Истории про Малеца Питерского

Сочинения Пети Пуговкина

Шамшурин Вадим

Малец Питерский спасает вселенную

***
Я точно никому из вас не должен!?
А то ведь я такой! Могу отдать!

***
Я вспомнил все свои вчерашние паденья,
Найдя в них смысл больших
Трагических
Высот.

Малец Питерский

Процесс пробуждения порою бывает очень стремителен. Малец Питерский, минуту назад так мастерски храпевший, вдруг, ни с того ни с сего, открыл один глаз.
Мутный утренний свет наполнил зрачок. Искрясь, кружилась в воздухе водяная пыль. Она собиралась в более-менее крупные капли и падала Мальцу на нос.
Один глаз не справлялся, Малец все не мог понять, где он. Пришлось поднимать второе веко, со скрипом, проклятиями, пыхтя от напряжения.
И что самое главное - так каждое утро, правда, не всегда в столь ранний час, как сегодня.
Теперь два зрачка набирались смыслом, а тяжелый кирпич головы - пониманием.
Это был чердак, вполне классический. В кривом потолке дышала кривая дырка, в которой серело влажно-теплое небо. Гнилые чердачные балки подпирала погнутая велосипедная рама. Она своим скелетом тщетно пыталась заслонить груды старинного барахла. В его размытых, съеденных ранним утром, очертаниях угадывалось: двадцать восемь диванов, тринадцать холодильников, семь шкафов, три этажерки, десяток пианино, восемнадцать люстр, сорок восемь пар коньков и еще многое, что так сразу, с первого взгляда, счесть затруднительно.
И все-таки больше всего Мальца питерского занимала ни эта вся дребедень, а звонкие удары тяжелых капель по крыше. Но все глуше, глуше... дождь был еще где-то рядом, но, собрав свои пожитки, пошел с этой ржавой жестяной крыши на следующую, черепичную.
Малец Питерский проснулся. Притом безнадежно. Сразу же зачесалась пятка. Но пятка, как бы сильно она не чесалась, все же это не было причиной пробуждения. Малец страдальчески поморщился, легкая щекочущаяся мысль, что пробуждение результат присутствия чего-то важного в этом дне, стремительно меняла очертания и вес, и уже вскоре, превратилась в тревожное тяжелое чувство. А избавиться от него было конечно очень просто, только лишь вспомнить, что же это за дело такое важное.
Воздух плыл по сонным спиралям липкой жизни этого мира... не давая подсказок. Воздух отмалчивался. И только дождь шумел по городу, шумел, шумел, сокрушаясь, дивясь мальцовской забывчивости.
Малец хлопнул себя по лбу:
- Что-то касательно главных улиц! Вспоминаю...
Выйти на главную улицу... а если ни на улицу, то на площадь самую оживленную в городе и...
Мысль, стремление, решение. Казалось если не вспомнить весь день, вся неделя, вся жизнь коту под хвост.
Кстати на чердаке пахло котами.
Мальцу надо было что-то сотворить на главной улице или на оживленной площади. И это великое дело не уступало по значимости спасению целой вселенной. Иначе, зачем же он проснулся в такую рань.
Вселенная не вселенная, так если памяти никакой, вся в мешках... Малец Питерский почесал пятку. Сонно зевнул:
- Что ж, раз не вспомнить...
И уже был готов плюнуть на все и завалиться спать...
Как вдруг (как же без "как вдруг") сонливый воздух разметало в стороны, огромная тень закрыло слабое небо.
Малец с интересом смотрел, как в дыру протискивается гигантская черная птица.
На мгновение просветлело в голове, мелькнула мысль, способная объяснить все. Но Малец не сумел сосредоточиться на ней, очистить ее от шума дождя и, наконец, осознать. Ворона озверело крикнув: "Кар!", схватила его за подтяжки. Борьба мокрых черных крыльев с силой притяжения, взмах другой, и Малец Питерский в воздухе.
Ворона, сметая со своего пути нагромождение вещей, с трудом протиснулась обратно в небо. Малец, мало что соображая, безрезультатно пытался натянуть один свой башмак, приговаривая:
- Тише, тише, сама будешь виновата, если меня укачает...
А тем временем они были уже высоко в небе. Через пальцы ног Малец видел, как стремительно худеет, теряет размеры город, как стягиваются в точку блеск жести крыш, как рвутся нити улиц.
Город раскачивался внизу блюдцем, вспыхивали и гасли яркие искры далеких трамваев, дрожали от дождя пестрые цветы зонтов, деревья мокрые, но довольные, оживали оазисами темно-зеленой свежести.
Ворона ожесточенно махала крыльями, все молча, Малец подозревал, что ей не легко, ему едешь себе и едешь, а ей укрывай Мальца от дождя, прячь от ветра. Добрая ворона, заботливая, только молчаливая, подтяжки клювом держит и молчит.
И все это за мальцовские красивые глаза? Это без сомнения.
Малец, наконец, натянув один единственный башмак, чудом захваченный с собой, призадумался:
" То, что ворона заинтересованное лицо, это понятно, вселенную спасать в погожий денек, это каждому хочется, но мне ведь не важно, в одиночестве ли я совершу свое благородное дело или в паре с этой удивительной вороной. Только бы вспомнить, как именно эту вселенную спасать..."
Но Малец не мог вспомнить... как ни старался. О ворона зло молчала. Именно зло, Малец чувствовал это.
" Но может, когда мы прилетим туда куда нужно, а ворона наверняка знает куда, может тогда я вспомню "
Малец наполнялся уверенностью, как вороньи крылья дождевой влагой.
Дождь усилился. И тут...
Город вдруг со стремительностью падающего на голову цветочного горшка устремился на встречу. Малец чтобы не рисковать своим единственным башмаком, начал завязывать шнурки, по рассеянности, не сразу поняв, что ворона просто взяла и отпустила его подтяжки. Он вновь увидел ее далеко вверху, она нарезала злорадные круги, оглашая на всю округу свое безумное "Кар!"
По чистой случайности или по злому умыслу Малец упал в огромный котлован, вырытый так давно, что за время своей жизни, наполнившийся до краев грязью самого наивысшего качества.
Ворона довилась, смеясь, кар-кар-кар, а Малец медленно погружался, чувствуя теплое вязкое прикосновение, водянисто-коричневое объятие.
Теперь он вспомнил.
Вчера находясь в легком опьянении тяжелой стадии, он кричал, возвращаясь домой, что вороны вовсе не птицы, что они нелепее куриц, умеют только бомбить город своими кляксами, может и полные абстракции, но к искусству не имеющих никакого отношения. Почему он был так зол на ворон, Малец помнил неотчетливо (но можно, в принципе, догадаться), но обещание свое помнил. Он собирался по утру выйти на улицы с огромном транспарантом, требуя запрещения полетов вышеотмеченных ворон в небе, в космосе или еще где-либо. Пусть по вселенной ходят пешком... Спасти вселенную от летающих ворон!
Вороны еще вчера набросились на него, только он отбивался как настоящий герой, махал кулаками и пинался ногами. Но они его скрутили, засунули его на чердак, чтобы проспался, а утром на светлую голову...
Такова воронья месть.
Малец плевался, пыхтел, пытался плыть, но все не мог выбраться, а сил становилось все меньше...
А затем приехал экскаватор и спас Мальца, зачерпнув ковшом.
Дергала за рычаги огромная усмехающаяся ворона.

