоня. Ну конечно. Гениальная мысль.

Юрик. Да ты не волнуйся, Тонечка. Все будет расчудесно! Я с Борькой так

давно вместе не спал... Ленька. Выметайтесь отсюда, вы нам надоели.

Тоня. Как тебе не стыдно, муж мой?

Борис. У меня такое чувство, что нас здесь не хотят!

Юрик. Лично я это не чувствую, я это точно знаю. Пойдем отсюда, Борька.

(уходят. На лестнице) Нет, Борька, ну как тебе наши детки? Ну как тебе

эта сценка, а?

Борис. Это вообще просто сказка какая-то. Ты понимаешь, они каждую

минуту вместе умудряются делать праздником. Рядом с ними человеком

себя чувствуешь... (уходят)

Ленька с Тоней вдвоем смотрят друг на друга и смеются. Ленька берет

ее на руки и несет в комнату.

Тоня. Ты чего?

Ленька. Я люблю тебя... Имею ли я право выражать свои чувства к тебе так,

как я хочу, и когда я захочу?

Тоня. Ленечка, милый, мне надо тетрадки проверить.

Ленька. Я на них знаешь с какого высокого потолка плевал! послезавтра

вернешь, не умрут они без тетрадок! Теперь только я понял, почему папаша

неделями не возвращал... Лёнька гасит свет, потом тут же включает

опять.

Тоня. Что такое?

Лёнька. Я вспомнил. Сергей обещал за книжкой зайти. А ну как зайдет на

самом интересном месте? Тоня. Что это ему вдруг книжка понадобилась?

Ленька. Неожиданно поздний интерес к Александру Дюма. Они же со

Славкой теперь съехались, а у них там еще девица соседская. Девица

Сереженьку и спрашивает, какими он книжками интересуется. Сама знаешь,

как он может ими интересоватся, если он за всю жизнь не то что книжки,

названия-то целиком не прочитал. Ты извини, я забыл совсем. (звонок в

дверь) Ну вот, явился заинтересованный Сереженька. Оса, Оса, мелкая

насекомая...

Тоня. Я пойду открою. Убери этот развал, а то стыдно даже перед мелкой

насекомой.

Тоня идет открывать дверь. Она уверена, что это Сережка, поэтому не

спрашивает кто. Но когда она открывает дверь, то видит пятерых

военных. Она удивлена настолько, что первая ее реакция--они ошиблись

адресом. Поэтому она совершенно спокойна.

Тоня. Что вам нужно, товарищи?

Военный. Это квартира Зоревых?

Тоня. Да, но мы...

Военный. У нас ордер на обыск.

Тоня. Я не понимаю.

Ленька. Что это еще такое? Вам кого надо? Вы не туда попали!

Военный. Дайте пройти, у нас ордер на обыск.

Ленька. Да ведь это даже смешно. Что у нас искать, у самих денег на еду не

хватает.

Другой военный. Вот вместе и посмеемся, если будет над чем. Дайте

пройти. (проходят в комнату, начинают обыск)

Первый военный. Почему вдвоем в отдельной квартире живете?

Ленька. Мы вдвоем на фронте были. Так положено, не я придумал.

Второй военный. Документы. ( Ленька достает документы, военный

прячет их в карман)

Ленька. Да вы что?!

Военный. Наши действия не обсуждаются!

На пол летит все, что лежит на столе и полках

Третий военный. На книжки, однако, деньги нашлись. Шекспир,

Достоевский, Толстой... очень смешно!

Тоня. Как вам не стыдно! Это же наша культура!

Военный. Молчать! Культурные нашлись! почему не в партии?

Ленька. На войне не до того было. Потом учеба, работа, тоже временем не

особо располагал. Военный. А книжки собирать время было? А может, вы

их еще и читаете? Это еще что? (поднимает с пола тетрадку с Валериными

стихами, открывает) Это чьи стишки?

Ленька. Это мое. Вы что, в детстве стихов не сочиняли?

Тоня. (шепотом) Леня, что ты говоришь?

Ленька. (шепотом) Это касается только меня. Только меня, понимаешь? Я

сам должен из этого выпутатся.

Военный. В детстве? И смысла нет стремится вдаль, а я стремлюсь--и это

жаль... Ничего, найдем вам смысл вашего стремленья.

Тоня. Что это? Что это они делают? Кто они такие? Что им нужно от нас?

Что они собираются с нами делать?

Ленька. Ничего не бойся. С тобой ничего не случится. Я им не дам. Я им не

дам...

Военный. Леонид Зорев, вы арестованны.

Ленька. Ну вот теперь вы уж точно спятили! За что бы это меня

арестовывать?

Военный. Наши действия не подлежат обсуждению!

Тоня. Это ошибка, вы ошиблись! Вы ошиблись! Он не в чем не виноват!

Военный. Ну, если не в чем, так через день его и отпустим. Только обычно

мы не ошибаемся.

Тоня. Нет. Нет!

Ленька. Тоня! Не унижайся.

Военный. Вы где воевали?

Ленька. На белорусском.

Военный. Я тоже там был. Хрен с вами, десять минут даю, прощайтесь.

(Ленька с Тоней идут в кухню)

Ленька. Ты только не волнуйся. не волнуйся, родная моя, это просто

ошибка. Ведь мы же ничего не сделали плохого. Я через день вернусь,

обещаю тебе.

Тоня. Ты веришь в это?

Ленька. Да ведь и они люди. Все могут ошибатся, хоть и говорят, что их

действия не подлежат обсуждению.

Тоня. Людей по ошибке арестовывают?

Ленька. Я думаю, скоро я это лично выясню.

Тоня. Почему же мне тогда так страшно? Так, как еще никогда в жизни не

было страшно?

Ленька. (прижимается к ее щеке) Я вернусь, слышишь! не вернутся я не

имею права! (смотрит на окно) А может, лучше все это прямо сейчас

закончить? С четвертого этажа... что-то они тогда смогут? Если б на первом,

можно было бы бежать, прятатся...

Тоня. Нет, не смей об этом думать! Я буду боротся... мы все будем! Это же

просто ошибка!

Ленька. Я больше не могу. Я больше не могу... Может, это расплата за все

то счастье, которое нам было дано эти пять лет?

Тоня. Нет. Нет. Это просто еще одна ступень в нашей жизни, и мы ее

пройдем... чего бы это не стоило...

Ленька. Как же я люблю тебя. Что с тобой будет, как ты будешь жить?

Тоня. Не волнуйся. Я справлюсь. Это не страшно, это не блокада. Это ведь

люди... Будь за меня спокоен. Я люблю тебя, помни об этом, чтобы не

случилось.

Голос за дверью. Эй, хватит!

Ленька. Я вернусь.

Тоня, прислонившись к стенке, смотрят как на него надевают наручники.

Она не может плакать, потому что у нее разрывается сердце от боли. И

она уже не верит, что он вернется через два дня. Потому что теперь то,

что говорил ей на пустыре Алешка, стало правдой... И Ленька чувствует,

как ей плохо. Опять, опять она остается его ждать. Да в чем же они

провинились так? Только в том, что любят друг друга? Перестрелять бы

их, ведь они хуже фашистов! Скорее бы уж увели его, чтобы он не видел ее

белого, как мел лица... Она смотрит, как они уводят его, и, не выдерживая,

бежит за ними. Один из военных считает, что церемонится с ней не

нужно, и толкает ее так, чтобы она ударилась головой о шкаф. Она

теряет сознание. Он собирает всю силу воли, чтобы не заорать на весь

дом. В это время по лестнице в самом радужном настроении поднимается

Сережка Ос. картина, которую он видит, поражает его настолько, что он

просто застывает у стенки и смотрит на Леньку остановившемся

взглядом. ''Тоня все мне объяснит,''--лихорадочно думает он, ибо другого

объяснения для создавшейся ситуации просто нет. Ленька смторит прямо

на него и говорит одним взглядом, только так, как умеют это делать

актеры: ''Я не в чем не виноват.'' Сережка итак это прекрасно знает. И

тоже отвечает взглядом. ''Мы вытащим тебя.''' Ленька спокоен, насколько

вообще можно быть спокойным в подобной ситуации. Сережка пулей

влетает в квартиру. Тоня неподвижно лежит на полу. '''Где-то давно это

уже было,--проносится у него.--Где-то давно, в сорок первом... я, Зина... как

летит время!''

Сережка. Тоня! Очнись, милая, это я, Тонечка, это я! (Сережка видит, как

из маленькой ранки на лбу течет струйка крови. Он бежит к телефону,

набирает Зинкин номер.) Зина! Это Оса говорит, твой муж дома? Срочно!

произошло ужасное несчастье... Витька, вали сюда на Охту, тут очень

плохо... Я серьезно, твою мать! Хорошо, жду... ( бросает трубку, бежит

обратно к ней) Тоня!

Тоня. Сережа... не уходи, пожалуйста, не оставляй меня одну... я не вынесу

одиночества! Все, что угодно, только не одиночество!

Сережка. Я не уйду. Я буду с тобой.(берет ее на руки, несет в комнату)

Тоня. Родители!

Сережка. Лежи! Тоже выдумала! Сейчас Виктор приедет, а я сам к ним

потом пойду. Лежи, пожалуйста!

Тоня. Что я буду делать... где искать его...

Сережка. Ты? Ты ничего не будешь делать. Делать будем мы. Мы,

понимаешь, знаешь ли ты, сколько силы в этом слове?

Тоня. Да. Да. Спасибо, что ты мне напомнил. Я на секунду забыла, но

только на секунду...

Сережка. Все... это главное. Сейчас тебе надо спать. Спи, Тонечка, я никуда

не уйду...

ЧАСТЬ ТРЕТЬЯ

сцена первая

Алешка. Доброе утро, Анатолий Григорьевич.

Анатолий Григорьевич. Доброе утро. Поздравляю с новым директором.

Алешка. Как? А Павел Сергеевич?

Анатолий Григорьевич. Так ведь никто не знает, что с ним. В общем,

новый директор тебя ждет. Называется--личный педсовет, с глазу на глаз.

Алешка. Если он желает со мной побеседовать, он со мной побеседует.

Анатолий Григорьевич. Я бы посоветовал без партизанских штучек.

Осторожнее, Алеша... будь хорошим мальчиком.

Алешка. Хороший мальчик, Анатолий Григорьевич, остался в Сталинграде.

Анатолий Григорьевич. Тогда вот что я скажу, коли уж я в отцы тебе

гожусь. Это из тех, кто всю войну просидел в Омске, и о блокаде знает

исключительно по газетным сводкам. Короче, он оттуда, сверху. Я бы с ним

поосторожнее.

Алешка. Спасибо, Анатолий Григорьевич. Тоня еще не приходила?

Анатолий Григорьевич. Нет, не видел. Я ей передам, чтоб к тебе подошла.

Алешка. Спасибо. Я пошел к волку в пасть.

Анатолий Григорьевич. Удачи.

в кабинете директора

Директор. Доброе утро, Алексей Николаевич. Да... я, признатся, думал, что

вы будете постарше. Алешка. Я признатся о возрасте вообще не думал,

когда война началась.

Директор. Где это вас так?!

Алешка. Под Сталинградом.

Директор. Интересно, что это вас туда из Ленинграда потянуло?

Алешка. Я думаю, вы меня пригласили не для того, чтобы выяснить мою

военную биографию? Директор. Вы совершенно правы, этим я займусь

позже. Сейчас необходимо уладить некотрые бумажные дела.

Алешка. Извините, у меня через две минуты урок.

Директор. Это не займет много времени, дети подождут. Вот, будьте добры,

подпишите. (протягивает бумагу)

Алешка. Что это?

Директор. Да так, бюрократическая мелочь, без которой, к сожалению, не

обойтись.

Алешка. Вы что же, серьезно хотите, чтобы я какой-либо документ

подписывал не прочитав? Да ведь я же историк! Это было бы глупо, по

меньшей мере!

Директор. (недовольно) Ладно, читайте, если это в ваших принципах.

Алешка читает документ. Читает внимательно, каждое слово. По

мере того, как он читает, он то краснеет, то бледнеет, в конце концов

он просто сжимает кулаки.

Алешка. Вы что, издеваетесь надо мной? Кто такую гадость накатал?

Павел Сергеевич--враг народа, сотрудничал с тайным обществом,

подготавливающим убийство Сталина? Что вы, рехнулись? Директор.

Выбирайте выражения, товарищ Трофимов!

Алешка. Какой я вам к черту товарищ! Что вам нужно от меня?

Директор. Подпишите документ, это необходимо. Такое правило.

Алешка. Это не документ, это брехня на постном масле! Неужели кто-то

еще подписал?

Директор. Если вы так интересуетесь, то подписали все, кто еще не пришел.

Алешка. Значит, они подписывали, не читая!

Директор. Так ведь это не меняет дела. Они подписали. И вы подпишите.

Подписывайте.

Алешка. Я это в жизни не подпишу.

Директор. Вы так уверены?

