Медальон -2: Надежда, друг Ильича

рассказы

Мельцер Александр

Это сейчас, почти слепая, разбитая диабетом и
отягченная базедовой болезнью она была почти
беспомощна, почти недвижима, чувствуя хруст в
суставах ног, кистей рук, болей в пояснице своего налитого
отеками тела, сотрясавшегося и даже колыхавшегося от
мелких ее движений в силу тяжких отеков тканей.
И разве кто-то в ней теперь мог увидеть и узнать ту
маленькую резвую девушку - учительницу, белую и чистую,
как свежая коротенькая крепкая только что сорванная с
грядки репка, разве кто-то из ее великовозрастных учеников с
большими руками - граблями, под ногтями рук которых частенько
оставался еще и "траур по китайскому императору ",
разве они, слушавшие ее вполуха, поскольку второе спало от
от непосильного труда в течение четырнадцати часов, разве
они, решившие постигнуть смысл учения одного из самых
трудных и малопонятных философов 19-столетия, объявившего:
" Призрак коммунизма бродит по Европе", "Пролетарии
всех стран соединяйтесь!", разве они теперь могли узнать в
ней "Надю", "Надюшу", "Надежду", успевшую побывать уже на
таких государственных постах новой России, которые и
выговорить - то даже сейчас было непросто в силу нынешней
немецкой усложненности современного языка: "зам. Наркома
просвещения", "Председатель Главполитпросвета", "член ЦИК,
ВЦИК СССР", "депутат ВС СССР с 1937г".
Падает ли с неба в ясный день молния? Падает,…если
случается чудо. И хотя молния непроизвольно зарождается в
тучах, предполагая особую заряженность и напряженность
атмосферы, так и чудо требует определенной предрасположенности
душевного состояния, невозможного в жесткой логике
событий разума, который быстрее самого современного компьютера
просчитывает ситуации и объявляет вашему сознанию:
"Глупость, бред, поповские выдумки", утешая вас тем,
что не может быть того, что отсутствует в вашем ощущении,
даже если это ваше ощущение шевелится где-то в фундаменте
тех жизней, что прожиты и пережиты еще не вами, но вашими
родственниками в первом, втором и прочих поколениях и хотя
вы ничего не знаете и не помните о них, но они своими
невидимыми и неслышимыми явно узами говорят в вас и
направляют ваши помыслы и действия таким образом, что вы
уже объявляете, что все ваши цели сегодняшнего и завтрашнего
дня, хотя это и ваши цели, но силы для постижения и
достижения этих целей дают вам они - эти люди, чьи заветы
вы несете в каждой клеточке своего бытия. Но это и есть чудо
как здоровый инстинкт личности.
И в этой крепкой, "с грядки" девушке из старинного Сибирского
поселка - Сузуна, где монетный двор Екатерины
Великой чеканил особую Сибирскую монету, - видом медь, но
с большим содержанием серебра, настолько большим, что
монету эту строгим рескриптом запрещалось вывозить из
Сибири в Империю " дабы стоимость имперской меди не
понизить", в этой девушке блестки серебра души сияли ярко
только для того, кто сам способен был прозреть и охватить
землю и глазом, и душой , и сердцем.
И он уже твердо осознавал это для себя, отсидев четырнадцать
месяцев в петербургской тюрьме, когда затем по
приговору от 13 февраля 1897г. по делу "Союза борьбы…" был
в конечном счете выслан в село Шушенское, что в Восточной
Сибири. Невысокого роста как и она сама, в совсем молодые
годы уже лысоватый, с монголоидным разрезом карих, иногда
со смешинкой, внимательных глаз, он , неожиданный смех
которого звучал в ее ушах как серебряный колокольчик, а
рыжеватая жидкая бородка и усы в этот момент придавали
ему простодушное и даже наивное выражение, он, Володя
Ульянов, чувствуя здесь в Шушенском себя мужчиной,
обделенным лаской преданной его делу женщиной, кончено не
мог удовлетвориться "дерганьем за титьки девок" как смешливая,
глупая Антонида, которой лишь бы "потискаться", а там
трава не расти.