Закончилось все довольно банально, Малец и Ворона напились вместе...
Ворона проставлялась :)

Малец Питерский спорит с небесными коровами

***
А по задумчивым лицам моих
Сограждан
Все время проносятся мысли о чем-то
Важном.

***
Вот ведь интересная деталь:
Нас пронзают всяческие волны.
Их не ощущаем мы, а жаль!
Жизнь без них мне кажется неполной.

Малец Питерский

Малец Питерский любил питерские дожди. Мальцу нравилось дышать оживающим водой воздухом. Щекотало в носу от водяной пыли, и уже невозможно было, чтобы не чихнуть. Малец чихал. Звонко и жизнерадостно! И начинал весь светиться изнутри на чье-нибудь " Будьте здоровы ". Правда, очень обижался, если на свой чих слышал в ответ " Расти большой "...
Надышавшись вдоволь, весь мокрый и посиневший, но вполне довольный собой возвращался домой. А потом неделю не вставал с кровати, водрузив грелку на голову, потешаясь тем, как прыгает столбик ртути, вниз - вверх, у градусника. Придумывая себе температуру, порой добирался до сорока девяти с половиной.
Лечили Мальца чистым спиртом (натирали).
Но стоило какому-нибудь дождю, хоть одной каплей упасть в черте города, и тем самым превратиться в питерский, как у Мальца сразу же начинался чесаться нос, и удержать его дома было уже невозможно.
Неминуемо! Синоптики всего города рвали на голове волосы. Чтобы они там не видели на своих синоптических картах, чтобы там не выплевывали им на экраны умные машины, они вынуждены были выкидывать все свои расчеты в мусорную корзину и оповещать о дожде, если у Мальца Питерского начинался чесаться нос.
Но однажды (всегда случается это однажды) в теплый летний день случилась совершенно непонятная вещь...
Было часа три по полудню, в небе жили одни лишь белые коровы облаков, неугомонное солнце пробивало людские головы мелкими выстрелами острых лучей, приумножая тем самым количество загорающих прямо на тротуарах. Люди бросали духовки своих автомашин и, раздеваясь до трусов (некоторые, стыдясь своих трусов, снимали и их), падали беспорядочно на асфальт и ждали покраснений на гладких руках, кривых ногах, довольных жизнью круглых животах... чтобы вечерком, накупив в достатке сметаны, искать успокоение в белых коровах этикеток.
Малец в бессменном плаще, что с такими обширными карманами, шел по своим мальцовским делам, время от времени, показывая палящему солнцу язык, мол, живым не возьмешь, и мертвецки пьяным тоже.
И вдруг (всегда наступает, после "однажды") у Мальца Питерского зачесался нос. Ни с того, ни с сего. Взял и зачесался. Малец в недоумении застыл посреди улицы.
- Это что еще такое? - посмотрел на небо, нет, одни только безобидные коровы... Странно.
Малец настороженно скосил на свой нос оба глаза, чувствуя, что дело пахнет неприятностями, и вовсе не дождем. Создавалось впечатление, что нос, мальцовский нос, бессовестно врал! Но ведь по виду совсем не скажешь... выглядит по праздничному: большой, багровый, совсем не подозрительный, вполне обычный мальцовский нос... только чешется.
Малец бросил все тротуары, все улицы, забрался на шпиль повыше. Купола ангелы вокруг, сиди себе - самолетики пускай... только вот настроение не то. Малец хмуро смотрел на плавящийся город. Горизонт сюда - горизонт туда. Мирно пасутся облака, собирают по небу сметану, даже и, не помышляя ни об одной капле дождя.
Малец страдальчески скривился. Ну не может быть, чтоб свой собственный нос врал! Как можно жить в мире, в котором такое может иметь место?! Малец, взлохмаченный и потерянный, сидел на самом высоком шпиле города и не знал, что делать дальше... И золотого ангела, что был тут же (Малец сидел у него на голове), совершенно не трогали мальцовские горести...
Но Малец был не из тех, кто так просто сдается!
- Не доверять своему носу!!! Такому не бывать! - вскричал запальчиво Малец.
Вскочил на ноги, махнул геройски рукой, отметая все сомнения прочь.
Тут, правда, пошатнулся и обязательно упал бы с высочайшего шпиля города, если бы ангел не подхватил его за воротник пальто. Болтаясь на немыслимой высоте, Малец не чувствуя более ничего, только, что нос уже чешется нестерпимо, не медлил более.
Малец Питерский просто взял и почесал свой нос, большой и багровый.
А дальше... произошли вещи еще более необычайные.
Небо опрокинулись.
Коровы с мычанием попадали на землю.
Небо вывернуло в мгновение наизнанку.
Темнее, темнее... Белые коровы росли и превращались больших и прекрасных синих китов. Из неведомого моря, выбросившись в небо, они легли над городом. Перемигнулись с Мальцом первой молнией!
Все синоптики города посходили с ума. Сидели и рвали свои карты на мелкие кусочки.
По городу шла гроза. Шумел неудержимый смех дождя. Воздух напивался свежестью. Малец чихал. Голые тела смывало бурными потоками, через систему канализации, по домам.
Распрощавшись с Ангелом, Малец спустился вниз и пошел туда, куда шел. Мокрый, довольный, в общем, как всегда.
А куда? Конечно же, к своему другу Зизе Хаблинскому.
Зизя в нетерпении бегал по двору своего дома, не замечая дождя, метался, словно дикобраз в клетке.
- Малец! Наконец-то!
Малец в шоке смотрел, как без лишних слов Зизя разливает малек по стаканам...
- От куда?
- От верблюда! Пришла посылка!
Малец был в замешательстве... получалось, что нос чесался совершенно по другой причине... вовсе не из-за дождя... Да...