Алешка, не говоря ни слова, разрывает бумагу на мелкие клочки.

Директор. Так, ну что ж, тогда вам придется подписать другую бумагу.

Алешка. Что вы там нагородили? Может, во время войны Павел Сергеевич

сотрудничал с Германией? Директор. А это еще предстоит выяснить. Во

всяком случае эта бумага касается вас лично.

Алешка. Сей эпизод становится исключительно интересным.

Директор. Не думаю. Этот документ можете читать, сколько вашей душе

угодно.

Алешка. (себе) Вот нудный тип попался! (читает) Вы думаете, вы меня

этим испугали? Тем, что лишаете права работать в школе? Ой, боже мой,

сейчас побегу к мамочке!

Директор. Вы наивны, товарищ Трофимов. С такой-то историей куда вас

возьмут после этого? Алешка. (звереет) Нет, это вы наивны!

Обрадовались! Нашли людей, для которых карьера дороже совести! А танк

вы видели когда-нибудь? А что такое перейти линию фронта, знаете? А

перекрестный огонь знаете что такое? Так что вы мне эту бумажку под нос

тыкаете? Вот вам! Если угодно, я еще десяток таких подпишу.

Директор. Было очень приятно познакомится. У вас действительно

красочная военная биография. А теперь извольте очистить сей кабинет.

Алешка. С огромным удовольствием. (хлопает дверью) Я же говорил--

школа-это грязь... Странно, неужели Анатолий Григорьевич подписал? Надо

с Ленькой поболтать, пусть займется воспитанием отца... Все, теперь домой,

писать мемуары... (подбегает Дениска)

Дениска. Дядя Алеша, я вас по всей школе ищу!

Алешка. Ты-то там что опять натворил?

Дениска. Это вовсе не я. После того, как вы ушли на работу, пришел дядя

Сережа. Он там с мамой о чем-то говорил, потом ушел, потом мама сказала,

чтоб я вам сказал, чтоб вы все бросили и к тете Тоне домой немедленно. Она

сказала, что тете Тоне очень плохо...

Алешка. Что там у них могло случится? Я бегу, скажи ребятам, чтоб меня

не ждали... вообще никогда не ждали.

Дениска. Почему?

Алешка. Вырастешь--поймешь. (уходит)

Дениска. Надо быстрее расти... чтобы стать умным, как все взрослые!

сцена вторая

на кухне у Тони собралась вся компания

Валера. Как ты мог ее отпустить в таком состоянии! Ты, брат родной! Тьфу!

ты что, совсем ничего не соображаешь?

Сашка. Я? Ты думаешь, она меня слушает? Когда дело касается Ленечки,

она никого не слушает! Валера. Дверь бы закрыл.

Сашка. Умник выискался. А глаза ты ее видел?

Вика. Где она?

Сашка. Поехала к Лёнечке на работу на другой конец города.

Вика. Это еще зачем?

Сашка. Может, они что-то знают.

Валера. Хоть ты в это не веришь, и то хорошо.

Сашка. Может, скажешь, во что мне верить?

Валера. Перестаньте, надо соображать, как с этим боротся.

Юрик. Ребята, простите меня, мне завтра надо уезжать.

Валера. Катись к черту.

Юрик. Дурак, мне правда надо уезжать! Ты знаешь, что я для него все

сделаю. Скажи мне, что, и я это сделаю.

Валера. Если б я знал! Зинка, а где Виктор?

Зинка. На работе. Не может же он ее в любую секунду бросить, как вы.

Валера. А как он ее состояние охарактеризовал?

Зинка. Психическое или физическое?

Валера. Ладно, замяли.

Вика. Боря, скажи что-нибудь умное. Ты же можешь, я знаю.

Борис. Я не могу. У меня творческий застой.

Юрик. Надо поговорить с папой...

Борис. Не вмешивай папу! Папе только этого не хватало!

Юрик. Слушай, молчи уж, коли у тебя застой идей.

Борис. Я молчу, только папу ты все-таки не вмешивай.

Юрик. Мой папа, что хочу, то и делаю! (звонок в дверь)

Борис. Наконец-то! (открывает дверь, входит Алешка) А, ты не Тоня.

Алешка. Что случилось?

Борис. Вчера вечером Зорева арестовали.

Алешка. Что? (садится, потом снова встает, потом опять садится)

Сережка. Успокойся. Я лично видел. Нам всем хреново.

Славка. Может, действительно все-таки написать письмо? Ведь не может

же он сделать что-то стольким людям?

Алешка. А теперь послушай, как будет звучать начало твоего письма.

Слушай, слушай! Многоуважаемый отец народов Иосиф Виссарионович!

Пишет вам один из ваших многочисленных сыновей. Имею сообщить вам,

что непонятно по какой причине вы изволили совершить ошибку и...

Славка. Ладно, ладно! Я понял!

Сережка. Вот вам, как бывает на свете. Ведь это с каждым из нас могло

произойти. Был человек, нормальный, здоровый, жил самой обыкновенной

жизнью и вдруг--на тебе... как болезнь.

Алешка. Да ну тебя, Оса! Никто не сказал, что он не вернется через два дня!

но на всякий случай мы его похороним, да?

Вика. Алешка, Карамзин, да будь же хоть ты нормальным!

Сережка. Что было бы, если бы я на час раньше пришел...

Сашка. Дал бы кому-нибудь по морде.

Алешка. Я из-за твоей морды в Сталинграде оказался!

Юрик. Дети! Перестаньте! А что было бы, если бы мы с Борькой никуда не

ушли? а что было бы, если б войны не было?

Толя. Я предлагаю разойтись. Мы все равно сейчас ничего не придумаем,

только друг на друга будем орать. К тому же мы забрались без разрешения в

чужую квартиру.

Асенька. Вспомнил.

Сашка. Я разрешаю.

Зинка. Дождемся хотя бы, пока она придет.

Вика. Алешка, ты договоришься там в школе? Не будет же она работать

сейчас в таком состоянии. Алешка. Нельзя мне больше в школу.

Алка. Это еще почему?

Алешка. С новым директором принципы не поделили.

Алка. Боже мой! ты дорвешься когда-нибудь со своими принципами!

Алешка. По моему, я уже дорвался.

Борис. Алексей, пошли покурим.

Алешка. Пошли покурим. (выходят на лестницу)

Зинка. (себе) Так, теперь еще и эти. Учет мне вести, что ли?

Борис и Алешка на лестнице

Борис. Расскажи мне про свои принципы.

Алешка. Подожди-ка, я тебе почище чего расскажу. Я ходил в

государственный архив, и там кое-чего вычитал, а об остальном сделал

выводы.

Борис. Кто тебя туда пустил?

Алешка. Ой, ну какие же вы все нудные. Это не важно. Пустили. так вот. Я

говорю с тобой более чем серьезно. Скажи мне, ты увлекаешься политикой?

Борис. Не так чтобы уж очень.

Алешка. А политической историей?

Борис. Ну... проходили в универе когда-то... да что такое-то?

Алешка. А то. У нас в стране тоталитарный режим, а правительство

увлекается репрессиями. Прямо как во время буржуазной революции во

Франции.

Борис. Карамзин, у тебя температура.

Алешка. Послушай, то, что Зорева арестовали почти сразу после нашего

директора, тебе не о чем не говорит?

Борис. Замолчи, пожалуйста. Я не хочу в это лезть. Я желаю оставатся

нейтральным.

Алешка. Ничего не выйдет. Ты Зорева знаешь, как самого себя.

Борис. Ну почему, почему это не может быть просто делом случая?

Алешка. Если бы я не был таким умным, я бы тоже в это верил!

Борис. А там-то ты что нес?

Алешка. Я влиял на народные массы. Борис, да послушай же ты меня... Это

очень жестоко, я знаю. Дай-то бог, чтоб мои догадки не оправдались.

Борис. Почему ты тогда ей этого не скажешь?

Алешка. Это убьет ее в ту же минуту.

Борис. А так она будет жить бесполезной надеждой. Замечательно.

Алешка. Ничего подобного. Мы сделаем все возможное и невозможное

чтобы его вытащить оттуда. Борис. Я должен сказать тебе две вещи. Ты

действительно гениален как историк. Я говорю это сереьзно. Но как человек

ты просто дурак. Кто же может боротся с тоталитарным правительством?

Алешка. Мы, котята. Я сейчас очень злой. А когда я злой, я все могу!

Борис. Ты не можешь быть серьезным.

Алешка. Ты еще не знаешь, насколько я серьезен. Ведь если на то пошло,

по всем правилам игры, которую они ведут, убрать следовало бы меня, хотя

бы за все то, что я тебе сейчас плету.

Борис. Не каркай.

Алешка. Да плевал я на их тоталитарство!

Борис. Все, хватит, вернись с небес на землю. Я тебя услышал. Что

произошло у тебя в школе? (Алешка быстро рассказывает)

Борис. Вот дрянь канцелярская, ненавижу таких! Хочешь, я так сделаю, что

тебя быстренько возьмут обратно?

Алешка. Ну, уж это окончательно не в моих принципах. Что ж получится,

пришел дядя Боря, помахал своей капитанской книжкой, и все устроится?

Да пошел он!

Борис. Алешка, ты не только настоящий историк, ты и человек настоящий.

Алешка. Ладно, чего там я... вот был бы Данька жив!

Борис. Не заводись. Пошли к обществу.

Алешка. Борис.

Борис. Чего?

Алешка. Ты тоже человек неплохой.

Борис. Спасибо, обрадовал. (возращаются в кухню)

Борис. Ну, чего тут у вас?

Сашка. Ничего. А у вас?

Борис. И у нас так же.

Асенька. Послушайте, нельзя ей одной жить, пускай к нам переселяется.

Толя. Мы итак друг на друге.

Асенька. Подвинемся. Пусть будет человек в нормальном обществе!

Алка. Это мы, что ли, нормальное общество?

Асенька. Говори за себя!

открывается дверь, входит Тоня. Все поворачиваются к ней.

Тоня. Ребята, дорогие... как вы сюда попали, что вы здесь делаете?

Сашка. Это я, я во всем виноват. Я их пустил. Ключ-то у меня.

Тоня. Почему вы не на работе?

Вика. Тоня, ты что! Как мы там можем быть, когда тут такое творится?

Тоня. Спасибо. Но ведь ничего еще не случилось. Во всяком случае, ничего

страшного.

Алешка. (себе) С этим упрямством надо боротся. Оно ее до добра не

доведет, это уж точно.

Вика. Ну, теперь мы пошли, раз ничего страшного не случилось.

Тоня. Подождите, я вас хоть чаем напою. Не отпущу же я вас просто так.

Валера. Нет, нет, нам надо бежать. Лично я еще на половину рабочего дня

успеваю.

Борис. Лично я еще на две с половиной лекции успеваю... с условием, если

транспорт подойдет сразу. Вика. Тогда пошли!

Тоня. Ребята, подождите. У меня к вам одна просьба. Ничего не надо

делать. Я все сделаю сама. Понимаете? И может, он еще через день и

верентся. В худшем случае через неделю.

Алешка. ( себе) В худшем случае--никогда.

Тоня. Так что я вас прошу. Живите, как будто ничего не случилось.

Вика. Хорошо. Все будет, как ты захочешь. Мы пошли.

все уходят, остаются Сашка, Юрик и Борис.

Тоня. Саша, тебе разве не надо на завод?

Сашка. Я что же, часть всех?

Тоня. Нет, конечно. Но сейчас мне правда ничего не нужно. Я говорю с

тобой честно и откровенно.. Сашка. А мама и папа? Может, тебе лучше у

нас пока?

Тоня. Саша, я тебе напомню одну историю. Я не держу зла на вас, и я

понимаю, что вы не могли тогда иначе, но в сорок первом году вы сами

меня одну оставили, когда хлеб уже по карточкам выдавали. Юрик. Мы,

пожалуй, тоже пойдем... а то у вас семейные разборки.

Тоня. У меня от вас нет секретов, так что сидите спокойно и слушайте.

Теперь ты хочешь, чтоб я к ним шла?

Сашка. Я никого не оправдываю. Не себя, ни отца, не мать. Она-то что?

Твой выбор был, ты его сделала. И сейчас выбор твой.

Тоня. Саша, оставим это. Я давно выбрала. Так будет лучше всем.

Сашка. Я сделал свое дело. Раз я никому не нужен, то я пошел на работу.

Тоня. Так-то лучше. (Сашка уходит) Вообще я не понимаю, кому все это

необходимо было. Боря, сколько лекций ты из-за меня прогулял сегодня?

Борис. Я не собираюсь отвечать на этот провокационный вопрос!

(осматривает квартиру) Я буду спать в коридоре, а Юрка в кухне как-

нибудь поместится.

Тоня. Вы что, поселится здесь вздумали?

Юрик. Она нам не доверяет. А это даже интересно--в кухнях я еще не спал.

Где угодно спал, а в кухнях не спал.

Тоня. Я вышвырну вас на лестницу.

Борис. Попробуй. Нам и там неплохо будет.