Возбуждения, разрываемого страстью человека, были вполне
им контролируемы, а когда он смотрел на себя в зеркало во
время бритья, то борода его жидкая, скудная, словно
кустарник из трещин скалы, была так не похожа на могучую,
окладистую бороду Бога-Отца - Карла Маркса или Бога-Сына -Фридриха
Энгельса, но являла собой Бога - Духа -Чингиз
Хана, охватившего собой мир на принципах диктатуры
пролетариата, диктатуры всегда порождаемой идеями. Правда
он еще не ведал того, что люди, приходящие к власти через
насилие в своих последующих поколениях рождают нетерпимых,
беспощадных гонителей всякой реформы. Но в проекте
он уже понимал, хотя еще не выразил это словами письменно,
что настанет время и "мы будем из золота делать нужники".
Как рационалист и диалектик, стратег и тактик он понимал,
что страсть его мужской плоти нуждается в равновесии с
таким человеком, который своим теплом, мягкостью и сосредото
ченностью станет продолжением того, что ему самому не
хватает в жизни, где должна им быть осуществлена безумная
мечта человечества о равенстве. С Ней он чудесным образом
будет излечиваться от невыносимых страданий одиночества
при потере друзей и близких. Чувствуя к нему глубочайшее
душевное предрасположение, она будет готова вместе с ним к
воплощению его особой миссии. Пусть другие назовут эти их
отношения серыми, убогими, скромными и бесчувственными ,-это
лишь повышало его душевную мощь, в которой он не
признает чуда, но строгий расчет вместо чуда.
И когда он сделал письменное ей предложение стать его
женой, ей, дочери Константина Игнатьевича Крупского, прапорщика,
содействовавшего польским повстанцам в 1863-64гг,
то не могла она не дать ему своего согласия, предвкушая
сладостный и таинственный миг их встречи, в сладостности и
таинственности которого она никогда даже под страшной
пыткой не призналась бы никому, потому что для "Володи все
это поповщина". Но сама - то как женщина и сибирячка она
знала не умом, но чувством, что она с ним и умом, и душой, и
сердцем, и помышлением. Она не думала и не гадала, что
судьба обещает ей что - то особенное, что люди будущего,
нового времени заинтересуются ею, где с почтительным
восхищением, где с пренебрежением и мерзкими замечаниями
в ее адрес, похохатывая и сквернословя будут кидать камни в
ее память, или ставит о ней фильмы писать ее портреты и не
только по конфузливой обязанности, предписываемой власть
предержащими, но из чувства неподдельного интереса к ее
личности, в которой простота обращения и даже некоторая
наивность в речах, письмах и работах является следствием не
сложности мышления, выражаемого сложностью языка, а
глубочайшим убеждением, что все законы, явления и события
можно толковать простым, понятным и несколько даже
наивным языком. И она ответила Ильичу: "Замуж, так замуж".