Башмак общегородского масштаба

***
Пусть еще мы не мудры пока,
Потому что, выпивши слегка,
Чтобы мудрыми увидеть нас
Вы к нам приходите через час.

***
Я культурно отдыхать обучен:
Вот вернется из ларька гонец.
В кухне воду в раковине включим,
Ну и чем нам не Петродворец!

Малец Питерский

Малец Питерский вычерчивал воду консервной банкой. Со всей ясностью, осознавая тщетность своих усилий, Малец сумрачно смотрел, как лопаются выпрыгивающие из-под нее пузыри. Затем, тяжело вздыхая, выливал воду обратно в лодку, большей частью находившейся уже под водою.
Заливаемая тягучим дождем, с дыркой в днище, лодка плыла по направлению к Сенной площади. На веслах сидел Зизя Хаблинский, довольным прищуром наблюдая за трезвым Мальцом.
- Ведь они же знают, что есть такая вещь, как наводнения!
- Не иначе, Ха! Блин! - Зизя от души веселился, попивая дождевую водицу, взращивая тем самым свои жизнерадостные улыбки "на старых дрожжах".
- Знают!!! А чтоб хоть один плавучий пивной ларек к трехсотлетию! Народ порадовать...
- Сволочи! Блин! - соглашался Хаблинский, находчиво пытаясь грести, чудом уцелевшим, единственным веслом, кому доводилось, тот поймет.
Малец, расстроенный, совершенно с убитым видом отшвырнул консервную банку.
Вода, нескончаемо капавшая с неба, затекала юркими струйками за воротник. Было, конечно же, свежо, но порою начиналось некое дрожжение, такое, знаете ли, дребезжение, и своего рода головокружение. В общем - похмелье. Сеё ощущение вовсе не ново будучи для Мальца, не становилось от этого хоть на граммулечку приятнее. Хотя граммулечка бы теперь не помешала, иль лучше пятьдесят граммулечек, иль сто.
На Сенной не оказалось ни одного плавучего пивного ларька. Зато в тазиках плавали бабушки, десятка два или три, продавали семечки и платочки.
Вдруг Малец икнул от радости. Да и Зизя Хаблинский налег на весла.
Чуть в стороне от тазиков на классической чугунной ванне совершала утренний моцион Баба Дуня.
- Баба Дуня! Баба Дуня! - звал Малец, радуясь аки дитятко малое.
Баба Дуня женщина замечательная, добрая, но одновременно жадная, на все эти восторги, казалось, внимания никакого не обращала, поправляла любовно кофточку, порядком посвежевшую под проливным дождем.
Когда же ванная и лодка столкнулись на довольно приличной скорости, и в лодке стало одной пробоиной больше, Баба Дуня надменно взглянув на Мальца Зизю сверх свой двойной подбородок, едва заметно улыбнулась и спросила:
- Чего надобно, молодцы?
- Слышь, Малец, это мы то молодцы? Ха! Блин!
- Ну, а чем мы не молодцы? Очень даже и молодцы!
Дождь то усиливался, то едва капал, а они приятно болтали с Бабой Дуней о том, о сем, так между делом обмениваясь тарой, полной и пустой. Жадная Баба Дуня потребовала всю пустую тару, имевшуюся лодке в обмен на две полные. Это, конечно же, было чистой воды обдирательство, но уж кому, как ни Бабе Дуне не знать, что Малец с Зизей самые сговорчивые существа, когда у них это самое "дрожжение".
Обмен был произведен. Всю тару пересыпали Бабе Дуне в ее классическую чугунную ванну, которая, помимо своих столь ценных качеств, еще и обладала пресловутым самогонным аппаратом.
О, чудо машина! Ты наполняешь людей жизнью, и жизнь наполняешь людьми!
Со своим самогонным аппаратам и с ванной, в частности, Баба Дуня не расставалась не в бурю, не в стужу. Бывало, даже в сорокаградусный мороз появлялась в своей ванне на городском катке. Особенно любила кататься с горочки.
С горьким сожаленьем на лицах Малец с Зизей расставались с Бабой Дуней, но вместе с тем быстро растрачивая способность жить печально и никчемно, они налегли на весла, в спешке покидая Сенную площадь, так как в ребячьем задоре сперли из одного плавающего тазика белого котенка, посадив его на корму, нарекли "третьим!".
- Зизя! - Малец Питерский, к которому постепенно возвращалась способность здраво рассуждать, все больше утверждался в мысли, что жители города ждут от него подвигов, - Зизя мы должны что-то сделать! С этой чертовой водой!
- Ха! Блин! Должны!
- Если она откуда-то берется, то должна куда-то деваться!
- Именно, Малец! Баба Дуня была права! Ты умница! Ты молодец!
- Спасибо, Зизя, но это излишне, я уже решился! И я главное знаю, что делать!
- О, Гений! Мы трепещем от нетерпения! Ха! Блин!
- Зизя, ты сволочь, но ты мой друг и я прощаю! - немного высокопарно, но тем не менее, - Теперь же слушай!
Малец перевел дыхание:
- Если вода откуда-то берется, - Малец ткнул пальцем в небо, а затем задумчиво опустил взгляд вниз, - то она должна куда-то и деваться!
- О, несомненно, Гений! Ха!
- Вот смотри, Малец запальчиво снял свой башмак, сунул его в пробоину в носу у лодки. Вода плескалась как снаружи, так и изнутри, было совершенно ясно, что проку от мальцовского башмака никакого. Но только для Мальца это не имело никакого значения.
- Зизя! Пойми! Надо найти такой же башмак, но только общегородского значения, выдернуть его и дать воде, всей этой воде, от края до края, уйти... уйти под землю.
- Делов-то, блин! Малец, мысля твоя совсем не ерунда!
О, да...