Тоня. Боря... Юрочка, мальчики мои дорогие, что же мне теперь делать?

Как же я теперь буду без него? Как я буду без него?

Борис. Все будет хорошо... все будет хорошо (прижимает ее к себе) Мы

сделаем все, что в наших силах. Он вернется.

Юрик. Он вернется!

Тоня. Не уходите, родные мои. Это я выпендриваюсь просто. Мне ужасно

плохо.

Борис. Я думаю. Никуда мы не денемся.

Юрик. Кто имеет что-нибудь против жареной картошки?

Борис. Ты умеешь жарить картошку? Ну, тогда я умываю руки.

Юрик. А ты думал грязными руками ее есть? С луком или без лука?

Борис. Батюшки, это вообще шедевр. Вот уж не знал, что ты на это

способен!

Юрик. Граждане, идите морально подготовьтесь. У нас сейчас будет

царский пир!

сцена третья.

через неделю. Звонок в дверь.

Борис. ( открывает дверь, видит Анатолия Григорьевича) Вы кто такой?

Анатолий Григорьевич. А вы кто такой?

Борис. Я вас спросил первый.

Анатолий Григорьевич. Слушай, мальчик, я тебе гожусь в папы, а ты мне

сразу грубишь. Нехорошо так со старшими.

Борис. Я не мальчик. Мне тридцать два года, и я воевал на Белорусском

фронте. А вы где воевали? Анатолий Григорьевич. На Московском. Легче

тебе от этого стало?

Борис. Так кто же вы все-таки такой?

Анатолий Григорьевич. Зорев Анатолий Григорьевич, к вашим услугам.

Борис. А! Я ж вас видел. У Тони с Ленькой, на свадьбе. Теперь только

вспомнил.

Анатолий Григорьевич. А! Я же тебя тоже видел. Тебя, кажется, Борисом

зовут?

Борис. Так точно. Только я ушел из армии. Я теперь на медицинской

аспирантуре.

Анатолий Григорьевич. Вот это дело. Сначала людей убивали, теперь их

лечим. Похвально.

Борис. Знаете что, у меня и без вас забот хватает. Вам что-то нужно?

Анатолий Григорьевич. А Тоня дома? Могу я ее видеть?

Борис. Тоня! Тут к тебе пришли! Заходите, пожалуйста. (все проходят в

кухню)

Тоня. Добрый вечер. Боря, оставь нас, пожалуйста.

Борис. Да, да. К тому же у меня завтра зачет по психологии. (уходит в

комнату)

Тоня. Анатолий Григорьевич, хотите чаю?

Анатолий Григорьевич. Нет, милая, спасибо. Я пришел по делу. Я хотел

бы поговорить с тобой. У нас ужасное чувство... Ведь прошла уже неделя. А

от него не слуху, ни духу. Чтобы это могло значить? Тоня. Я не знаю,

Анатолий Григорьевич. Я живу, как будто в полусне. Это ужасно... то, что

случилось. Ведь он ни в чем не виноват!

Анатолий Григорьевич. Подожди-ка... как ты можешь верить в то, что он

не в чем не виноват? Ведь ты знаешь его лучше, чем я! А вдруг он что-то

скрывал от тебя? Ты наивна, моя дорогая девочка! Ты совершенно не

знаешь людей, и совершенно не знаешь мир!

Тоня. Что вы сказали?

Анатолий Григорьевич. Новый директор попросил меня передать тебе вот

это, чтобы ты подписала. (протягивает бумагу)

Тоня. (прочитала) Вы это подписали?

Анатолий Григорьевич. А что тут такого? Павла Сергеевича я конечно,

уважаю и люблю, но если он пошел по неправильному пути... Что ж тут

такого? Просто подпись. Обыкновенная формальность. Тоня. Как вы могли!

как у вас поднялась рука подписать человеку приговор! Подписать приговор

собственному сыну!

Анатолий Григорьевич. Ну конечно, если ты так все драматизируешь,

можно все вообразить! Не все такие праведники, как вы!

Тоня. Причем тут это? Это просто ваша совесть! Это ваш сын! Ваш

собственный сын! Как вы можете ему не верить?

Анатолий Григорьевич. Верить в него и верить ему--разные вещи!

Послушай меня теперь... приговор подписал не я, а те, кто арестовывали. Во

вторых, почти все остальные тоже подписали... одной подписью больше,

одной меньше, что это изменит? Мне уже пятьдесят пять лет, из них

тридцать я отдал школе. Что мне делать, если меня уволят? Идти на

пенсию? Это не входит в мои планы...

Тоня. Уходите. Я вас не знаю. Вы ему не отец.

Анатолий Григорьевич. Это не тебе решать. Я уже сказал, что ты не

знаешь мир, и тем более--человеческой природы... Мне жаль тебя, милая, но

мир жесток, а вы построили себе сказку наяву, и теперь с ней надо

расстатся. И уж поверь мне, я не буду спрашивать у тебя, что значит

поступать по совести или против совести.

Тоня. Уходите.

Анатолий Григорьевич. Как желаешь. (уходит. Входит Борис.)

Борис. Отвратительнейший тип! Слушай, а ты уверенна, что он

действительно Ленькин отец?

Тоня. Борис!

Борис. Что?

Тоня. Родной отец... собственному сыну... это у меня не укладывается в

сознании.

Борис. Просто ты действительно считаешь, что все люди чисты и

непорочны. Но это не так--я усвоил это еще в сорок первом. Тебе пора

перестраиватся. Идти в реальный мир. В одном я с ним согласен, как это не

печально.

Тоня. Хорошо. Я завтра пойду. Не понимаю, чего я эту неделю тянула.

Потеряла целых семь дней. Дура. На что-то надеялась. Чего ты мне это

раньше не сказал?

Борис. Куда ты собралась?

Тоня. Как куда? Искать. Буду просить, умолять, требовать, угрожать. Я им

не дам его просто так у меня отнять... Кто они такие, чтобы моей судьбой

распоряжатся? Ты даже не знаешь, на что я способна... (звонок. Борис идет

открывать)

Виктор. Привет. Ты еще что здесь делаешь?

Борис. Живу я тут.

Виктор. А, это хорошо. Сторожишь ее, что ли?

Борис. Типа того. Никогда не знаешь, что она выкинет. Заходи же, чего ты,

приглашения ждешь? Виктор. Типа того. (входят в кухню)

Тоня. Витя, привет. А где Зинка?

Виктор. Дома. Мы немножко поругались.

Борис. Вы-то что неподелили?

Виктор. Началось с курения. У нее же на этом пунктик. Потом я погубил ее

молодость. Вообще заставил выйти за меня замуж. Я во всем виноват.

Пришел к вам спасатся.

Тоня. Глупые... какие же вы глупые! Вы отравляете себе жизнь всякими

мелочами, когда надо ценить каждую минуту, каждую секунду, которую вы

проводите вместе!

Виктор. Да знаю я эту сказку! Только мы каждый раз себе что-нибудь

придумаем. Не ладится у нас. Дети уж не причем. Давно уже не ладится.

Может, даже из-за детей. А где политрук?

Борис. Политрук давно уже в Москве.

Виктор. Вот так всегда, лечишь их, спасаешь, потом через столько лет

появляются и даже спасибо не скажут.

Борис. Можно подумать, тогда ты это делал за спасибо.

Виктор. Конечно, нет. Кто ж знал, что из него потом будет? Разрешите у

вас ночь провести?

Тоня. Ты что, совсем свихнулся?

Виктор. Стараюсь избежать этой участи, потому и прошу ночлега.

Борис. Только тебя придется в кухне устраивать, потому что в коридоре я

живу.

Виктор. Да хоть на лестнице.

Тоня. Витя, только один раз! Во второй раз будете разбиратся словами, а не

действиями! Я лично прослежу!

Виктор. Тоня, ты ангел.

Тоня. Гмы. Я стала это слышать все чаще и чаще. Хорошо бы у меня еще

крылышки отрасли, тогда бы я его сразу нашла...

Вика. Валера, я не могу больше. Я не могу. Я должна что-то делать. Пять

месяцев никаких изменений... Я не знаю, как она выдерживает все это, эту

неизвестность, это небытие... Хоть бы узнать, жив он или нет! Хоть бы

только это одно!

Валера. Спи, Вика. Спи, милая... мы сейчас ничего не можем. Если мы

узнаем это, нам захочется большего... и мы так же будем бится головой об

стенку, и ничего не мочь... спи,

Вика. Оттого, что ты не спишь ночами, никому не легче.

Вика. Отчего ж они так тянут резину? Пять месяцев... Я должна знать, чем

это кончится. Я не могу... Валера. А я могу? Черт знает, что творится! Мне

тоже надоело это пятимесячное нытье! Все только и знают, что ноют: надо

что-то делать, надо что-то делать... А как до дела доходит, так только одна

Тоня в очередях стоит... я ничего не говорю про тебя... это я тебя туда не

пустил. И не пущу. Не проси. Тебе это вредно...

Вика. Хорошо Зойке. У них будет ребенок. Наверное, у них все будет

хорошо, потому что у нас все было плохо... боже мой, что я говорю...

Валера. Вика, милая... не надо об этом, родная моя. Тебе все равно никто

никогда не скажет, почему умер наш ребенок, а у Зинки с Виктором четверо

детей, почему Алешке отрезали ногу, а Данька застрелился, почему Леньку

арестовали, и Тоня не может его найти, и почему Славка не женился, тебе

никто никогда на это не ответит... Но на один, на один-единственный вопрос

я тебе отвечу, если ты меня спросишь...

Вика. Почему ты не пустил меня пойти с Тоней?

Валера. Потому что я люблю тебя. И я не желаю, чтобы ты все это видела...

Ты достаточно всего насмотрелась в блокаду. Спи, Вика... все будет хорошо.

Потому что хуже уже ничего быть не может...

сцена пятая вечером тридцать первого декабря собирается на кухне у Тони

вся компания. Положение хуже некуда. Настроение у всех

отвратительное. Особенно бесится Алешка. Он-то еще предлагал всякие

действия, а теперь... Валера не выдерживает, берет гитару, тихонько

проводит по струнам.

Валера. Друзья уходят как-то невзначай Друзья уходят в прошлое, как в

замять А мы смеемся с новыми друзьями А старых вспоминаем по ночам...

Виктор. Ты что, спятил? (выхватывает у него гитару) Умник выискался!

Народный фольклор! Дядя доктор запрещает эту песню! Поняли?

Алешка. (себе под нос) С Новым годом, с новым счастьем... только деда

Мороза не хватает...

Вика. Тонечка, милая, с тобой все в порядке? Ты как-то не так выглядешь.

Тоня. Я нормально выгляжу.

Вика. Что скажет по этому поводу дядя доктор?

Виктор.. Ямщик, не гони лошадей...

Борис. Да надоел ты со своим ямщиком, придумай что-нибудь новое!

Виктор. (долго думает, потом наконец выдает) Прощай, любимый город,

уходим завтра в море, а там над водой мелькнет за кормой знакомый платок

голубой...

Зинка. Это еще откуда у тебя взялось?

Сережка. А кстати, вы изволили заметить? В нашей славной компании во

время войны были представлены все роды войск, кроме морского. Пехота

была, летчик был, танкист был, мирные жители тоже были, а куда моряков

подевали?

Зинка. Оса, успокойся. Зойка нам родит моряка.

Толя. Нет, я лучше Дениску отправлю в военно-морское училище.

Асенька. Я лучше тебя самого куда-нибудь поближе отправлю, если

будешь при мне говорить такие вещи.

Борис. Знаете, чем вы сейчас занимаетесь? Мы это по психологии как раз

проходим. Вы пытаетесь найти хоть какие-то разговоры, чтобы как-нибудь

уйти от темы. А она от вас все равно никуда не уйдет. Толя. Ой, надо же, а

я-то думал! Психолог нашелся!

Борис. Стойте! Идея! Честное слово, у меня есть идея! Или я не я буду!

Славка. Рожай уже.

Зинка. Славка, прекрати!

Славка. Да ладно вам...

Борис. Я поеду в Москву. Ведь если кто-то что-то может, так это

полковник... вот мы дураки, забыли про Юркиного отца.

Сашка. Что ж ты раньше молчал, психолог!

Алешка. Сашкец, давай без комментарий. (шепотом Борису) Идиот, ты не

можешь на это надеятся. Борис. (так же шепотом) Идиот, я и не надеюсь

нисколько, я просто тяну время.

Тоня. Поезжай, капитан, мы тебя на это благославляем.

Вика. Люди, нам надо отвлечся. Пойдемте зажгем бенгальские огни. Что за

Новый год без бенгальских огней? Пойдемте, а?

Тоня. Вика, ты умница! Конечно, пойдем!

Славка. Стойте. ( выходит, через минуту возвращается, увешанный

пальто и куртками так, что его самого еле видно. Все смеются.) Чего

уставились, разбирайте, пока я еще стоять могу!