Ей уже было 29, а ему 28 лет. Самое время заниматься и
делом, и любовью. И они были счастливы в этом богатом селе
Шушенском, где "царев указ" запрещал заниматься политическим
какой бы то ни было деятельностью… А она была ссыльная,
получившая разрешение приехать на поселение к своему
мужу. И вместе в месяц от "царя - батюшки" получали они 13
рублей золотом. А корова - то стоила "три рубли". Супруги
жили счастливо, хотя злые языки, посещая затем много позже
их музей, ханжески указывали пальцем на то, что простые
металлические кровати в их спальни стояли под углом
девяносто градусов. Как будто бы это имело какое-то значение
для любящих сердец…
А Володя то охотничал, то лупил во время разлива Енисея
на островках зайцев, приезжая нагруженный дичью, то ходил
по грибы и ягоды вместе с ней и местными ребятишками. И
этот человек, восставший в душе своей против Царя и Бога,
которого затем уже позже обвинят в догматической деспотии,
в отстаивании диктатуры слабых и забитых пролетариев,
некоторые из которых по мнению "отца башмачной дипломатии"
Хрущева жили лучше инженеров, как, впрочем, и сам
слесарь Хрущев, эти радетели "злодейства Ульянова - Ленина",
помещавшие на обложках своих романов фотографии парализованного
Ильича, сделанные домашними фотографами вовсе
не для печати, - эти радетели свободы и демократии будут
подмечать в нем или - холодное и кроваво - черное - цвет зла
и смерти, или надменное одиночество, беспощадность и
жестокость этого "безупречного Робеспьера - не взяточника и
не чревоугодника, но человека, заковавшего себя броней
суровой честности, любящего детей, котят и все живое, человека,
способного на все хитрости, политический подлог,
способного мановением руки пролить сколько угодно и чей
угодно крови с черствостью и деревянностью, которой
позавидовал бы любой выродок уголовного мира".
И хотя эти эпитеты, сравнения, метафоры в своем большинстве
являющие словесную порнографию интеллектуальных заскоков
"красивости" ее авторов, как например у академика от
словесности и будущего Нобелевского лауреата Бунина: "Но
вот наконец воцаряется косоглазый, картавый, лысый сифили-
тик Ленин…", и хотя эти хлесткие словечки наполняют
литературно - политизированный, около философский мир своей
изощренностью, но в то далекое и счастливое для них с
Володей время писалось еще только "Развитие капитализма в
России", а главный полицай России Зубатов еще не вынес
своего малоубедительного для многодетного царя России
Николая II вердикта: " Владимир Ульянов самый опасный
человек из политических". Ведь кончался только 1899год.
Подобно духу, телу человека надо дать возможность
расцвести, что предопределено ему природой: легкие пусть
ликуют, мускулы - двигаются, сперма извергается, но если
человек не замечает свои нервы, не замечает того, что они
существуют, если человек зацикливается на своих планах, на
своих устремлениях, то нервы доставляют ему невыносимые
страдания. Она хорошо помнит эти последние месяцы ссылки,
она впервые, но далеко не в последний раз видела его таким:
он " перестал спать, страшно исхудал. Бессонными ночами
обдумывал он свой план сплочения социал - демократов во
всех деталях…Чем дальше, тем больше овладевало Владимиром
Ильичом нетерпение, тем больше рвался он на работу". Эти
изматывающие формы недомоганий: легкой утомляемости,
сильных головных болей периодически наступали после любой
кризисной ситуации: и разлад с Плехановым, и разрыв отношений
с Юлием Мартовым, когда в октябре 1903г, газета
"Искра" после II -съезда партии становится рупором "меньшевиков",
а "большевики", получившие перевес за счет покинувших
съезд евреев "Бунда", оказались по существу без
средств существования и подвергались остракизму и осмеянию
со стороны социал - демократических партий почти всей
Европы. Только теперь впервые она чувствует сосредото-
ченность своей рассеянной и несколько подавленной страсти.
У нее уже теперь навсегда не остается времени обращать внимание
на собственные болячки, ее болезни исчезают на фоне
вечных недомоганий, испытываемых Володей, которого она все
чаще и чаще в присутствии посторонних и даже близких
людей называет теперь "Владимир Ильич". Ее чувство,
вырвавшееся на свободу, раскрепощенное от сухого изъявления
"Замуж, так замуж!", претворяется в творческую
деятельность, обретающую смысл и направление не просто в
утверждении нового учения, но сохранении того, кто является
символом этого нового учения Маркса. Отныне смыслом ее
становится не проведение нового учения в жизнь, а
извлечения из тюрьмы душевных страданий того, кто в силу
своей исключительной работоспособности и целеустремленности
выигрывает у политических противников непостижимо
трудные битвы, работая сразу удвоенным, утроенным и
учетверенным мозгом, заполняя своими практическими и
теоретическими работами в полном значении этого слова
настоящие и будущие стенные книжные шкафы. И она тоже
причастна к формированию "истины", которая им понимается
утилитарно просто как факт: "Наполеон родился…." тогда - то .