Башмак общегородского значения Малец с Зизей искали до позднего вечера, промокшие, но не теряющие ни присутствия духа, ни энтузиазма. Нашли какую-то цепь на Английской набережной, привинченную к огромному дому, пол неким углом уходящую вглубь. Попыхтели, подергали. Вытащили увесистый якорь. В ту же самую минуту тот самый белый дом пришел в движение. Его неминуемо потащило в Финский залив. Из круглых окон высовывались неулыбчивые люди, матерились не по-русски, но вполне понятно...
Малец и Зизя помахали им ручкой.
Ведь оказалось - обычный теплоход.

Дождь прекратился. Тара была пуста. "Третий" проснулся и орал... А вода прибывала. Тонули первые этажи, захлебывались вторые... А вода ела и ела кирпичик за кирпичиком. Город захлебывался.
- Не работает твое правило, Малец! Теперь слушай мое: если запой длиться больше, чем две недели, это уже болезнь. Подвиги и спасение мира подождут. А нам надо домой. Домой... немного, хоть пару дней полечиться. И, быть может, там найдется хоть что-нибудь, чтоб накормить это чудовище!
Зизя страдальчески морщился от пронзительного писка, столь маленького, но, видимо, очень прожорливого, котенка.
- Мой подвальчик отпадает, - печально вздохнув, рассудил он, - Так что Малец зови в гости...
- В гости? Но кто-то говорил о прекращенье пьянки, - Малец вопросительно пошевелил правой бровью.
- Ха! Блин! О, Гений, я ведь несерьезно.
А потом совместными усилиями скрутили котенка, используя мальцовский носок, заткнули ему рот.

Но Малец не сдавался. По пути следования домой все дергал в поисках за провода висячих фонарей, стучал в окна вторых этажей, спрашивал у сонных дядей и тетей, не знают ли они, о такой вещи, как башмак общегородского значения.
Никто не знал.

Зажглись фонари и захлебнулись. Растворился город. Остался лишь в памяти водного отражения, да и то, теряя линейность очертаний от ударов строптивого весла.
Лодку привязали к термометру Дяди Коли, так как вода уже добралась до третьего этажа. Дядя Коля открыл им окно, вечно сонный и всем недовольный, не желая ничего слушать, ни благодарностей, ни заверений в вечной дружбе, протащил их сквозь свою квартиру и выставил на лестничную площадку.
Но Зизя все же успел в подарок оставить у Дяди Коли белого котенка. Мальцовский носок прилагался.
На лестнице творилось что-то невероятное. Мало того, что все нижние лестничные пролеты были затоплены (что понятно), вода безумной круговертью обрушивалась вниз по ступенькам с верхнего этажа.
- Зизя, я ошибался, вся вода вовсе не с неба!
- Ха! О, Великий Малец, поведай мне еще одну твою теорию сотворения вселенной и жизни. Ведь известно, что без воды и ни туды и ни сюды.
- Это не теория, это факт! Я просто...

Наводнение.
К утру вода спала. Город постепенно начал приходить в себя. Материлась посреди Сенной площади Баба Дуня, не зная, куда деваться со своей ванной.
Ларьки пивные пообсохли и открылись.
На улицах остались лишь мелкие лужи. Прохожие шагали, не замечая, что лужи мелкие только относительно, всего лишь по колено...

Малец просто забыл закрыть кран, а дальше двухнедельный запой, мальцовские дела... воде стало тесно в рукомойнике, стало тесно в квартире, она вышла на улицы погулять.
А надо было всего крутануть кару раз краник...

Вода ушла из города, но еще долго она стояла в дворах-колодцах, ее вычерпывали ведрами...
Но ведь каждый знает о бездонности питерских дворов.

Малец Питерский освобождает светлячков

Мы там Фрейдов всяких не учили.
Головных болей полно своих.
Были бабы - мы их и любили,
Не было - мы не любили их.

Лауриска
Ощутив себя в чем-то крылатым,
Он с Петраркою стал наравне
И Лариске возвышенным матом
Объяснялся в любви при луне.

Малец Питерский.