Сережка. Славка если уж ухаживать, так сразу за всеми. Нет, чтобы за кем-

нибудь в отдельности, всерьез и надолго, так он за всеми сразу...

Зинка. Так вот кто у нас истинный джентельмен! Все увлечены историей с

куртками, и никто не замечает, как Тоня вдруг внезапно теряет

сознание и падает на пол. Виктор опомнился первый. Схватил ее на

руки, прикоснулся губами ко лбу. Она вся горит. Он осторожно несет ее

на кровать. Алешка. (себе) С Новым годом, Тонечка. С новым счастьем...

да за что ей все это?!

Сашка. Что с ней?

Виктор. Обморок на нервной почве.

Сашка. Врешь!

Виктор. Да ты лучше знаешь! Очистите помещение!

Сашка. Тогда почему ты нас выгоняешь?

Виктор. Слушай, хоть ты не действуй мне на нервы. Уберите его!

Зинка. Будете подчинятся беспрекословно, все кончится хорошо. Уж

поверьте, я знаю. Все уходят. Остаются Вика и Борис

Борис. Воспаление?

Виктор. Это и ежу понятно. На таком морозе целыми днями стоять... Ты

куда смотрел, а?

Вика. Оставь его. Это не поможет.

Виктор. Да, верно. Простите меня. Вика, мне нужна твоя помощь.

Борис. А я на что?

Виктор. Ну уж нет уж. Уж это мое. Уж я в этом эксперт. Так что выйди,

пожалуйста, и не входи в течении получаса.

Борис. Чего?!

Виктор. Выйди, говорю, неужели непонятно?

Борис. Ладно, ладно, не нервничай! Я ведь тоже могу в случае чего!

(уходит)

Вика. Что мне делать?

Виктор. Ничего особенного. Я останусь здесь, и все сделаю сам. Только

единственное... нужно убрать товарища капитана подальше, а то он сильно

нерничает.

Вика. Хорошо. Я прослежу, чтоб он завтра же в Москву убрался. Витя... то,

что у нее сейчас--это очень плохо? Только не ври! Я вас, врачей, знаю!

Только не ври мне! Мы не можем потерять их обоих! Виктор. Вика...

прости меня. Я не мог спасти твоего ребенка.

Вика. Это не ты... это не ты. Это судьба. Кто же что-то может против

судьбы?

Виктор. Не беспокойся за нее. Воспаление легких это не так уж и страшно.

От этого еще в самом деле никто не умирал. Все будет в порядке, Вика. Я

тебе обещаю. Иди.

Вика. Спасибо.

сцена шестая (Москва)

Полковник. Заходи, Боря, молодец, что приехал. Сюрприз на праздники! У

родителей был уже? Борис. Да, заходил. Они хорошо живут. Но я все же,

если не возражаете, у вас переночую.

Полковник. О чем разговор. Раскладушка тебя ждет.

Борис. А где Юрка?

Полковник. На работе. Он круглые сутки работает. Даже дома ночью

слышу, как пишущая машинка стучит. Что ж ему еще осталось? В этом вся

его жизнь. Я его понимаю... А у тебя как учеба?

Борис. Не знаю, честное слово. Собирался курс экстерном сдавать, но

столько, сколько я прогулял, уж не в какие ворота не лезет. Как меня еще не

выгнали, удивляюсь.

Полковник. Опять за старое! Вот погоди, Юрка займется твоим

воспитанием. Смотри, Боря, завалишь, все сначала придется начинать...

Маша второй раз не появится...

Борис. Эту теорию я уж усвоил на практике.

Полковник. Извини, я виноват. Не должен был этого говорить. (звонок в

дверь) Интересно, кто к нам пожаловал. (открывает) Юрик! Привет,

сынок.

Юрик. Здорово, папаня, Борька явился?

Борис. Откуда ты знаешь, это была тайна мирового значения!

Юрик. Которую ты выболтал твоей матери, а она в полном восторге--

половине рабочей Москвы. То есть мне.

Борис. От скромности не умрешь.

Юрик. Не страдаю этим недостатком.

Полковник. Мальчики, чай будете?

Борис. Мне бы чего покрепче...

Юрик. Ваше желание исполнено! (достает из-за пазухи бутылку водки)

Полковник. Ай-ай-ай, сын мой! Ай-ай!

Юрик. Ну папа! Ну на Новый год! Ну неужто ты не помнишь, как мы

наклюкались в день Победы... Ну па! Да ты посмотри хорошенько, кто к нам

приехал!

Полковник. Эх... ладно! Ради компании! только если Борис споет!

Борис. Попробую.

Полковник. Располагайтесь. Пойду огурчиков соленых у соседей выпрошу.

(уходит)

Юрик. Ну что там у них, Борька? Что там? Сердце болит...

Борис. Все еще хуже, чем ты думаешь.

Юрик. Куда уж хуже.

Борис. Я приехал спросить совета... только совета. Потому что я уже

больше ничего не знаю.

Юрик. Давно это надо было делать. (входит полковник)

Полковник. Граждане дети, нам крупно повезло. (достает банку с

солеными огурцами и помидорами)

Юрик. Папа, ты просто волшебник!

Полковник. Я не волшебник. Я полковник в отставке. Шагом марш на

кухню! (все идут на кухню) Борис. Эх, хороша! Давно я такой штуковины

не пробовал. Первую за Машу...

Полковник. За Машу не закусываем. Вторую за маму... хороши

помидорчики соседские!

Борис. О, забыл! Я ведь привез вам наш торт, шоколадно вафельный с

Адмиралтейством.

Юрик. Наш торт с Адмиралтейством, ты как разговариваешь, коренной

москвич?

Борис. Боже, какие огурцы! Это прямо-таки царственные огурцы!

Юрик. Черт бы их побрал с потрохами! (вдруг бледнеет и откидывается

на спинку стула) Козлы! Все козлы недоделанные!

Полковник. Юрик, сынок, что с тобой?

Юрик. Мне кажется, что у меня открылась рана.

Полковник. Я сейчас вызову скорую!

Борис. Полно, товарищ полковник, не извольте беспокоится. Это пустяки.

Зря я что ли четыре с половиной курса кончил?

Юрик. Я тебе покажу пустяки! Это моя нога! Мне на ней на работу завтра

идти! Четыре с половиной твоей матери...

Борис. Перестань ругатся. Вставай. Держись за меня. Товарищ полковник,

будьте любезны, йод, зеленку, вату, и кофе покрепче. Йод ему, кофе мне.

Юрик встает, потом садится на стул

Полковник. Послушай, Боря, это в самом деле не опасно?

Борис. Если мне сделают кофе, то я за все ручаюсь. Юрик, ну вставай...

расселся...

Юрик. Кто бы подумал, что ты, меня...

Борис. Не думай, вставай! Борис тащит Юрика в комнату. Минут через

сорок возвращается с самым веселым видом.

Полковник. Ну как он там?

Борис. Все чудесно! На работу завтра не пускать, строгий постельный

режим. В нашем деле это самое обычное явление... Да вы не волнуйтесь.

Полковник. Спасибо. Держи кофе.

Борис. Благодарю. Тортик тогда уж завтра на завтрак раскроем. А как ваше

здоровье?

Полковник. Железно. Ну, рассказывай... сто лет тебя не видел.

Борис. Я вас спросить хотел... вы помните, была такая девочка Тоня.

Полковник. О! Конечно! Конечно, я ее запомнил на всю жизнь. Красивая

девочка... и парень там был еще. Душераздирающий роман.

Борис. Они поженились.

Полковник. Надо полагать. В чем же дело?

Борис. Ее мужа шесть месяцев назад арестовали. С тех пор ни слуху, не

духу. Он мой лучший друг. вы можете себе представить, чтоб я дружил с

людьми, которых было бы за что арестовывать?

Полковник. Борис, дорогой мой, я скажу тебе страшную вещь. Может, я и

ошибаюсь, и дай бог, чтоб я ошибался. Мы, к сожалению, живем с такое

время и в такой стране, в которой правительство арестовывает не худших

людей, а лучших. Я это во время понял. Я ушел оттуда, чтобы меня это не

коснулось. И чтобы другие не знали, что я это понимаю.

Борис. (себе) Алешка действительно гениален как историк. Что же творится

на свете белом? Полковник. Ты понимаешь, о чем я говорю.

Борис. Да.

Полковник. Молодец, умный мальчик, на лету схватываешь! Все бы так

схватывали...

Борис. Тут речь идет о жизни и смерти!

Полковник. Знаю.

Борис. Но неужели вы ничего, совсем ничего не сможете сделать? Ведь вы

столько времени прослужили стране, правительству, вы столько отдали,

неужели они ничего не сделают для вас? Полковник. Тише едешь--дальше

будешь. Чем больше отдаешь, тем меньше требуешь... Что ты собираешься

делать?

Борис. Взорву Кремль. Вместе с собой, как народовольцы.

Полковник. Ты что же, влюблен в нее?

Борис. Хуже. Я уважаю ее любовь к другому... Прикиньте, как мне весело.

Полковник. Да ведь я ничего не могу! Ни-че-го! Я тоже уважаю ее любовь

к другому! Я ничего не смог бы, даже если бы ты ее любил! Ты хочешь,

чтоб я перед ним на коленях ползал, просил и клянчил? Люди повыше меня

этим занимались! Никого не помиловал отец народов! Не строй мне тут

героя! Кремль взорву! Испугал!

Борис. Спасибо за кофе. Я пойду.

Полковник. Куда собрался на ночь глядя?

Борис. К родителям.

Полковник. Товарищ капитан, я вам приказываю сесть!

Борис. Есть, товарищ полковник!

Полковник. Слушай-ка внимательно, муж моей дочери, убитой фашистами.

Презирать меня будешь? Из-за того, что я тишины и спокойствия хочу в

шестьдесят лет? Из-за того, что я еще немного просто пожить хочу? Браво!

Нашел кого презирать, поздравляю! Ни черта у меня в этой жизни не

осталось, ни черта, кроме Юрки с простреленной ногой, да этих дурацких

звездочек! Где же счастье? Где оно, наше светлое будущее? Что молчишь,

народоволец? Что молчишь? Я знаю, как ей трудно, этой твоей девочке. Я

знаю, что она его будет десять, двадцать, сто лет ждать, и что не поверит,

что он мертв, пока ей его могилу не покажут. Знаешь, почему? Потому что

она--наш народ русский. А я ничего не могу. Потому что я верхи этого

народа, будь я трижды проклят...

Борис. Успокойтесь. Успокойтесь, пожалуйста. Простите меня.

Полковник. Послушай, может, ты денег возьмешь? Хоть деньгами-то я

могу помочь.

Борис. Давайте денег. Деньги--это хорошо. Деньги--это всегда хорошо...

(Ленинград)

Тоня. Витя? Что ты злесь делаешь?

Виктор. Я, кажется, заснул случайно... Я заснул, а ты проснулась. Вот такие

дела, моя дорогая.

Тоня. Что это со мной случилось? Почему я ничего не помню?

Виктор. Да так. Пустяки. Воспаление легких для нашего брата врача

пустяки.

Тоня. Я умру?

Виктор. Умрешь, разумеется. Лет через шестьдесят. При твоем организме,

может, и через семьдесят. Тоня. Очень жаль, что у меня такой организм. Я

так хотела умереть. Просто лечь и умереть.

Виктор. Это роскошь--просто лечь и умереть. Слишком много ты хочешь.

Не заслужила.

Тоня. Это еще почему?

Виктор. Потому, что ты этого хотела, а хотеть этого грех, нехорошая ты

девочка.

Тоня. Где Боря?

Виктор. Не имею не малейшего понятия. Вообще никого не видел и не

слышал в течении пяти суток... Хотя я сам запретил сюда приближатся.

Приятно же, когда они меня так слушаются. Уважают.

Тоня. Так, значит, ты возле меня просидел пять суток? А что ты ел? Когда

ты спал? Как там Зинка одна с вашим детским садом? Почему ты никого

сюда не пускал? Витя, ну?

Виктор. Детский сад меня сейчас меньше всего волнует. А не пускал я

сюда никого потому, что я врач, и моя обязанность лечить тебя. А эти бы

только под ногами болтались, и советы давали бы.

Тоня. А ел ты что?

Виктор. Да так... бутерброды, яичницу... на что рука поднялась, то и ел.

Тоня. Пойду я обед нормальный приготовлю.

Виктор. Обалдела! Температура сорок, а она обед будет готовить!

Тоня. Тебе-то что?

Виктор. Я плевать на тебя хотел. Не понимаю, зачем тут пять суток

отдувался. Мог бы в больницу отправить, ничего не сделалось бы... Мог бы

дома спокойно спать!

Тоня. Прости меня, пожалуйста. Я сама не знаю, что я говорю. Спасибо

тебе. Не знаю, как бы я без тебя...

Виктор. Не за спасибо старался. Но только надо в самом деле сообразить

насчет еды. Тебе силы нужны... (звонок в дверь) Это кто, я же им запретил

сюда приближатся! (идет открывать. Входят Вика с Валерой) Вам чего тут

надо?