И это и является истиной и фактом одновременно…? Она
освобождается от охватывающих ее собственных недугов не в
брызжущем фанатическом экстазе воодушевления, но в
теплоте невидимого участия, исцелением наивной упрощенностью
духа, обращаемого от нее к нему в форме единой с ним
мысли. И двигаясь в одном единственном направлении, она
силой своей незаметности, но неустранимости, не мешает его
напору, не преграждает плотиной его разум ни в Женеве во
время создания большевистского органа "Вперед", ни во время
его нелегального появления в России, где он редактирует
газету "Новая жизнь", ни во время "коллективного пения
отходной" русской социал - демократии, когда в едином порыве
своего полемического запала он, вдруг, является молодому
поколению революционеров как философ, разбивающий "Материализмом
и эмпириокритицизмом" носы и физиономии
профессоров экономистов , которые "не что иное, как ученые
приказчики класса капиталистов, и профессора философии -уч
еные приказчики теологов", являя "жесткую линию,
лишенную рабской философии в партийной науке".
Он как неусыпное око, как непрерывно работающий мозг
достоин удивления и восхищения как чудо, если бы был
простым аскетом духа, полностью отрекающимся от радости
жизни. Скорее это она заставляет себя переживать казалось
бы непереживаемое, когда он, вразумляющий ее словом, сам
наслаждается грехом в Париже с красивой Инессой Арманд,
урожденной Стаффен, от которой в 1913 году рождается сын
Владимир. Это она, Надежда, должна вести себя благочестиво,
перенося глумление и насмешки на протяжении оставшейся
своей части жизни, сомнения и неверия ради того, кто в этом
мире скатывает с горы великий камень "марксизма", чтобы он
стал неудержимой лавиной и овладел умами и мыслями
третьей части земного шара. Это она, Надежда, не смотрит ни
направо, ни налево, а идет вместе с ним вперед, вперед и
вперед в единственном направлении ее любимого, психологи-
ческого гения, ставя единственной своей целью не мешать
его существеннейшей задачи жизни, где всякие письма той же
Инессы Стаффен (Арманд) жалят и трогают ее своей теплотой
к тому, с кем она одно целое: "…я ясно сознавала, как никогда
раньше, какое большое место ты еще здесь, в Париже, занимал
в моей жизни, что почти вся деятельность здесь, в Париже,
была тысячью нитей связана мыслью о тебе. Я тогда совсем не
была влюблена в тебя, но и тогда я тебя очень любила. Я бы и
сейчас обошлась без поцелуев, только бы видеть тебя, иногда
говорить с тобой было бы радостью - и это никому не могло бы
причинить боль. Зачем меня этого было лишать?". И только
она одна, сама себе, она, Надежда, знала "зачем!?". Это ее
сибирский характер, характер "сузунской девушки" мог
ответить на этот вопрос, закаленный воспитанием ее
родителей. "Мужчина, мужик" еще может "шалить", но не
около каждой бочки он должен подолгу задерживаться, даже
если эта бочка ему когда -то приглянулась. Если она, Стаффен
- Инесса Арманд, революционерка и успевает заниматься
революцией и наплодила от разных мужиков шестерых, в том
числе от Володи последнего, то пусть хотя бы даст им достойное
воспитание и занимается им вдали от их малочисленной
семьи, переживающей и все тяготы лишений, и
чрезмерное напряжение воли, которое рушит одно за другим
теплое общение с бывшими друзьями. Она должна скрывать
свои холодные и недоброжелательные взгляды всегда и в
особенности тогда, когда в пломбированном вагоне они,
революционеры вместе с Ильичом возвращаются в воюющую
Россию. И если Милюковское соглашение с Антантой не
позволяет им воспользоваться визой для въезда в Россию, то
Александр Львович Гельфанд (Парвус), шевеля своими
деньгами и извилинами мозга как бывший русский социал -демократ
провезет их всех вместе даже с Инессой Арманд
через воюющую Германию. А вопли о "заплаченном
золоте","купле -продаже Ильича германским генеральным
штабом" пусть останутся на совести "политических иудущек -
брехунов всех мастей и времен". Это потом, эти вечные
"вертеры -услышкины" возведут в ранг своих своих полупьяных
кумиров, клянущихся всему народу то руками, то ногами,
то всей головой " своей правде и истине", что "Ленин -германский
шпион", начисто забывая "милюковское соглаше-ние",
и, объявляя между прочим, в благих побуждениях, что
"политика всегда делается грязными руками".