Каменные львы молчали, и можно, конечно же, написать, что это молчание было зловещим. Только зачем же врать?! Мы это писать не будем. А напишем, что они, кроме того, что молчали, еще широченно улыбались. Да, их морды имели довольно довольное выражение. Причиной был, без сомнения, замечательный вечер, в воздухе было достаточно тепла, а в небе подгоризонтного солнца, которое выдавало себя яркими оранжевыми всполохами на далеких перьях облаков. Водная пыль дрожала замершим в ожидании дыхании. Каменные львы ждали… кхе… кхе… первых поцелуев.
Малец Питерский сидел с лицом цвета бардовых велюровых штанов. Правда, не обязательно, велюровых, и быть может совсем не штанов, а к примеру, пусть даже бардовых липучих леденцов. Не в этом ведь суть! Просто Малец Питерский до безобразия был смущен и потерян. С ним рядышком на, не просыхающей от сменяющих друг друга ленивых волн, гранитной ступеньке сидела Катенька Ивановна. Она словно и не замечая присутствие по соседству столь великого человека как Малец Питерский. Мечтательно разглядывала полночный закат, перебирая его лучи своими длинными ресницами.
Малец не знал, куда деться от своего смущения. Но и деваться никуда не хотелось. А хотелось быть с Катенькой Ивановной рядом, не меньше чем, вечно.
- Малец, - Катенька, разглядывая пускающие солнечные зайчики, крыши, задумчиво выпятила губки, казавшиеся сладкими, как все те же леденцы, цвета мальцовского лица, - Зачем на свете Солнце?
Малец вскочил, хотел тут же ответить, но или не знал ответа, или потерял его где-то в кармане, среди лабиринта дырок…
Поэтому вскочив, был вынужден вскоре пять сесть (все так же рядышком) и сосредоточенно размышляя, разглядывать, скажем довольно бездумно, свое отражение в сонном пузыре, что плавал на воде не лопаясь уже довольно давно, неделю, вторую, плюс минус месяцок.
Тут опять вскочил, но, опомнившись, опять сел, и торжественно изрек:
- Солнце нужно для того, чтобы писать стихи! - и ему казалось, что это единственно правильный ответ.
- Но разве стихи не лучше писать ночами, - Катенька бросила напрасные попытки собрать всех солнечных зайчиков вместе, спасая их от надоедливого Деда Мазая, посмотрела на Мальца играясь маленькими искорками своих глаз с его смущением.
- Лучше! Но ведь Солнца ночью не перестает быть! Оно есть…
- Но где же?
- Наверное, в электрических лампочках, - сказал Малец, но тут же споткнулся и упал в пыль молчания. От этих слов лицо Катеньки Ивановны вдруг помрачнело. Малец испугался, что сказал какую-нибудь ужасную вещь и оказался совершенно прав.
- Малец, в электрических лампочках живут порабощенные злыми людьми светлячки.
Катенька Ивановна сжала в гневе, толи на Мальца, толи на злых людей, кулачки, настолько крохотные, что они могли вселять ужас, только лишь в одного Мальца Питерского (что довольно странно, в того самого Мальца Питерского, который по пьяни отрывал уши криминальным воротилам криминальной же столицы)
- Ладно, - Малец бледный искал судорожно, чтоб ляпнуть, чтоб Катенька перестала злиться.
- Солнечный свет живет…
…Малец подумал о звездах, спичках, телевизорах и холодильнике, который когда его открываешь вместе со светом ( светом… Света…Света Петровна тоже замечательная девушка) обдает холодом, и решил, что все это не то.
- Солнечный свет живет в кошках и собаках. Они теплые и ласкаются, - сказала Катенька Ивановна.
У Мальца перехватило дыхание. Все так просто. Глаза заслезились от попавшей соринки, неназываемого вслух, чувства.
Вновь прикоснулась тихим всплеском волна к гранитной ступени, где сидели рядом, дотрагиваясь друг до друга мыслями, Малец Питерский и Катенька Ивановна. На раз два три ступеньки вверх сидели львы и притворялись каменными. Они перебрасывались хитрыми взглядами и перемигивались солнечными глазами, отсчитывая последние секунды до самого что ни на есть неизбежного.
- Катя, -сказал Малец или хотел сказать.
Но она подняла взгляд с падающей глубины протекающей, совсем не похожей на время, реки, посмотрела ему в глаза, поймала тонкими пальцами каплю проступившей на глазах мальцовской души. Прозрачная капля, соленая, если попробовать на вкус.
Она поднесла ее к глазам и улыбнулась:
- Смотри там тоже город, только перевернутый, и два человечка очень похожих на нас, если нам встать на голову.
Он засмеялась. А Малец Питерский чувствовал только как взрывается в груди сердце, каждый раз разрываясь не полностью, но вновь и вновь.
Пока…
У каменных львов пробежали по спинам мурашки от удовольствия…
Взрыв сердца от прикосновенья губ. Обещанные поцелуи!

Когда длинные тени жестяных крыш накрыли спины каменных львов и в небе звездами загорелись довольные огни их глаз, в тот самый момент злые люди включили электричество.
Но не долго злые люди радовались.
Малец Питерский и Катенька Ивановна, взявшись за руки, шли по улицам города и били фонари, тем самым, выпуская на волю, порабощенных злыми людьми, светлячков.
Вскоре во всем городе не осталось ни одной целой лампочки.
Но вовсе не было темно.
Светлячки разлетались по всему небосклону. Небо разгоралось теплым серебристым светом.
Белые ночи Санкт-Петербурга.

Новые истории

Малец Питерский у Ангела за пазухой

***
Переживая бури и ненастья,
Жизнь принимая, словно пионер,
С диагнозом хронического счастья
Я помещен в ближайший диспансер.

***
Для всех неразрешённая кошмарная задачка
Успешно решена сегодня нами,
Что названная медиками "белая горячка"
Есть встреча с параллельными мирами.

Малец Питерский.