Валера. Вежливость через край! Здравствуй, милая, тебе лучше?

(наклоняется, целует ее в лоб)

Виктор. Вот болван, заразишся, потом с тобой возится.

Валера. Да я, может, специально хочу заболеть, чтоб на работу не ходить!

Вика. Валера, веди себя прилично! Вот вам обед! (ставит на стол кастрюлю)

Виктор. Вот за это спасибо, а теперь вон отсюда

Валера. Счас. И не мечтай! (садится на стул посреди комнаты, и

начинает настраивать гитару. Раздается еще один звонок.)

Виктор. Это еще кто? (открывает дверь, входят Зоя с Шурой. Зоя уже

заметно беременна) Вы-то откуда все знаете?

Шура. Это все Оленев-старший! Это он во всем виноват!

Тоня. Зойка, это и вправду вы! Да я ж вас сто лет не видела! Милые мои,

как же хорошо, что вы пришли!

Шура. Ну вот, опять обманули. Говорили при смерти, мы уж памятник

думали ставить...

Тоня. Простите. Я не хотела.

Валера. Зойка, как мальчишку назовете?

Зоя. (очень уверенно) Это будет девочка. Мы назовем ее Катей.

Шура. (не менее уверенно) Это будет мальчик. Мы его назовем

Андрюшкой.

Валера. Радуйтесь, что третьего не дано.

Виктор. Слушайте, пришли, поздоровались, принесли обед, убедились, что

все живы, а теперь очистите помещение!

Валера. Ташкент его не научил гостеприимству!

Виктор. Почему? Если хочешь, иди ко мне домой. Я тебя приглашаю.

Только выйди отсюда! А то я чувствую, что я тут лишний.

Вика. Витенька, жена твоя просит тебя вернутся в родной дом. Она совсем

замучилась с вашими потомками... Я с ней лично беседовала!

Виктор. Ладно... я ухожу, но последнее слово за мной! (хлопает дверью)

Тоня. За что вы так с ним?

Вика. За все хорошее. Спать ему надо, неужели непонятно? по меньшей

мере двое суток, а то он и на человека не похож. (звонок в дверь. Вика идет

открывать)

Вика. Капитан приехал!

Борис. Привет, люди, пять дней вас не видел и не слышал, до чего приятно!

Тонечка, как твое здоровье?

Тоня. Хуже не будет.

Вика. Ну, теперь я спокойна. Нянька явилась. Пошли, ребята.

Валера. Стойте! А обед? Я есть хочу!

Шура. Пошли к нам, мы приглашаем. Правда, Зоя?

Зоя. Да уж конечно, раз ты пригласил.

Валера. Ура! Нас пригласили в гости! Ну теперь мы пошли! (все уходят)

Тоня. Так рассказывай!

Борис. Сказ мой будет кратким. Дело было так...

сцена восьмая. месяц спустя в тюрьме

Военный. Что нужно такой красивой даме в таком некрасивом месте?

Тоня. Я ищу своего мужа. Я прошу вашей помоши.

Военный. А, и вы туда же! Когда его арестовали?

Тоня. Полгода назад.

Военный. Я вас должен огорчить. Обычно я так не с кем не разговариваю.

Обычно я всех сразу посылаю. Но вы действительно уж очень красивая.

Мне вас жалко.

Тоня. Пожалуйста, помогите мне! Я уже была во всех тюрьмах Ленинграда.

Я стояла в очередях сутками. Он ничего не сделал. Я вас уверяю, он ничего

не сделал. Помогите мне, я вас умоляю! Военный. Полевой, Яков, иди сюда,

дело по твоей части. Дамочка мужа ищет. Красивая дамочка, не дай ей

просто так уйти. Понял ты меня, Яков? Я предлагаю повеселится, а то

просто так скучно работать. Понял ты меня?

Яша. Так точно. Не извольте беспокоится. Это дело по моей части. Обожаю

находить пропавших мужей. Военный. Так я вас оставлю. (уходит)

Яша. Иди за мной. (ведет ее в кабинет, закрывает дверь) Здравствуй,

Тоня. Ты узнала меня?

Тоня. Да. Как ты здесь оказался?

Яша. Долго рассказывать. И, пожалуйста, не горячись, и не называй меня

фашистом... просто я жить хочу, очень хочу, и я делал все, что от меня

требовали. Люди разные, дорогая моя... вот так-то. Кто бы думал, что мы с

тобой в таком месте встретимся?

Тоня. Яша, помоги мне. Я никогда не сделала тебе ничего плохого.

Яша. Хорошего ты тоже мне ничего не сделала. Так значит, твоя судьба

сейчас у меня в руках. И его тоже. Это становится исключительно

интересно. Гмы. Но мы еще даже не знаем, где наш любимый... Где же наш

любимый? Сейчас мы это узнаем... просто потому, что мы такие добрые...

(роется в бумагах) Вот так удача! Он действительно в этой тюрьме! Все!

Убирайся! Я итак сделал то, чего никто другой для тебя бы ни за какие

деньги не сделал... убирайся, если тебе жизнь дорога!

Тоня. Я не уйду. Пока ты мне не скажешь, как я могу увидеть его, я не уйду.

Яша. Ах, вот как. Мы упрямые. Мы всегда были упрямые, но теперь мы

желаем играть с огнем, с режимом, с системой правления...

Тоня. Прекрати надо мной издеватся. Я сделаю все, что ты захочешь.

Яша. Да пойми ты, глупая, и я правда ничего не могу! Твой муж--

политический заключенный, против него серьезные обвинения! Благодари

бога, что его тут еще держат, а не сразу пулю в лоб пустили! твой муж--

политический заключенный, уясни себе это! А ты мне все о вечной любви!

Бабушкины сказки! Тоня. Хорошо. Спасибо тебе за то, что ты сделал. Я

ухожу.

Яша. Один момент. Все, что ты здесь видела и слышала--забудь. Брату

родному, матери родной--никому, поняла? Даже самой себе. Может, тебя и

пронесет. А меня вообще не существует. Ради твоего же блага. Поняла?

Тоня. Хорошо. Не беспокойся. (уходит. входит первый военный)

Военный. Я тобой недоволен. Как же ты так сразу ее отпустил? Плохо

сделано. Я бы сказал, что вообще ничего не сделано.

Яша. Ничего в башку не лезло. Ты не видел, как она смотрит. Ты вообще ее

не знаешь... а я знаю. Военный. Так я не прочь бы ее узнать. Она же

кричала, что на все готова. А это еще далеко не все... вообще не знаю, чего

мы с ней возимся. Одолжение делаем. За все надо платить.

Яша. Сейчас не тридцать седьмой.

Военный. Какая мне разница? Она красавица, каких мало. Тебе-то что? Ты

ей поможешь. Она увидит своего возлюбленного, и будет счастлива, и будет

за тебя молится. Иди, пока она не ушла далеко.

Яша. Есть. (одевает шинель, бежит на улицу, догоняет Тоню)

Тоня! Подожди!

Тоня. Что тебе еще от меня нужно?

Яша. Я не мог просто так дать тебе уйти, и никогда больше не увидеть

тебя. Я знаю, как помочь тебе.

сцена девятая.

Виктор. Где моя раскладушка?

Борис. Опять? Вы опять неподелили вашу молодость? Опять пришел

ночевать?

Виктор. В меня запустили сахарницу. Назвали нехорошим словом.

Сказали, что дети появились случайно...

Борис. С медецинской точки зрения? Все четверо?

Виктор. Пускай этот вопрос твой профессор психологии рассмотрит.

Похоже, у нас на грани развода... Борис. Ты говоришь это так спокойно, как

будто тебя послали за хлебом в булочную.

Виктор. Э, милый, что ж ты хочешь--я, может, еще и не верю, что все плохо

закончится. К тому же у меня рабочий день завтра. Нервы нужны.

Хирургическое отделение, как-никак. Подожди, а где Тоня? Где она может

быть в восемь часов вечера?

Борис. Откуда я знаю? Откуда я знаю, где она может быть? Откуда я знаю,

где она ходит, что ест, что пьет, с кем разговаривает? Что я, сторож сестре

своей? Я только могу встречать ее вечером и провожать утром... И то,

вставать в пять скоро уже будет выше моих возможностей... я-то надеюсь

закончить аспирантуру когда-нибудь! Она домой не приходила уже целые

сутки! Сутки, понимаешь, в них двадцать четыре часа! Я... я скоро сам за

ней пойду, вот что!

Виктор. Тихо! У меня уже дома был первый концерт Чайковского с адажио

и аллегро. Сейчас валерьянку заставлю пить, если будешь так орать. Эх, ты,

аспирант!

Борис. Тоже мне хирург нашелся...

Виктор. Самое приятное, что моя собственная мамочка на Зиночкиной

стороне. Понимаешь, когда я ее тогда привел домой, бедную, несчастную,

всеми покинутую, мать в нее безумно влюбилась. Чего я удивляюсь, я сам в

нее безумно влюбился... даже не столько в нее, сколько в идею, что я могу

быть кому-то нужным, полезным... ну вот... мамочка, похоже, и забыла, кто

ее родной ребенок. Она с Зинкой душа в душу... А я Змей Горыныч... Тьфу!

Да на что же я надеюсь, она меня не любила никогда! Просто привыкла, и

все...

Борис. Да прекрати ты нудить! Без тебя тошно.

Виктор. Слушай, капитан, но ведь должна же она когда-нибудь расколотся.

Не из железа же она. Борис. Так ты ее не знаешь. Я тоже на это надеялся.

Это же тоже часть ее характера--все выдержать. Сашка замучил--говорит, ну

ты же живешь с ней в одной квартире, неужели ты не знаешь, что она

делает, куда она ходит? Мне, думаешь, легко? Мне вообще завтра реферат

за семестр сдавать, а я его не начинал... Иди спать, Грачевский. Раскладушка

на том же месте, коридор я тебе уступаю.

Виктор. Ты в самом деле реферат сейчас писать будешь?

Борис. Что ж ты думаешь, он сам напишется? Когда тебя будить?

Виктор. В семь. Завтрак можешь не готовить, у нас там столовая.

Борис. Ох, благодарю вас за заботу! Ладно, увидемся утром.

Виктор. Черт возьми... да должно же все это когда-нибудь кончится.

Борис. Чтоб я больше от тебя таких слов в моем доме не слышал!

Виктор. Ха-ха, ваша шутка не удалась, капитан. Хотя бы потому, что это не

твой дом.

Борис. Учти, Тоня сказала бы тебе тоже самое.

сцена десятая. (утром)

Борис. Витька, проснись! Просыпайся, Грачевский, слышишь?

Виктор. А, что? Я проспал? Который час?

Борис. (отсутствующим голосом) Ее до сих пор нету. Я... все, по-моему,

это точка.

Виктор. Так ведь ты все равно ничего не можешь сделать. Не ты, не я. Мы

только годимся на то, чтоб валерьянку пить... может, она еще придет через

полчаса. (открывается дверь, входит Тоня. Она очень бледна, под

глазами синие круги. )

Борис. Тоня, где ты была все это время?

Тоня. Доброе утро, Боря. Витя, ты что тут делаешь?

Виктор. Зинка из дому выгнала.

Тоня. Отговорка на уровне первого класса

. Виктор. Ну вот правда, честное слово. Да еще сахарницей запустила...

Тоня. Совсем с ума сошла... (молча снимает шарф, шапку, пальто, так

же молча вешает в шкаф. Борис внимательно наблюдает за этой

процедурой)

Борис. Хватит! Ты мне сейчас скажешь, где ты была! Я желаю знать!

Тоня. Не смей повышать на меня голос! Никогда! ты уже не мой командир,

я тебе не даю отчет в том, где хожу и что делаю! Никогда не смей повышать

на меня голос!

Борис. Тоня, у тебя круги под глазами.

Тоня. Это после болезни.

Борис. Где ты была ночью?

Тоня. У Вики.

Борис. Я больше не могу... Грачевский, теперь твоя очередь.

Виктор. Тоня, мы должны знать. Мы просто должны знать. Ведь мы всего-

навсего люди... Что ж ты хочешь от нас?

Тоня. Я не могу... не могу... это уж вам точно знать не полагается... я не

могу вам это сказать. Я этого никому никогда не скажу... Я лучше умру!

Пустите меня, дайте мне пройти... я хочу быть одна. Дайте пройти, ну!

Борис. Тоня... семь лет назад я был твоим командиром. Я тебе приказывал,

ты делала. Я никогда дважды не повторял свое приказание. Теперь не война,

и я не командир. Я просто человек. Я не требую, я прошу. Хирург этот еще

прицепился, так он тоже чего-то просит.

Виктор. Спасибо на добром слове.

Борис. Кушайте на здоровье. Тоня, чтобы это не было, оттого, что мы

будем знать, тебе не станет хуже...

Тоня. Я... его нашла. я могу его увидеть. Но за это надо было заплатить.