А сейчас и всегда, когда это им выгодно, они осуждают и
мысли, и действия, и руки "беспощадного человека", почувствовав
грандиозную и страшную силу властвования и удержания
власти, исходящую от Владимира Ильича на протяжении
всей его жизни, вечно акцентируя уже после его смерти
внимание всех на портрете этого неумолимо требовательного и
предостерегающего человека, неотступно следящий и поразительно
недоброжелательный взгляд которого будет вечным
предостережением для них, его хулящих.
И пусть они знают, что слова Владимира Ильича: "Да
здравствует социалистическая революция!" для тех, кто за "эту
революцию" и, не моргнув бровью, расплевывается со своими
бывшими коллегами речью, как бичом хлестая по "почтенной
революционной демократии".
Жизнь Надежды растворялась и таяла вместе с жизнью
Ильича. И когда наследственный склероз проявился в первом
ударе в мае 1922 года, поразив правую часть тела, отключив
самое дорогое для Ильича - речь, и в декабре того же года,
когда удар повторился и последовал стойкий паралич правой
руки и правой ноги, а 9 марта следующего года новый
тяжелый удар, сопровождаемый бессоницей и частыми возбуждениями,
свойственными ему и в 1900, и 1907, и 1912
годах, то надежда уже покидала ее. И когда 21 января около
шести вечера вождя всего пролетариата не стало, - горе ее
было молчаливым, но безмерным. Володя умер. Но с этого
момента страдания ее только начинались, поскольку новый
вождь и лидер партии, вечно надоедавший ей и семье Ильча
своими досмотрами, доглядами, рекомендациями ЦК и пр. и
пр., становится уже совсем невыносимым, требуя единоличного
наблюдения над всей процедурой его захоронения да еще
в мавзолее, против чего она, Надежда Крупская, всегда была
против. Да! Великий хирург Пирогов до сих пор лежит в
Мавзолее. Да! Для Володи все эти христианские условности -
поповщина. Да! Нужно сохранять память о нем. И похоронить
рядом, скажем, со свекровью, его матерью, умершей в
Петербурге в 1916г. Но верно и то, что учение Ленина столь
велико, а люди суетны. Они хотели бы видеть Лик. Люди
слабы. И если захоронение возможно в Мавзолее, то только в
том случае, если возможна вечность и неизменность созданного
учения. Но ведь и сам Володя говорил : " Давая волю
языку, я тоже могу ляпнуть, что в самом непродолжительном
времени, даже меньше десяти лет, мы войдем в царство
коммунизма. Не стесняйтесь и в этом случае, хватайте меня за
фалды, из всей силы кричите: "О, друг мой Аркадий, об одном
прошу, не говори так красиво" ".