Малец Питерский в трудные минуты своей жизни, когда одолевала тоска, и жить совсем не хотелось, отправлялся к Ангелу. Но так как таких минут было не так уж и много, а к Ангелу сходить хотелось, Мальцу приходилось эти трудные минуты придумывать.
Сегодня он очень долго бродил по подворотням Петроградской Стороны, силясь себе придумать парочку проблем, которые ему бы кровь испортили, настроение очернили, жизнь лишили смысла и погасили бы навсегда свет июньского дня, который третью неделю не отпускал небо.
Ничего у Мальца не получалось. Проблем он себе так и не придумал. Из-за этого расстроился. Расстроившись, решил, что это и есть трудная минута, и без Ангела сегодня не обойтись. Сразу повеселев, легкой шатающейся походкой, задирая голову к крышам, отправился к Дворцовому мосту. Немного прошел по улице Блохина, вспомнил, как пил водку с этим Блохиным, как Блохин был вначале мрачен и неразговорчив, обижался, когда Малец его называл уменьшительно, но потом сам чуть позже предложил устроить соревнования по прыжкам в высоту. Это Малец помнил, но кто такой этот Блохин так и не смог вспомнить.
Из тени домов шагнул на Кронвельскую набережную. Запах воды, который слышал только носом, теперь увидел ленивыми волнами и туманными парусниками на противоположном берегу. Маленький буксир тащил силком за собой груженую песком баржу, словно злой папа брюхатую дуру дочку. Сновали по знойному дню туда-сюда лодки и катера, выпрыгивая из разинутых каменных ртов левобережных канавок.
Нева несла свои воды, грациозной барышней с карамыслом, не расплескивая ни капли.
Все бы ничего, не повстречавшись Мальцу маленькая старушка. Старушку звали Клавой. Она к этому имени уже давно привыкла и считала своим. Такое имя больше всего подходила к ее странностям.
Она шла ему на встречу, постукивая палочкой, он посторонился, уступая ей дорогу, но посторонилась и она. Тут же её глаза вспыхнули, она вскинула свою палку в пионерском приветствии и воскликнула:
- Молодым дорогу, старикам почет!
И замерла, горя пламенем взгляда, в ожидании, когда он пройдет мимо, чеканя шаг.
Малец улыбнулся, сказал в свою очередь:
- Бабушка, проходите, - сам себе понравившись в эту минуту.
Но старушка Клава не трогалась с места. Смотрела куда-то вверх, на губах ее была улыбка полная восторга. Вся светилась изнутри.
Еще первые минут пятнадцать Малец пытался объяснить старушке Клаве, что ему лет поболее будет, чем ей, просто он хорошо сохранился, и это все благодаря ежедневным зарядкам по утрам и отчаянным пьянкам ближе к вечеру. Но казалось, она его и не слышит. Она вообще словно стала не живой, а каменной. A-Lia Соц. Реализм: " Пионер он и на пенсии - пионер!".
Через минут сорок Мальцу это надоело, стоять, молчать. Сам не пройдешь, так как хорошо воспитан, и старушку не убедишь, так как глухая. Терпение истекало вместе с минутами. На сорок первой Малец просто взял старушку Клаву за плечи, поднял и поставил на мрамор плит тротуара, и подтолкнул по направлению ее движения. Старушка, не переставая восторженно сиять, начала волнуясь и заикаясь шептать:
- Товарищ Ленин, мы так счастливы, что Вы вернулись.
Теперь Малец пораженный остановился...
- Извините, как Вы сказали?
- Товарищ Ленин, мы знали, мы все знали. Товарищ Ленин, ну что, как революция на Марсе?
Малец тут понял, что старушка не в себе.
Но было уже поздно.
Она орала во все горло:
- Товарищи! Это Он! Ленин вернулся!
Товарищи тут же появились. Их набежало с десяток.
Все они зачем-то начали петь песню: "Мы рождены, чтоб сказку сделать былью!"
Малец пораженно застыл. Потом плюнул, отпустил старушку и развернулся, собираясь продолжить свой путь. Старушка Клава тут же спрыгнула с тротуара на газон, вскинула палку в пионерском приветствии. Малец, насупившись, прошел мимо.
Все десять человек, в том числе и старушка Клава, последовали за ним.
Как потом оказалось, Мальца спутали с Владимиром Ильичом Лениным. Уж очень по росту подходил. Владимир Ильич Ленин именно в этот день должен был вернуться с Марса, где был в командировке, по заданию компартии, там вершил революцию. Так пригрезилось однажды старушке Клаве. Нашлись сторонники, появились приверженцы. Возникло политическое объединение "Ленин улетел, но обещал вернуться". Дежурили на набережной попеременно. Ждали прибытия со дня на день. В итоге после двадцати лет ожидания остались самые стойкие. Десять человек. Пациенты Степанова-Скворцова. Не буйные.
Малец не мог от них отвязаться. Целой процессией они пересекли Биржевой и Дворцовый мосты, прошли мимо Эрмитажа. Малец, расстроенный, спешил к Ангелу, уже не терзаясь сомнениями относительно повода, в глубине души поражаясь, как его могли спутать с Лениным. Тот и водку по-настоящему при жизни не пил. На броневике все ездил, а Мальцу пешком всегда нравилось. Так пару раз пересеклись, но знакомыми не были, и тем более родственниками.
Ангел жил на самом верху. Каждый раз, добравшись до него, Малец, шумно отдуваясь, ворчал:
- Вечно Вы, Ангелы, верхотуру любите.
Потом лез дальше, помогая себе руками и мешая ногами, оказывался у Ангела на плече. Там дотягивался до уха и, ухватившись за него, повисал. Верил, что не каждый способен дергать Ангела за ухо безнаказанно. И был в этом совершенно прав.
Но сегодня, не говоря ни слова, не отвечая на молчаливую улыбку Ангела, сел обиженный у его ног.
- Ангел, - позвал он тихо.
- Чего, Малец? - отозвался Ангел.
- Почему мир так глупо устроен? - Малец с обидой смотрел на толпу собирающуюся внизу.
Малец услышал, как Ангел засмеялся.
- В том, что E = MC квадрат,
Я, ей Богу, Сань, не виноват!
Это ведь твои петербуржики, не так ли Малец?
- Мои, - надулся Малец, - но это делу не поможет.
- Ошибаешься, - сказал Ангел.
На город опускался вечер. Удлинялись тени, заползая за горизонт. Солнце, очерченное циркулем взгляда, уже не слепила круг зрачка. Серые стены пыльных домов вспыхивали оранжевыми треугольниками с прямыми углами крыш. Прилетали стрижи и не давали спокойной жизни мошкаре. Становилось тише. Лишь люди внизу все шумели.
Были транспаранты.
Были флаги.
Были крикуны.
Они забирались повыше и кричали, казалось громче всех, но и их не было слышно. Малец с грустью и тяжестью бросал взгляды с верху. Они разбивались о чьи-то головы, не причиняя вреда.
Не было ничего интересного в этой толпе. О Ленине помнила только старушка Клава, остальные кричали только лишь затем, чтобы спрятать в разинутых ртах зевоту от скуки.
- Видишь, Малец, им скучно. Не глупость беда этого мира, а скука.
Кто-то предложил немножко побегать. Все прекратили кричать и начали бегать.
- И еще. Люди сделают всё, что поможет им избавиться от одиночества.
Привезли огромные динамики, включили звук. Все перестали бегать и стали плясать.
- А старушка Клава, лишь повод чтобы собраться вместе. Лишь повод, чтобы прийти к Ангелу. Они такие же, как ты, Малец. И у меня болят уши, потому что они все до единого норовят дернуть меня за ухо, чтобы привлечь к себе мое внимание.
Ангел улыбнулся.
От этой улыбки город затопило теплом и солнцем.
Люди от этого света растеряли всё свое беспокойство. Не становясь менее крикливыми, были все более пьяными, все более добрыми. У Ангела за пазухой.
Малец, болтая ногами, смотрел одно время на все это сверху, потом решил, что так дело не пойдет, скоро попрощался с Ангелом и полез вниз. Ему в помощь прилетел голубь, цепанув за воротник в скором порядке доставил к подножью Александрийской колонны.
А в вышине хранил город немного грустный, но добрый Ангел.
Малец наорался и понапился на славу. Праздновали со старушкой Клавой отбытие Ленина на Меркурий. Дело партийное, новая командировка. Старушка Клава, надев очки, сразу же разглядела, что Малец и правда, не Ленин, но, тем не менее, Малец стал одиннадцатым членом партии " Ленин улетел, но обещал вернуться". Дежурил в свою смену по субботам на набережной. Ждал прибытия. Ха-ха!