Просто так ничего не делается. Это было ужасно... это было омерзительно, я

думала, что я не выживу... я думала, что я прямо там сойду с ума... может,

это и было бы лучшим исходом... Но если бы, если бы я упустила эту

возможность, этот шанс, я проклинала бы себя всю жизнь! И это же и не

самое худшее, что может быть--провести ночь с кем-то, с другим человеком.

Я отдала свою честь, совесть, достоинство. Но я его увижу... Вот... теперь

вы знаете.

Борис. Я его убью... я его достану из-под земли, и разрежу на мелкие

кусочки. Так себя даже варвары не вели. Я его убью, этого (...)

Тоня. Иди в институт.

Борис. Что?

Тоня. Иди. Пожалуйста. Я тебя прошу. Тебе реферат сдавать. (Борис

уходит. Виктор подходит к ней, касается руки)

Тоня. Не трогай меня! не подходи ко мне! Господи Иисусе, Пресвятая дева

Мария, мама, почему ты не научила меня молится? Господи святый! Научи,

как мне жить с этим... всю жизнь, каждый день просыпатся, и знать,

чувствовать эту ночь... Витя! (он бросается к ней, прижимает к себе)

Каждый день, каждую минуту! О господи, о чем я думала? А он? Он? Он же

знать меня не захочет после этого... господи!

Виктор. Глупости! Держи себя в руках! Осталось еще чуть-чуть... еще

только чуть-чуть! Ведь ты можешь! Тонечка, милая, родная, все уже

позади... все уже позади... ты увидишь его, ты увидишь его... не плачь, тебе

нужны силы...

Тоня. Я подписалась под всем этим! Я поставила на этой мерзости свою

подпись! Я не могу поверить, что эти люди такой же русской крови...

русский человек не может так жестоко обращатся с русским человеком...

Это варварство! Зачем... зачем я подписалась... зачем...

Виктор. Тебе надо лечь спать.

Тоня. Я не могу... если я закрою глаза, я все это увижу... я сойду с ума!

Виктор. Нет, это не случится. Я буду с тобой. Я никуда не уйду. Тебе надо

спать.

Тоня. Я тебя прошу... я тебя умоляю, поклянись мне, самым дорогим, что у

тебя есть, что ни один человек на этой земле об этом никогда не узнает...

обещай мне... обещай!

Виктор. Обещаю. Иди переоденься, я сейчас приду к тебе.

Тоня. Хорошо. Хорошо. Спасибо тебе, Витенька.

Виктор. Было бы за что. (Тоня уходит. Виктор идет к телефону,

набирает Алешкин номер.) Трофимов, это ты?

Алешка. Похоже что я. Хотя я лично предпочел кого-нибудь другого.

Виктор. Не паясничай. Я с Охты.

Алешка. Опять что-то случилось?

Виктор. Тут надо установить круглосуточное дежурство. У нее нервы на

пределе. Ты меня понял? Ей ни на одну секунду нельзя одной оставатся.

Считай, что я такое лекарство прописал.

Алешка. Вечером я всех обзвоню. Вот только с первой половиной дня

могут быть проблемы. Я, конечно, готов тут жить, но это может оказатся

неинтересно.

Виктор. Я могу по ночам работать. Дома у меня все равно черти что

творится. Я тебя жду, как можно скорей.

Алешка. Считай, что я уже у вас.

час спустя.

Алешка. Извини, транспорт задержался.

Виктор. Ничего. Раздевайся, будь как дома. Она спит сейчас.

Алешка. Я не о чем не спрашиваю. Но я хотел бы знать.

Виктор. Она его нашла.

Алешка. И возрадовались ангелы на небесах... Достоевского читал?

Виктор. Это еще не все.

Алешка. Разве того, что он жив в наш беспокойный век, недостаточно?

Виктор шепотом пересказывает Алешке события последней ночи.

Алешка садится, потом встает, потом снова садится.

Виктор. Если ты ей хоть чем-то дашь понять, что тебе это известно, лучше

мне на глаза не попадайся. Алешка. Я могила... спасибо за доверие... знает

ли Зорев, на что тут идут ради него?

Виктор. Это действительно что-то неземное, невероятное, то, что эти двое

чувствуют друг к другу... и это хотят уничтожить, растоптать... пойми, тут

уже не в режиме дело.

Алешка. А, ты тоже догадался что мы живем под властью тирана?

Виктор. Молчи, Алешка, молчи... мы должны, обязаны перед будущем

поколением пережить это время. Мне уже кажется, что мы сами из какого-

то другого измерения... Я чушь несу?

Алешка. Это простительно. В нашем с тобой положении.

Виктор. Мы с Зинкой, я думаю, разведемся. Она не пропадет. На ней Оса

женится. Может, я благородное дело сделаю.

Алешка. Выкладывайся.

Виктор. Я на что-то надеялся. Понятное дело, человек декабрь сорок

первого в Ленинграде пережил. Она чуть не умерла тогда. Ее Сережка от

смерти спас. А потом я появился. Кто я такой? Что я сделал для нее?

Подумаешь, подобрал на вокзале одинокую плачущюю красивую девочку.

Любой другой на моем месте то же бы сделал. Ждал пять лет, пока она меня

полюбит...

Алешка. Ты ее любишь?

Виктор. Дети, ты думаешь, у нас просто так получились, или потому что

моя мама внуков хотела? Алешка. Я думаю, второе.

Виктор. Молодец. И я так думаю.

Алешка. Не делай глупости. Принеси большой букет роз, и все будет

отлично. Я с Алкой всегда так делаю. Помогает.

Виктор. Так у вас детей нету. Потом, где я в январе розы достану? И отчего

только люди ругаются? Послушай, еще одна вещь. Она туда завтра пойдет.

Но разумеется, не одна.

Алешка. Хорошо, это я тоже устрою. Иди на работу, и будь спокоен. Я

Бориса дождусь.

Виктор. Да, мне уже давно пора там быть. Позвони Зинке, ладно? Если я ей

позвоню, будет очередной скандал.

Алешка. Все будет сделано. Иди уже, наконец.

ЧАСТЬ ТРЕТЬЯ

сцена первая. в тюрьме

Яша. Ты все-таки пришла?

Тоня. Я пришла.

Яша. Чудесно. Выглядишь ты уже лучше, чем вчера. Выспалась,

похорошела. Шубку бы тебе новую, так совсем загляденье.

Тоня. Может, еще и сапожки?

Яша. Молчать! Тут я разговариваю! Так вот...(достает бумагу) Распишись.

Тоня. Тебе мало моих подписей?

Яша. Будешь разговаривать, вышвырну отсюда. (Тоня подписывает) Чудно,

чудно. Значит так, дорогуша, слушай меня очень внимательно. Тут речь не

только о нем, тут и твоя жизнь тоже. Времени у вас, цыплятки мои, полчаса,

что означает тридцать минут. Это значит, что как только мой приятель

посмотрит на часы, тебя уже в комнате не будет. Говорить только о семье,

погоде и вечной любви, потому что это забавно. Если я услышу хоть одно

слово о том, что печатают в газетах или говорят по радио, стреляю без

предупреждения.

Тоня. В кого?

Яша. Что в кого?

Тоня. В кого ты будешь стрелять?

Яша. Да не в себя же. В тебя, детка. Тут у нас такие уж правила. Не хлопай

на меня ресницами! Сейчас уйдешь или потом?

Тоня. Не пугай. Не на пуганную напал. Должен был уже это усвоить в сорок

третьем. Жалко мне тебя, Яша. С твоим бы голосом мог бы пойти на сцену,

стать великим певцом... Думаешь, я не помню, как ты нам пел?

Яша. Я и шел на сцену, да угодил в Кресты. Кресты... да знаешь ли ты

вообще, что это? Забудь меня таким, каким я был в сорок третьем! От того

цыгана ничего не осталось. Я продал свою национальность, чтобы выжить.

Что я тебе говорю? Можешь не сомневатся, я в тебя выстрелю, и глазом не

моргну!

Тоня. Я не сомневаюсь. Будь в этом уверен. входит военный.

Военный. Ну долго вы там? У меня скоро смена кончается.

Яша. Я уже все. А вы готовы?

Военный. Мы уже давно готовы. Объявляю первое отделение спектакля.

Яша. Успехов. Я пошел.

Военный. Нервишки шалят?

Яша. Спать охота. Здоровый сон лучше всяких спектаклей. (себе)

Разорался, дурак. Выстрелю я в нее. Пальцем до нее не дотронусь, вот что!

Военный. Как желаешь. (Яша уходит. Входят двое военных. Потом входит

Ленька. Они садятся за стол друг против друга. )

Ленька. Здравствуй, Тоня.

Тоня. Здравствуй.

Ленька. У тебя круги под глазами... ты так похудела... тебе было плохо, да?

Пока я тут был, я все чувствовал... я каждый шаг твой чувствовал, я с тобой

разговаривал... а ты? Я научился быть без тебя. Чтобы потом быть вместе с

тобой.

Тоня. Ты хорошо держишься. Ты молодец.

Ленька. Тут иногда ужасно скучно бывает. Я многому научился. Потом как-

нибудь расскажу тебе. Я люблю тебя. Я это тебе говорил каждый вечер,

когда ты ложилась спать... Ты меня слышала?

Тоня. Конечно. А ты меня?

Ленька. Я даже видел, как ты упала, когда у тебя поднялась температура.

Не бойся, я сейчас это понял, когда посмотрел на тебя. Ты долго болела?

Тоня. Нет... Виктор даже удивился, как я быстро вылечилась. А мне надо

было. Потому что ты меня ждал.

Ленька. Как я счастлив, что вижу тебя сейчас. Я не могу до тебя

дотронутся, я не могу тебя обнять... но мне достаточно только видеть тебя,

чтобы я спокойно ждал будущего... спасибо тебе, за все, что ты сделала для

меня. Спасибо тебе, моя любимая. Я ничего сейчас не могу для тебя...

Тоня. Ш-ш-ш! Мне ничего, ничего не нужно. У меня все есть. Ах, да!

Сашка очень просил извинятся, за все глупости, что он тебе наговорил...

просто очень просил. (она смотрит на него и улыбается. И он тоже

улыбается ей в ответ. То, что происходит вокруг, их не интересует. Они

смотрят друг на друга и улыбаются.)

Ленька. Я должен подумать. Просто так это не делается. Ладно, я подумал...

скажи ему, что я его прощаю. Слушай, тогда уж скажи Шурке... мне до сих

пор перед ним стыдно... обещаешь?

Тоня. Обещаю. У них ведь скоро ребенок будет, ты знаешь? Мне почему-то

кажется, что мальчик... И ты не волнуйся. Мы все сейчас прекрасно

относимся друг к другу.

Ленька. Ну вот замечательно, хоть кому-то какая-то польза от меня есть.

Помнишь, мы говорили о событии, которое всех когда-нибудь объеденит?

Тоня. Не так уж всех. У Зинки с Виктором дела хуже некуда.

Лёнька. Он погубил ее молодость? Слыхали мы эту песню. Передай им,

пожалуйста, чтоб без меня они не смели ничего делать.

Тоня. Передам.

Ленька. Тоня... ты помнишь самый первый раз, когда я сказал тебе это?

Самый первый раз?

Тоня. Да... да. Я помню, как будто это было вчера... мы когда-нибудь

вернемся туда, на этот берег ручья в Сосновке, правда?

Ленька. Конечно. Все вместе. Сколько бы лет нам не было, мы туда

вернемся... это я тебе точно обещаю. Скажи им, пожалуйста, что я их всех

люблю... Они итак это знают, но если ты им скажешь, они поймут, что я

когда-нибудь их увижу.

Военный. Эй, хватит обещать! Десять двадцать девять!

Тоня. Мне пора идти. До свидания.

Ленька. До свиданья, любимая

Военный. Подожди. это еще не все.

Тоня. Вы сказали, что когда вы посмотрите на часы, меня тут уже не будет.

Военный. Я передумал. Вы мне нравитесь, цыплятки.

Лёнька. (шепотом, одними губами) Ничего не бойся.

Военный. Эй, народ, идите сюда, мы начинаем второе отделение! (входят

еще двое военных.) Где наш сценарий? (достает бумагу, дает Леньке.)

почитайте. В этой бумажке ваше прошлое, настоящее, и будущее. (Ленька

читает) Что скажете?

Ленька. Ничего.

Военный. Правильно, и не надо. Нет, значит, настоящей вечной любви. Ах,

как я разочаровался. Ах, как вы удивлены, не притворяйтесь равнодушным.

Подпишитесь.

Ленька. Никогда.

Другой военный. Слушай, я не знаю как тебе, а мне скучно. Вечно одно и

то же: ничего не скажу, никогда не подпишу. А этот даже не в партии...

Нельзя ли разнообразить?

Ленька. Я не верю ни одному слову.

Второй. Ну вот! Хоть какое-то разнообразие.

Тоня. Перестаньте... что мы вам сделали?