Именно в это время она начинает теперь уже на себе
чувствовать кривые взгляды и насмешки не только Сталина,
который, походя, бросает своим окружающим мерзкие фразы:
"Что же, из-за того, что она пользуется тем же нужником, что
и Ленин, я должен так же ее ценить и признавать, как
Ленина?". Да, после таких заявлений Володя и обратился в
ЦК о разборе его, Сталина, персонального дела и пересмотре
отношения к нему как руководителю партии. Но партия - это
люди. А люди перестраиваются. И так ловко, как, например,
Веча Молотов, ее выдвиженец, между прочим. Это теперь уже
о Крупской говорят: "Она не играла в партии особой роли. С
Зиновьевым дружила. Плохо вела себя после смерти Ленина.
Фактически отходила от Ленина. Хотя думала, что это и есть
Ленин". А когда Сталина пытались одергивать в ЦК, то он
раздраженно заявлял: "Что я должен перед ней на задних
лапках ходить? Спать с Лениным еще не значит разбираться в
ленинизме". После таких заявлений ей всегда было интересно
знать, как поступил бы и что конкретно сделал бы товарищ
Сталин, если бы кто -то посмел хотя бы отдаленно сказать о
нем нечто подобное? О ней, Надежде Крупской, давно уже
говорят: "Крупская - больной человек!". Но ведь больной
человек - Крупская вынесла на себе все сложности и
физических, и духовных страданий того, кого теперь называют
"вождем мирового пролетариата" и не расставалась с ним по
сути дела никогда на долгое время после Шушенского. Эта она
и ее мать были рядом с Володей в трудные времена и все
вместе выносили страдания и мучения, свалившиеся на
Володю. Разве об этом что - либо помнили молодые рево-
люционеры новой власти. Это им не позволяла понять не
отсутствие их образования, это полбеды, а духовная
черствость как недостаток вечных "установок свыше". Ведь
даже Маркс высмеял Энгельса за душевную скорбь по его
умершей любовнице - простой работнице предприятия его отца
и заставил его усыновить ребенка от собственной любовницы,
чтобы не компрометировать его Карла перед Женни Маркс.
Это про нее теперь они клевещут о слабости ее доклада на
XIV - партийном съезде, где она сравнивала Молотова и
Бухарина, это ее и Маняшу (Марию Ильиничну Ульянову) они
готовы уже были обвинить чуть ли не сговоре с Троцким ( Голос
из зала во время съезда: "Лев Давидович, у вас новые
соратники!"). Это они теперь с сестрой Володи обыватели,
плетутся за Бухариным и прочими, а Дмитрий Ильич по их
мнению - "недалекий" и, вообще, просто "питух" -пьяница.
Надзор и безжалостная строгость - это фундамент новой
власти, перемежаемые с земной жизнью и пуританскими
естественными наслаждениями вполне могут, оказывается,
оживлять земную жизнь и все, что хочет поднять душу и
освободить, облегчить ее от напряженности для простых
людей. С интеллигенцией все обстоит значительно хуже. Ее
нужно заставить преклоняться перед новыми кумирами, или
уничтожить. Неприятные излишества должны быть удалены из
жизни, человека уже нельзя предоставлять самому себе, где
индивидуум проявляется только в массе в социалистическом
соревновании, в послушном подчинении сословной бюрократии
партии, строптивое должно без следа растворяться в гениальной
организаторской деятельности партии Сталина. В результате
этого драконовского лишения прав личности, ограбления
индивидуальности ради общества начинает учитываться вид
прически, количества кусков мяса и сластей. Хорошее
настроение отменяется и заменяется прекрасным настроением
громкоговорителей, жаркими речами передовиков, зубодробительным
клекотом передовиц и подвалов газет, прославляющих
"продолжателя дела Ленина - Сталина". Начинается
охота за человеком, казалась бы уже несколько ослабшая во
времена НЭПа. Горе и страх посещают большинство семей,
населяющих социалистическую Родину.
Чрезмерная напряженность ее воли, отданной великому
делу и великому человеку, исполняет трагический закон ее
жизни. Начинается официозная стряпня. Но смерть не постигает
этого. Она безлична.