Свадьба была в самом разгаре. Гости веселились от души. Шампанское не кончалось, ежеминутно хлопали пробки в потолок. Несмотря на осеннюю погоду, а на дворе стоял октябрь (как раз Покров день ), в открытые окна рвались на свободу разрушительно- оглушительные каскады музыки, оповещая всю округу о радостном событии в семье Соколовых. Дочка замуж выходит.
Молодожёны лихо отплясывают в кругу сверстников. Счастьем светятся их лица, с упоением кружатся они в танце, крепко обнявшись. Новая семья? Да никакая не семья - просто влюблённые и молодые.
"Горько!" - надрываются гости, и молодые с удовольствием целуются. Иногда гости отвлекаются от молодожёнов и увлекаются салатом и пирогами, тогда юная пара сама громко крича "Горько!" надолго замирает в объятиях друг друга.

Волнистая попугаиха Феня сидит, нахохлившись, на жёрдочке и обречённо молчит.
Она осталась одна без пары, и это сильно её озадачило. Её муж Гоша умер, но она об этом не знала, и недоумевала, куда это он подевался.
А ведь при жизни как она его гоняла, орала на него, клевала: "тут не сиди, там не стой, это моя еда, пошёл вон" - заклевала мужика, одним словом. Вот и сжила со свету.
А теперь сидит, скучает, песен не поёт. Горько…

Женщина всю ночь ехала в поезде, наутро сошла на небольшой станции украинского городка. В руках у неё большая и тяжёлая сумка. Она устало идёт по пыльной дороге, спрашивая у встречных, где тут воинская часть. С трудом дотащила свою ношу до ворот с пятиконечными звёздами…
Вот он её сын. Она поспешно осматривает его цепким любящим взглядом : здоров ли, сыт ли, умыт ли. Так вроде всё нормально, но что-то всё же не так. Таким мать его никогда не видела. Он спокоен, сдержан, скуп на слова… Но - глаза… Взгляд затравленного зверька.
Он в клетке и выхода оттуда нет. На целых два года. Надо жить в неволе, надо пережить неволю, а для этого надо заморозить все чувства, не реагировать на реальную действительность, на жестокость, насилие, несправедливость.
"Это инстинкт самосохранения", - с тоской и болью думала мать, возвращаясь домой и страстно молясь за сына и всех, кто остался там, за железными воротами с пятиконечными звёздами : " Господи ! Пусть им будет не так горько!"

Вадик давно живёт на свете. Целых шесть месяцев. И он уже познал много радостей в жизни. Одна из них - собственные пальцы. Их так много и они такие забавные : могут кого-нибудь цапнуть за нос, могут ухватить погремушку или шлёпнуть по воде в ванночке и обрызгать всех - и маму, и папу, и бабушку - так весело !
А ещё можно засунуть пальцы в рот и сосать. Ах, как это вкусно ! Ну почему взрослые не понимают ничего в этой жизни? Почему - нельзя, если - вкусно? Но можно попробовать их обмануть: пока никто не видит - а пальцы уже там. Раз ! А-а-а… Что это, что, что ? Какая гадость! Что случилось с пальцами, чем они намазаны ? Обманули-и-и-и, горько-о-о-о !

Ангелина Павловна сидит в глубоком кресле, укутанная в пушистый плед. Изящными чуть дрожащими руками она перебирает старые фотографии. Их много и они очень стары, как и их владелица : пожелтевший картон, выцветшие изображения - пожелтевшие пальцы, выцветшие глаза…А память ясная! Она помнит "maman et papa", свою бонну, их усадьбу, роскошный сад, садовника…Пальцы перебирают портреты тех, кого давно уж нет.
Но она всех помнит : гимназисток, красавца-священника, преподававшего девицам Закон Божий, и первый бал, и первый поцелуй…Господи ! Неужели всё это было? Ну, не приснилась же ей поездка в Париж, Монмартр, прогулки в Булонском лесу, страстные признания Пьера, их свадьба… Вот, вот глядите, всё это есть на фото !
Да, бумага сохранила всё. А жизнь? Жизнь всё растеряла… Где все? Где она сама?
Как, ещё здесь? Горько…

Молоденький месяц тихо выкатился из-за тёмной кромки ночного леса и скромно завис над уснувшей рекой. Почти неподвижная вода засветилась, заискрилась серебряными блёстками, всплеснула в тишине невидимая рыба.
" Ну что, мужики, вздрогнули?" Три эмалированные кружки дружно чмокнулись боками. Так же дружно и аппетитно захрустели огурцами молодые челюсти. Три мужские фигуры, освещённые догорающим костром, мирно отдыхают на берегу дремлющей речки.
Любят горожане сорваться с насиженных мест, уйти от ежедневной рутины, забыть об обязанностях и - на природу, на рыбалку, на свежий, вкусный и вольный воздух, на свободу.
И, честное слово, выпивка тут - дело десятое, это скорее символ, олицетворение вольной волюшки. " Ну что, мужики, поехали!". Эх, хорошо пошла, даром, что горькая!

Дверь за мужем захлопнулась, как и прошлая жизнь захлопнула всё, что было "до того". Теперь осталось жить уже "после". Светлана, безвольно опустив руки, глядела в одну точку, не в силах собрать свои мысли и решить, как же теперь начинать новую жизнь одной с двумя детьми. Обида на мужа разъедала душу, тревога за детей и их будущее сжимала сердце мягкой лапой.
Конечно, они не пропадут: Света ещё не старая, силы есть - дай Бог каждому, дети уже не маленькие - будут и помощниками и поддержкой. Но как жаль прошедших лет! Пятнадцать лет совместной жизни…Ей казалось, что были и любовь и взаимопонимание. Взаимно… У неё это всё было, а у него - ложь и предательство . Она выкладывалась, полностью отдавая себя семье, а он… А в те счастливые моменты, которые она пережила - кем она была? Глупой? Слепой? И что делать с воспоминаниями: перечеркнуть, выбросить на свалку, наплевать и забыть? Горько…

А свадьба всё шумит… Отец потихоньку от жены роется на кухне в аптечке : "И где эта микстура от сердца? Ах, вот она!" Он выпивает залпом, как водку, морщится. "Что, горько?"
" Ещё бы не горько! Родная дочь уходит к чужому мужику. Кровинушка… Как пережить такое родному отцу? Конечно, горько…"
Мать на минутку присела к столу дух перевести. Шутка ли - почти двое суток на ногах, но на сердце радость: свадьба удалась. Горько-о-о-о !