Первый военный. А ты заткнись, шлюха! Ах, какие мы благородные, не

одному слову не верим! А подпись чья? Чья подпись-то? Моя, может?

Тоня. Это моя, моя подпись! Ленечка, подпиши, я тебя прошу, чтобы это

все наконец закончилось! Подпиши, пожалуйста!

Ленька. Можете меня убить. Я это не подпишу.

Третий военный. Ну уж прямо и убить, захотел легко отделатся. Вот

тридцатник в Сибирь это запросто организовать можно. Или куда-нибудь

еще подальше. А там уж пусть сам себя убивает, если в дороге не помрет. А

если подпишет, можно и выпустить будет... ну так, подержать годика два-

три для приличия, но потом чего ж не выпустить-то? Правильно я говорю,

ребята?

Тоня. Подпиши, Леня. Они тебя отпустят...

Ленька. Как ты им можешь верить! Если я подпишу, это все, это конец! Я

никогда больше тебя не увижу... я не желаю себя хоронить заживо! Я

преклоняюсь перед тем, что ты сделала, но если б я знал, я предпочел бы

тебя не видеть, чем видеть такой ценой... я никогда бы тебе не позволил,

если б я знал, через что ты пройдешь...

Военный. Мне надоело, я спать пошел. В тридцать седьмом и то

интереснее было. (уходит)

Военный. Ну что же, вы сами своей судьбой распорядились, цыплятки.

Ваше время истекло. Катись отюда, и помни, что ты до этого подписала!

Тоня встает. Она совершенно спокойна. Эти люди без чести и совести не

увидят ее слез. Но она видит, как в его глазах блестят слезы. Это очень

страшно. Но надо выдержать и это. ''Я люблю тебя!'' несется ей вслед. Ей

кажется, что она упадет в снег и уже никогда не встанет. Но тут из

темноты словно таинственные тени, появляются Валера, Славка и

Сережка. Они плотной стеной окружают ее и не дают упасть.

Славка. Тоня, рассказывай! как он там? Что от говорил? (Тоня молчит)

Сережка. Тонь, ты что, а? Ты ведь его видела, да? Ведь да?

Валера. Мы уже беспокоится начали, что тебя долго не было.

Сережка. Да скажи хоть что-нибудь!

Тоня. Мне нельзя. Я не могу. Я подписала бумагу о неразглашении.

Сережка. Даже нам?

Валера. Нет, понимаешь, там было написано: ''всем, кроме Сергея Оса,

Славки Чернышева и Валерия Смирнова!'' Причем не отходя от кассы,

прямо напротив... ты думать когда-нибудь будешь, шмель? Сережка.

Оставь в покое мою фамилию.

Валера. Что?!

Сережка. Что ты слышал. Мне это надоело, понимаешь? Оса, шмель,

насекомое! Я взрослый человек! Извольте ко мне по имени обращатся! Если

я еще хоть раз услышу что-нибудь крылатое, кому-то влетит, и я не

удивлюсь, если этот кто-то будет ты или Карамзин...

Валера. Ты че, взбесился?

Тоня. Нет, он не взбесился, он просто ждал своего часа. Мы все ждали

своего часа.

Сережка. Спасибо, Тоня.

Тоня. А теперь пойдемте домой, пожалуйста. А не то нас всех засыплет

снегом...

В одних садах цветет миндаль, в других метет метель

В одних садах еще февраль, в других уже апрель.

Проходит время, вечный счет, год за год, век за век. Во всем его неспешный

ход, его кромешный бег.

В году на радость и печаль по двадцать пять недель Мне двадцать пять

недель февраль,

и двадцать пять--апрель

По двадцать пять недель туман уходит в счет веками

Летит мой звонкий балаган куда-то в облака Летит и в холод, и в жару, и

в гром, и в тишину,

А я не знаю, как живу, не знаю, чем живу. Не понимаю, что творю, не знаю,

как творю

Я только знаю, что горю, и видимо, сгорю. В одних краях рассветный хлад,

в других закатный чад

В одних домах уже не спят, в других еще не спят То здесь, то там гремит

рояль, гудит виолончель

И двадцать пять недель февраль, и двадцать пять апрель

Вели мне, Боже, все стерпеть, но сердцу не вели Оно хранит уже теперь

все горести земли.

И разорватся может враз, и разлетется врозь Оно уже теперь, сейчас--

почти разорвалось

Мой долгий путь, мой дальний дом, великая река-- Моя дорога! И кругом

одни лишь облака,

Такая мгла, такая даль, такая карусель... И двадцать пять недель февраль,

и двадцать пять --апрель

И сквозь томительный туман По зыбким берегам Летит мой звонкий

балаган Куда-то к облакам...

М. Щербаков

сцена вторая.

Тоня стоит, прижавшись лбом к холодному стеклу. За окном кружатся

снежинки. В кухне тепло, голоса. Там Валера, Сережка, и Славка.

Отогреваются после после прогулки. Завтра надо будет идти туда опять.

Завтра... Ничего, ничего. Он жив. Сибирь... подумаешь, Сибирь. Там тоже

живут люди. Главное, не тюрьма. Если им разрешат быть вместе, то где

угодно, хоть в аду... Звонок. Наверное, Борис пришел. Открывается дверь,

входит Галя.

Галя. Антонина Михайловна! Тоня.

Галя! Милая, я так тебя давно не видела! Как ты сюда попала?

Галя. Мне Слава позвонил и сказал, чтоб я приехала.

Тоня. На дворе такой мороз, кто тебя отпустил?

Галя. Я сама себя отпустила. Антонина Михайловна...

Тоня. Называй меня Тоней. А то язык сломаешь.

Галя. Ладно. Спасибо вам, спасибо за все!

Тоня. Это еще за что? Что я сделала?

Галя. Я не знаю. Только мы со Славой поженимся. Он мне сделал вчера

предложение.

Тоня. Когда?

Галя. Мы решили девятого мая.

Тоня. Ох, Славка! Ну наконец! Вы молодцы, я так за вас рада!

Галя. Они там на кухне жарят картошку. Они просили, чтоб я вас позвала

ужинать.

Тоня. Спасибо. Что-то есть не хочется. (входит Славка) Славка, ты уже

согрелся? А то ты был похож на деда Мороза.

Славка. Тоня, это моя будущая жена! (обнимает Галю)

Тоня. Живите счастливо, дети мои.

Славка. Спасибо, мамочка. Идем есть картошку. Сергей жарил. Ты когда-

нибудь ела картошку, приготовленную Сергеем?

Тоня. Славка, на тебя Галя просто отлично действует! Ты уже два раза

подряд назвал Сережку по имени, а не по фамилии. (они идут в кухню.

открывается дверь, входят Борис с Виктором.)

Борис. Посмотрите, кого я привел!

Сережка. Снегурочка!

Виктор. Да сколько раз повторять, что я не Снегурочка, я Змей Горыныч!

Пустите погрется, меня из дома выгнали!

Тоня. С этой парочкой уже ничего не сделаешь... все идите мыть руки!

сцена третья. через десять дней.

Тоня. Борь, а Борь. Оторвись от учебника, посмотри на меня.

Борис. Сейчас все брошу, буду на тебя смотреть. У меня экзамены скоро.

Тоня. Получишь хоть одну четверку--убью.

Борис. А если две?

Тоня. А ведь у тебя завтра день рожденья.

Борис. Ах, да. Кажется, тридцать три. Нехороший возраст. Распяли там

кого-то в тридцать три, кажется, Спартака.

Тоня. Ничего, переживешь ты этот год, ничего не будет. Ты думаешь, все

про это забыли?

Борис. Да я сам забыл, пока ты не вспомнила.

Тоня. Вот и правильно. Все уже приглашены. Я даже Зойку с Шурой

позвала.

Борис. Нельзя ли о таких мероприятих заранее информировать?

Тоня. Если бы я тебя предупредила заранее, ты бы ничего не разрешил.

Борис. А я и не разрешаю. Позвони всем, пожалуйста, и скажи, чтоб не

приходили.

Тоня. Ничего не выйдет. Валера уже поздравительную оду начал писать.

По-моему, уже больше половины накатал. Даже Зинка с Виктором обещали

в честь твоего дня рожденья не ругатся! Видишь, до чего дошло!

Борис. Да уж, люди идут на такие жертвы... тогда точно четвертак по

психологии.

Тоня. Забудь ты о своих экзаменах хоть на два вечера. Ложись спать. Я

завтра никуда не пойду, буду убирать. Как в пещере дикарей живем!

Приготовлю тебе человеческий завтрак. А то готовить разучусь. Борис.

Тогда надо быстрее заснуть, чтобы проснутся и увидеть все это

великолепие.

Тоня. Боря, спасибо тебе. Я не знаю, чтобы я делала, как бы я жила без

тебя. Ты самый лучший командир на свете, Боря... я тебе никогда этого не

говорила. А сейчас сказала.

Борис. Знаешь, иногда я думаю, что мне все-таки легче, чем тебе. Потому

что я точно знаю, что она мертва, что я никогда ее не увижу. Я видел ее

мертвой, видел ее могилу. Я уже могу жить с этой мыслью. Правда, я уже не

разговариваю с ней по ночам. Я уже ей все рассказал... думаю, она простила

мне то, что я пережил все это и с чистой совестью живу дальше без нее.

Тоня. Ты же должен нас был в Берлин привести. Может, в этом и была вся

суть... Это ничего, ничего. Пока я знаю, что он жив, я тоже спокойна. И я не

разговариваю с ним во сне. Я с ним разговаривала наяву. Ничего. Ничего.

Иди спать, тебе завтра рождатся.

Борис. Спокойной ночи, Тоня.

Тоня. Спокойной ночи, товарищ капитан.

сцена третья. на другой вечер Вечером в квартире светло, тепло и уютно.

Полно народу--пришли все до единого. В комнате поставлен стол, поэтому

те, кто к накрытию стола неимеют никакого отношения, собрались в

кухне. Там уже стоит открытая бутылка водки. Борис, Виктор и Валера

сидят втроем с гитарами и пытаются найти общий язык.

Виктор. Давайте споем про мадам и темное ущелье!

Валера. Э-э-э... я забыл. А слова у меня дома остались.

Виктор. Как? Собственную песню?

Валера. Она длин-ная-я! И потом, я ее последний раз пел знаешь когда? Ну

вот года три назад точно... Борис. Эй, а где моя ода?

Валера. Какая еще ода?

Борис. Тоня сказала, что ты мне оду пишешь!

Валера. И ты поверил? А еще с ней живешь в одной квартире!

Борис. Давайте за Зорева выпьем. Чтоб не падал духом.

Валера. Да подожди ты. За это все вместе пить будем. Давайте ущелье

вспомним, мне вожжа под хвост попала.

Виктор. Уймись. Давайте тогда уж выпьем, чтоб мы с Зинкой сегодня не

поругались... а то я Тоне обещал.

Валера. Да здравствуют семейные очаги, какими бы они не были! пусть они

горят и не сгорают... (пьют) Витька, все будет хорошо! Потому что хуже

уже быть не может! (входит Вика)

Вика. Вы только поглядите, чем они тут занимаются, ненаглядные наши.

Ну-ка, за стол, немедленно! Валера, чтоб я больше сегодня этого не видела!

С тебя хватит! Понял?

Валера. Хорошо, Вика.

Виктор. (Борису) Видал, как она его?

Борис. (Виктору) Да уж! Сегодня, значит, я тостов не дождусь. Только

Смирнов способен на хороший тост в нашем обществе! все садятся за стол

Толя. Это была замечательная мысль, всех собрать вместе. Я уже не помню,

когда мы последний раз все за таким столом собирались.

Валера. А стол отменный. Мы все молодцы! Борис, ты правильно сделал,

что решил родится!

Тоня. Он правильно сделал, что решил остатся в нашей компании.

Толя. Первый тост от нашего семейства! (Толя встает и откашливается.)

Передайте-ка мне морковного салатика, чтоб было чем закусывать. (салат

переезжает с одного конца стола на другой) Вот что я хочу сказать,

дорогие друзья! Я краток буду! Я не люблю длинных речей! Я даже

бумажку достану, чтоб не сбится!

Асенька. Толя! Скажи уже, и сиди себе спокойно весь вечер! Это тебе не в

атаку идти.

Толя. Чего ты хочешь, никогда раньше речей не откалывал. Ну, ладно!

Товарищ командир, с днем рожденья вас! Я кончил! (все недоуменно

поглядывают друг на друга.)

Асенька. ( Толе) Я тебя люблю со всеми твоими достоинствами и

недостатками.

Толя. А что я сделал?

Асенька. Дома поговорим!

Валера. Я бы сказал, но у нас сухой закон.

Асенька. Так я скажу то, что хотел сказать мой муж. Если бы не Борис, нас

бы тут сейчас не было, это уж точно.

Толя. А я добавлю. Я всю войну на фронте был, с двадцать второго июня по

девятое мая, так уж вышло. И почти всю войну Борис был моим

командиром.