Малец Питерский. Не в силах больше терпеть

Отправляясь в длительный запой,
Вид имел я гордый, в общем, стройный.
Возвращался я едва живой,
Но зато за город свой спокойный!"

Я вам говорю: он невменяем!
А и как иначе понимать:
Целый час бежит он за трамваем,
Чтобы деньги за проезд отдать!

Малец Питерский

Итак, вернемся к событиям прошлого лета. Если напрячь извилины и выпрямить мысль, можно припомнить, что было немного жарковато. Немного жарковато в июне, немного жарковато в июле, немного жарковато и в августе. О сентябре ничего не говорю, так как это уже не лето, а осень, но догадаться о том, что тоже было жарковато, не составляет, в общем-то, никакого труда.
Да, много воды утекло с тех пор... но как жарко бы не было, пили все же чаще всего не воду, а квас. А почему?.. да потому что всю воду уже выпили. Ни капли от Финского залива не оставили. Но в природе не все так просто. И долго так продолжаться все же не могло. Когда-то, еще в школе, я, да что я, и вы наверняка тоже, читали все мы про круговороты воды в природе. И уже вскоре на улицах города появились лужи, но вот что странно, при этом с неба не упало ни одной капли дождя, а луж становилось все больше. В подворотнях и подъездах. Да.
Платные туалеты процветали. Милые старушки в чьих руках находились ключики от сих заведений зашибали огромные бабки. И это ведь на людской порядочности и воспитанности.
Я спрашиваю справедливо это? Ответьте мне! Что же вы молчите... все терпите? Ну, терпите. А я не в силах! И денег у меня на платные туалеты нет!

События того дня развивались более чем стремительно и таким вот образом.
На подъезде к Марсовому полю остановился длинный предлинный автомобиль. Ослепительно белый лимуЗил. Причинной остановки послужила длинная предлинная очередь. ( в скобках заметим, что опять же в платный туалет). Возмущенно кряхтя, сияя бриллиантовыми колье и кольцами, кутаясь, несмотря на тридцатиградусную жару, в норковую шубку из лимуЗила выбралась главный менеджер по всем платным туалетам Санкт-Петербурга, Надежда Петровна Уткина.
И хотя это была довольно сухонькая и маленькая старушка, вся очередь испуганно притихла.
Надежда Петровна не торопясь, преисполненная чувством собственного достоинства начала свое движение от машины вдоль очереди. Прожигая своим взглядом измученных ожиданием людей. На губах ее играла презрительная улыбка.
Здесь была ее главная вотчина. Туалет по графику, вывешенного тут же, должен был открыться уже полтора часа назад, но Надежда Петровна давно уже не придерживалась в своей жизни никакого графика. Она была хозяйкой жизни. Она сама решала что, кому и за сколько!
И теперь отмыкая дверь на радость первого в очереди она даже не посмотрела на протягиваемые им деньги. Не говоря ни слова, она достала черный химический карандаш и прямо на дверях написала:
"100 руб."
И только по прежнему улыбались - кончиками накрашенные красным губы.
- Сколько?! - закричал от переполнившего его чувства, трясущийся, бледный мужчина.
- Не согласен, -прищурилась злорадно Надежда Петровна Уткина, - пошел прочь, не задерживай очередь!
Тут мужчина вскрикнул. В ужасе. В отчаянье. Его лицо залила краска стыда... Случилось то, что рано или поздно должно было случиться.
Странной походкой он отошел в сторону.
Это было последней каплей переполнившей чашу народного терпения. Очередь подняла бунт. Народ восстал!
Люди смотрели в глаза друг другу, и если поначалу морщились, то совсем скоро чувство облегчения внутренним светом наполняло их лица и расходилось приятным теплом по стрелкам легких летних брюк.
Совсем скоро надобность в Надежде Петровне Уткиной отпала вовсе.
Счастливо улыбаясь друг другу люди разошлись по Михайловскому парку в поисках удобных веток для просушки своих мокрых душ.
Один только Малец Питерский был стоек и непреклонен. Он бунтовал по своему.
- Опять ты здесь, Малец! - взвизгнула от досады Надежда Петровна Уткина.
- Да, здесь.
- Опять пришел трепать мне нервы?!
- Да, пришел.
- И опять ни копейки денег?!
- Да, Надежда Петровна Уткина. Да! И еще раз да! Я выступаю за бесплатные общественные туалеты! Я требую свободного доступа для любого живого существа в этом городе! Я...
- Тише, Малец, тише... что кричишь?
- Я хочу, чтобы меня услышали!
- Услышат, те кому надо.
Надежда Петровна хлопнула в ладоши и тут же на горизонте показалась милиция в дребезжащим дверьми ВАЗике. На крыше спелой гроздью сидели омоновцы.
- Ты, Малец, меня вынудил, - зло скривилась Надежда Петровна
Малец, Надежда Петровна и туалет в несколько минут, были оцеплены, благодаря дружным слаженный действиям веселых, но хмурых людей в вязанных шапочках, просмотренных до дыр.
Раздались первые выстрелы. Зафонили динамики. От туда, перепрыгивая на "Радио Балтику", послышались голоса, кричащие хрипло в унисон:
- Малец Питерский, сдавайся! Ты окружен! Сопротивление бесполезно. Заплати деньги госпоже Уткиной или сдавайся!
Но не так просто арестовать Мальца Питерского. На то он и Малец, на то он и Питерский!