Борис. Не считая того времени, пока меня перевели на другой участок

фронта, а потом опять к вам. Толя. Так никто и не считает то время. Из всех

командиров, что у меня были за эти четыре года, Борис самый лучший.

Тоня. И я так считаю. За все три года, что я была на фронте, я не знала

лучшего командира.

Борис. Я больше не буду.

Тоня. Валера, ты почему ничего не сказал?

Валера. У нас сухой закон.

Виктор. (Борису) Во как Вика его сделала!

Валера. Я лучше спою. Это не ода, это просто песня. Про месяц, который

сейчас на дворе.

?

? Ах, оставьте вашу скуку, я не верю в вашу муку,

? Дайте руку, дайте руку, и забудьте про мораль

? Повернитесь вы к окошку, там увидите дорожку

? Где уходит по немножку восемнадцатый февраль.

? Я спустился со ступенек, был букет--остался венек

? Нету денег, нету денег, и не будет, как не жаль,

? Вы прекрасны, дорогая, я восторженно моргаю,

? Но попутно прилагаю восемнадцатый февраль

? . Восемнадцатая вьюга вновь меня сшибает с круга,

? Восемнадцатой подругой вы мне станете едва ль

? Пусть меня не хороводит ваша ласка в непогоде

? Я и рад бы, да уходит восемнадцатый февраль.

? Вот такой не по злобе я, только стал еще слабее,

? И прикинулся плебеем, романтичным, как Версаль

? А тонуть я буду в спирте, дорогая, вы не спите,

? Я уйду--вы мне простите восемнадцатый февраль.

? А зачем же нам тоска-то, а весна уже близка-то

? А достать бы нам муската, да разлить его в хрусталь

? Я все раны залатаю, я растаю, пролетая,

? Я дарю вам, золотая, восемнадцатый февраль.

?

? Вот наш подарок.

? Борис. Да это отлично! Мне еще никогда в жизни не дарили песен. Да

еще таких классных!

? Вика. Это прекрасно, Валерочка, но в следующий раз ты свои стихи

будешь мне показывать. А тонуть я буду в спирте?

Валера. Да это образное выражение! Могу я образно выразится?

Борис. Вика, не придирайся к словам.. Может, это вообще была метафора.

Тоня. А теперь моя очередь говорить.

Сашка. Правильно, дайте слово хозяйке квартиры!

Тоня. Ребята, дорогие, когда я была там... он просил передать вам, что он

любит вас всех, и что мысль о том, что у вас все хорошо и спокойно, дает

ему силы. Он просил меня передать вам это.

Все кричат, разом перебивая друг друга. И мы! Мы тоже его любим! Ты

сказала ему? Ты сказала, что мы ждем его возвращения каждую секунду?

Алешка. Тихо!

Тоня. Спасибо, Алеша. Я еще не кончила. Я собрала вас сюда не только для

того, чтобы отметить Борин день рожденья. Я собрала вам, чтобы всем сразу

сказать до свиданья. Потому что завтра утром я уезжаю. Точнее, мы

уезжаем. Не спрашивайте меня, дорогие, как мне это удалось, чего мне это

стоило. Все это теперь уже не важно. Я расскажу вам все потом, когда мы

вернемся. А мы обязательно вернемся. Десять лет--это, конечно, долго, и,

наверное, ужасно страшно. Но ведь и они пройдут. Некоторое время за

столом царит молчание. Слышно, как бьет в окно февральская вьюга. А

там, далеко, она в сто раз сильнее! Все поражены нстолько, что мозг

отказывается усвоить только что услышанное. Смотрят друг на друга,

и ждут, пока кто-нибудь решится заговорить первым.

Тоня. Прости меня, Боря, я не хотела испортить тебе праздник. Так уж

получилось. Простите меня, ребята. Да не смотрите же на меня так!

Сашка. (Борису) ты знал об этом что-нибудь?

Борис. Не имел ни малейшего понятия. Разве теперь это меняет дело?

Сашка хватает стакан и швыряет об стенку. Никто и на это не

реагирует. Первой опомнилась Вика.

Вика. Тоня, что ж ты не сказала! Тебе же нужны вещи теплые, и тебе, и

ему! И деньги вам нужны, мы бы хоть денег собрали! И еда! Ну почему же

ты раньше не сказала?

Валера. Правильно, деньги! Деньги спрятать можно! народ, все, что есть,

все выкладывайте!

Тоня. Спасибо. Но ничего, кроме денег, я взять не могу.

Алешка встает и среди всеобщей суматохи и поднявшейся кутерьмы,

сильно хромая, идет в ванную. Он опирается на раковину, его трясет.

Вот она, история! Мало одного, забирает другую... Она думает, что

там можно выжить... нет, нет, пусть, пусть она думает! Если кто

там и выживет, то только они... Что ж это с руками делается?

Алешка пьет воду из-под крана, становится немного легче дышать.

Смотрит в зеркало и вдруг перед его взором встают видения из

детства... Он видит сцену, и актовый зал их школы. Им пятнадцать

лет. Алка сидит за пианино и пухленьким пальчиком вот уже который

час долбит одно и тоже: до, ре, ми, фа, соль, фа, ми, ре, до--прозвенел

звоно, кончился урок. --Алка, перестань мучить инструмент! Алка, он

расстроится к спектаклю! Алка, зачем тебе все это? --Что я, хуже

Тони? Почему она может, а я нет?--до, ре, ми, фа... --Алешка, скажи

ей!--высовывается из-за занавеса Ленька.--У меня нервы, понимаешь?

нервный я! --Ну, погодите же,--злится Алка.--Ленька, иди сюда. Садись,

и не нервничай! И тогда по сцене, по залу, по школе, по всему

микрорайону плывут невероятные, небесные звуки ноктюрна Шопена.

Это играет Алка. Пятнадцатилетняя девчонка. Без ошибок и запинок,

пассажами и перекрещивая руки, и Алешка с Ленькой глупо моргают

друг на друга. Это она с семи лет занималась в музыкальной школе, и от

всех держала секрет, где она пропадала три вечера в неделю, чтобы

потом вылить на голову ушат воды... Право же, ей это вполне удалось...

А вы говорили, до, ре, ми! Кажется, они в тот вечер первый раз

поцеловались... Да не кажется, а точно в этот вечер... А вот другая

картина. --Голову, голову! Алешка, не сносить тебе головы! Да вы не

мушкетеры, вы на трех толстяков смахиваете! Данька, о чем ты

только мечтаешь? --О самолетах... --Мог бы молчать, будущий летчик!

Это итак ясно... --Бросьте жертву в пасть Ваала! Киньте мученицу к

львам! Отомстит всевышний вам!!!-- вопит Вика. --Завтра физика,

завтра физика,--бормочет Оса, пристроевшись под роялем.--Только бы

меня не спросили, только бы меня не... --Мушкетеры короля, к бою!--

орет Ленька. --Мушкетеры короля! Домой! У вас пять задач на завтра!-

-откуда-то сверху гремит голос Анатолия Григорьевича. --Ленька,

скажи ему, я тебе что хочешь сделаю,--лихорадочно шепчет Оса из-под

рояля. --Па, а па? А откуда это пять задач? По моему, всего три! --

Пять!--непреклонно заверяет Анатолий Григорьевич. --Ленька, скажи

ему!--присоеденяется и Алешка.--Пять задач даже я не решу... --Бросьте

жертву в пасть Ваала!--не унимается Вика. --Д'Артаньян, вы должны

поехать в Лондон и привезти королевы алмазные подвески... и ответы

на задачи.. на все про все у вас десять часов! Это если лечь спать в три

утра утра, и встать в семь!--объявляет Зинка голосом Констанции

Бонасье.--Бедная Зиночка! Опять она не выспется! И все из-за Зорева!

Ух, я тебе покажу когда-нибудь! --Па! Там было три задачи! --Шесть!--

торгуется Анатолий Григорьевич. --Четыре! С половиной! --Пять! --

Пять! Я иду домой решать! Кто не со мной, я не виноват! --Ленька!--

стонут все разом.--В следующий раз Алешку пошлем на

дипломатические переговоры! Трудно поверить, что все это было. Нет,

конечно же, было. Только очень давно. Целых двенадцать лет назад...

Нет больше ни Даньки, Кати, ни Андрюшки, да и Леньки, можно

считать, тоже нет. А вот теперь и Тони не будет... Только

воспоминания остались. Как будто им семьдесят лет, а не двадцать

семь... Алешка выходит из ванной. Алка ждет его, прислонившись к

стенке.

Алка. Алеша... ты плакал?

Алешка. Вот еще.

Алка. Все уже почти ушли, пока ты тут был. Алеша, не плачь, родной мой.

Они вернутся, я в это верю. И ты тоже. Ты тоже в это веришь. Что об этом

говорит твоя история?

Алешка. Она не моя. Она наша. Это мы и есть история, в том-то вся и

штука, дорогая... Они уже попрощались?

Алка. Они все плакали. Никто не показывал, но я-то знаю... Это так

страшно, когда столько людей и такое горе... И никто ничего не может

сделать.

Алешка. А сколько мы денег дали?

Алка. Двадцать. Все, что у нас было с собой. Все же лучше, чем ничего.

Алешка. Алкин, прости меня... прости меня, за все, что я тебе и Аське

наговорил. Я больше не буду. Я люблю тебя, просто ужасно...

Алка. Ничего. Я знаю. Я знаю... (подходит Тоня)

Тоня. Алеша, что с тобой?

Алешка. Нет, ничего, все в порядке. Захотелось просто от всех уйти. Бывает

такое. А все уже совсем ушли?

Тоня. Да. Кроме Бориса, разумеется.

Алешка. Тогда и мы пойдем. До свиданья, родная. Мы будем тебя ждать.

Алка. Возвращайтесь, пожалуйста! Нам нельзя без вас!

Тоня. Спасибо, милые. Я многое хотела сказать вам... и всем... но не могла.

Мы подождем десять лет. Ведь это недолго, правда?

Алка. Чего там! Две войны с половинкой! А если с тридцать девятого года

считать, то даже меньше, чем две... Я разучу инвенцию Баха, и мы ее с

тобой обязательно сыграем в четыре руки. Хорошо?

Тоня. Договорились. А теперь идите, а то будет поздно. А ночью транспорт

плохо ходит, вы же знаете. (Алешка с Алкой уходят, держась за руки. )

Борис. Я все еще не могу поверить, что на этом месте все кончится.

Можешь ли ты представить, что ты последнее, что у меня есть?

Тоня. Да. Прости меня. Ты же знаешь, я не могу по другому.

Борис. Десять лет... до чего люди могут быть жестокими друг к другу.

Можно, я тебя провожу завтра? Тоня. Нет. Это моя дорога. Это наша

дорога. Я должна сама, сама...

Борис. Я вас буду ждать. Начиная с той минуты, как ты уйдешь. (звонок в

дверь)

Тоня. Кто это? Кто это еще может быть?

Борис. (открывает дверь) Юрка?

Юрик. (отряхивая снег) Угораздило тебя в феврале родится! Февральский

ты наш! Да еще билетов на ночной поезд не было, даже папаня не смог

достать... как болван в дневном ехал! Эй, что это тут у вас? Где весь народ?

Тоня. Юрочка, какой ты молодец, что приехал! Заходи же, мы тебя сейчас

греть будем! Я боялась, что уеду и тебя не увижу...

Юрик. Что такое? Куда это ты собралась? Что за вид у вас, как будто вы

хороните кого-то?

Борис. Я тебе потом все расскажу

. Юрик. Да я и не спрашиваю. Все итак ясно. Во-время же я успел! Ты этого

не сделаешь, пока я жив! Тоня. Спасибо.

Борис. Не старайся. Думаешь, я не пробовал? Все равно не поможет.

Юрик. Я знаю. Я на всякий случай. Тогда ложись спать. Тебе выспатся

надо. Сибирь знаешь как далеко.

Тоня. Вот это другой разговор. И еще одно--я запрещаю вам утром вставать

меня провожать. Поняли? Юрик и Борис. Так точно.

Тоня. Спокойной ночи, милые мои. Я вас увижу через десять лет. (Тоня

уходит)

Юрик. С днем рожденья тебя... как тебе все это нравится, капитан?

Борис. Черт его знает, как она этого добилась. Хотя я думаю, что и черт,

наверное, этого не знает... Юрик. Ну вот и начало новой истории, которую

нам предстоит пережить. И переживут ее только самые достойные. Уж мы-

то с тобой--точно.

Борис. Да. Мы должны их дождатся. Потому что не вернутся они не могут.

Я начинаю отчет с завтрашнего дня.

Юрик. Вот и правильно. А я пошел спать, чтобы встретить историю со

свежей башкой.

Борис. Тогда до встречи в новой истории.

Юрик. До встречи! Уж новая история обязательно будет с хорошим

концом!

музыкальная справка Ну что с того, что я там был...--стихи Левитанского,

музыка Берковского Восемнадцатый февраль--стихи и музыка М.

Щербакова Друзья уходят как-то невзначай--стихи и музыка В. Егорова