Надежда Петровна Уткина была в полнейшей степени захвачена тем шумным зрелищем, что устроили по ее сценарию артисты, перекрашенные теперь акварельными красками в милиционеров. Артисты "Театра на голове", на подмостках которого еще в будущность свою молодою девицей блистала и она. Но смерть ее супруга разительно переменила ее судьбу и заставила оставить театр. Тяжелая ноша легла на хрупкие плечи Надежды Петровны, она была вынуждена возглавить и продолжить дело своего мужа, туалетного воротилы Санкт-Петербурга, довольно уважаемым в определенных кругах человеком, Сортир Сортирычем Клозецким.

Надежда Петровна отвлеклась. Но Малец тем временем не спал. Ему хватило лишь пары секунд, чтобы проскочить в обход цепких объятий Надежды Петровны и запереться в туалете изнутри.
Когда госпожа Уткина спохватилась, было уже поздно. Малец Питерский, выражаясь образно, окопался и теперь его голыми руками взять было уже невозможно.

А дальше... его не могли вытащить оттуда четыре недели.

* * *

Зизя Хаблинский больше хахотал, чем рассказывал, а Малец бледный взлохмоченный напряженно вслушивался в те звуки, что издавал Зизя, силясь хоть что-либо прояснить в своей голове.
Они сидели на скамейке, лет пятьдесят назад крашенной, но несмотря ни на что сохранившей еще хлопья белой краски. Хотя может быть совсем не белой. Может быть и какой другой. Цвет, в общем-то определить было невозможно, хотя кто-то все же пытался. И этот кто-то сидел рядом с Мальцом и Зизей Хаблинский, хотя впрочем с совершенно независимым видом. Не обращая на них никакого внимания, он сковыривал остатки краски со скамейки и ни минуты не медля все сковырянное съедал.
Беседа происходила в скверике при милом сумасшедшем доме.
Малец Питерский нервно передергивал правым плечом, поглядывая с недоверием на этого типтика в мятой пижаме и выцветшей панаме. Впрочем и сам Малец был одет соответствующим образом. Зизя тоже весь помятый, но больше все же припухший, с довольным жизнью лицом, давясь от бездарно скрываемого смеха, рассказывал:
- Приезжал сам губернатор. Прижавшись всем своим обширным телом к туалетной двери, пытался говорить с тобой доверительно, увещевая, уговаривая, обещая тебе собственный личный городской сортир.
- Но ты, Малец, был непреклонен, ты все требовал превратить все платные туалеты в туалеты бесплатные. На что губернатор плакал, утирая шумно нос влажным уже платком, говорил, что он не волшебник. Ничего ни во что превращать не умеет, а очень порою хочется.
- И он плакал, плакал, и остановить его уже было невозможно. Увезли на скорой помощи, так он расстроился. Кстати, где-то тут в округе бродит.
Зизя вскинул голову, осмотрел окрестности, заметил губернатора спрятавшегося в кустах, но виду не подал, дабы не расстраивать губернатора еще больше.
- Затем пришагали военные и решили брать туалет штурмом, даже хотели взорвать двери. Но затем или одумались или им кто подсказал, что туалеты взрывать опасно, что пострадает живительная экология окрестностей в определенном радиусе и вреда будет побольше чем от собачек и кошечек.
- В прессе тем временем появились заголовки " Руки прочь от туалета у Спаса", "Мойте руки перед едой", " Еда в тараканнике на Среднем В.О. самая еда в мире!" и т.д. и т.д. вплоть до "Пришейте лапки Буша на место, он бедняга мучается".
- Но вся эта шумиха через пару дней пошла на убыль. И совсем скоро о туалете в котором сидит и страдает за народное дело Малец никто и не вспоминал. Но ты, Малец всегда отличался невероятным упрямством! О тебе и забыли бы вовсе. Сидел бы без продыху там лет сто, если бы ни твой великий друг!
- Какой еще друг?..
Малец пытался хоть что-то вспомнить. Безрезультатно старался втирать воспоминания ладонью себе в лоб.
- Зизя Хаблинский!!! - изрек гордо Зизя Хаблинский.
- А это кто?
- Я!
- А... - и Малец на мгновение просветлел глазами. Но нет, прошло мгновение, а он так ничего и не вспомнил.
- Так вот, Зизя Хаблинский пребывая в расстроенных чувствах, в следствии того, что его друг, Малец Питерский куда-то бессовестно исчез, напился однажды поздним вечером пива и пошел искать друга. Искал он друга, но все не мог найти, искал он долго но все напрасно. А пиво играло у него в животе играло. И тут он, волею судьбы увидел туалет. Закрытый туалет. Но не желая с этим мириться, Зизя Хаблинский, ну что за умница, просто взял увесистый лом и взломал дверь!
- Да, Малец, все происходило именно так!
- Но знаешь, Малец, кто-то там был в этом туалете, там внутри, но Зизя Хаблинский вовсе не растерялся, огрел этого кого-то все тем же стальным ломом по голове. От чего этот кто-то и потерял полностью и сознание и память.
- И кто этот кто-то?.. - озадаченно спросил Малец.
- Сейчас, Малец, сейчас...
Дальше Зизя Хаблинский повел себя странно.
Заерзал. Вскочил. Все прятал глаза.
- Малец, прости меня. Это я так на всякий случай. Если не получиться. Но, знаешь, Малец, у меня свои методы лечения.
- Малец, ты любишь смотреть на звезды?
-Звезды?..
-Да, Малец он..ни вот какие, -голос Зизи дрогнул.
И Малец увидел звезды. Миллиардами они разорвались у него в голове. Но за долю секунды до этого, раздался пронзительный визг человека в пижаме подавившегося белой краской. И послышался свист опускающегося стремительно увесистого лома.

Малец, как ты?
Лучше некуда!
Давай выпьем!
Давай!
С возвращением!
Откуда?
Ты что не помнишь?!
Нет...
Так... я думаю курс лечения надо повторить...