Гений - стяжение духа

Глава 1 - 2  -  Глава 3 - 5

ГЛАВА ТРЕТЬЯ. СОНМ БОГОВ

Я бездомный,меня бьют и качают волны,

и упираться мне только на якорь гордости,

которую вселили в грудь мою высшие силы.

Гоголь- М.П.Погодину,30 марта 1837г.

С этого момента у Гоголя усиливается интуиция и мощность мистических прозрений.Культ Пушкина в его сознании стано-вится своеобразной формой созерцания верховного существа, высшие силы которого теперь уже неразрывными узами связаны с его сознанием.В Пушкине он как бы обретал бога живого,но не смысле обычного поклонения,а бесконечного признания сопри-численности Пушкина к лику богов.Теперь же после его смерти, сама смерть Пушкина становится для Гоголя формой посвящения его самого в литературные небожители,которых опекают высшие силы.Впереди еще несколько таких знаковых уходов из жизни, которые Гоголь будет переживать как свою собственную смерть и которая после нескольких таких “упражнений духа” станет и для него свершившимся фактом.Сейчас же он раздираем между любовью к тем местам,которые покинул - к “бедному и неяркому миру курных изб”.Но невозможен возврат на Родину.В чужой земле он готов даже ходить с протянутой рукой,”если дело дойдет до этого”,но никогда в своей стране,куда и возвратиться нельзя,поскольку длительный моральный кризис еще не прошел, а только разгорается в своем ярком исступлении,пока гордость еще не иссушилась и не превратилась в мелкий порошок смире-ния:”..ехать,выносить надменную гордость безмозглого класса людей,которые будут передо мной дуться и даже мне пакостить,-нет,слуга покорный”.

И в марте 1837г.,как раз к празднику Пасхи,он уже в церкви св.Петра,где обедню отправляет сам папа.Накаты ипохондричес-кого синдрома усиливаются пропорционально таянию денег в кармане,а с протянутой рукой в местную журналистику он ни под каким видом идти не желает,”хотя бы умирал с голоду”.Поэтому он думает,думает,но ничего лучше придумать не может,”как прибегнуть к государю. Он милостив ”. Здесь он рекомендует Жуковскому показать Николаю I его повести: ”Старосветские Помещики” и “Тарас Бульба”. Император на все про все выделяет вскоре ежегодную пенсию в размере 4000рублей ассигнациями и,схватившись за бока,слушая письмо Гоголя к Жуковскому,сказал:”пусть он напишет ко мне еще такое пись-мо,-я ему дам еще четыре тысячи” . А пока Гоголь живет на Via Felice № 126,в четвертом этаже под именем signore Nicolo.На два года к нему приезжает Шевырев,заезжает Жуковский,он пос-тоянно общается с сыном историка Карамзина Андреем Николаевичем,который тут же замечает про себя: ”жаль,очень жаль,что не достает в нем образования,и еще больше жаль,что он этого не чувствует”,день его рождения в 1838г. отмечается на вилле княгини З.А.Волконской, которую еще не успели обобрать патеры и монахи,и которая еще помнит интимную благос-клонность к ней и Александра I, и Мицкевича, и Пушкина...,но которая теперь уже живет в католическом боге.Шевырев читает стихи,посвященные Гоголю...Жизнь имеет свои преимущества в движении.Репнины, Балабины,добрая душа-Александра Осиповна Смирнова....Среди них Гоголь как свой,и они “не дают умереть ему с голоду”. Рим! Прекрасный Рим!Гоголь в востроге от картин А.А.Иванов, который вот уже с десяток лет пишет “Явление Христа народу”.Они неразлучны. Данилевский теперь тоже здесь. Гоголь варит козье молоко с добавлением туда рома и,смеясь, добавляет: ”Гоголь любит гоголь-моголь”.У него чрезвычайный аппетит.И они непрерывно устраивают в “ресторанных храмах жертвы”,после которых “ипохондрия гонится за ним по пятам,а геммороидальные запоры препятствуют думать и туманят мысли”.

Лучшим лекарством окызываются набеги Данилевского и Гоголя из Рима в Баден,Франкфурт для встречи с масоном Алек-сандром Ивановичем Тургеневым, Лозанну, где успокаивающийся по жизни Мицкевич вскоре получает кафедру древних литератур.

И новые возвращения в Рим...,где “залезает в свою дыру”,т.е. одну из трех комнат,уставленных бюстами и картиными,и прово-дит в работе над первым томом “Мертвых душ” “безвыходно нес-колько дней”,а,иногда,усевшись за столик трактира, достает свой видавший виды портфель “забывается удивительным сном” и пи-шет целую главу,не сходя с места.Бездомный скиталец,только в одиночестве и только вне отечества возвращается в исходную точку художественной веры, порождающей в нем силу христи-анского православия,которое никогда его не покидало(даже в задушевных беседах с патерами у княгини Волконской).При закрытых окнах и запертых дверях ему уже нет свободы с того пути,по которому он начинает идти и потому хотел бы видеть проявление религиозности и в других людях. Он пьет воздух Рима и не напьется. В душе небо и рай. Но спасение человека в другом мире.При мысли о Петербурге мороз проходит по его коже.Но все свои поступки надо оплачивать.Когда-то,во время обучения будущего императора АлесандраII,взяли к нему в товарищи Пат-куля да графчика Иосифа Виельгорского.Это товарищество нуж-но было как шпоры ленивой лошади.Впервые с Гоголем молодой граф Иосиф встретился 20декабря 1838г.Молодой граф умирал от чахотки,несмотря на зоботливый уход знаменитых врачей.И уже после того как началось открытое кровохарканье бессонные ночи у одра больного проводит... Гоголь. Он нянька и живет днями умирающего и ловит его минуты.”От него на меня несет запахом могилы”,-пишет Гоголь М.П.Балабиной 30 мая 1939г.Он очень и слишком занят своим больным,но “вечно благодарит Бога”,что в нем “случилась эта надобность”и держит тарелку,когда уми-рающий кушает.В это же время мать Иосифа Виельгорского Луиза Карловна,урожденная Бирон,когда Гоголь ей сообщил о смерти сына,накрыла лицо шалью и просидела в неподвижном положении двое суток.И когда ей Гоголь сказал: ”Бедный Иосиф! Он умирал без матери”,-то она разрыдалась. Эти рыдания происходили на параходе,где путешествовала семья Виельгорских и куда Гоголь привез “неутешного отца”. И с этих пор мягкие складки лоснящихся щек Виельгорских были достаточно близки от щек писателя Гоголя.Но когда младшей из сестер Анне Михайловне,единственной женщине, в которую был влюблен Гоголь,последний сделал предложение,то,разумеется последовал отказ семьи,а Нози,как ее звали в семье,вышла замуж за одного из богатейших людей России-князя А.И.Шаховского.

Бодрость мира заглушает на некоторое время его внутреннюю разукрашенную проседь наступающей зрелости и даже можно сказать старости. Но он ощущает себя после этих внутренних терзаний стариком “в лета, еще принадлежащие юности”и нахо-дит “в себе пепел вместо пламени”и слышит “бессилие востор-га”.И только ясность нового сочинения, ясность сверкающая в каждом слове, музыка в каждой интонационной паузе глав “Мер-твых душ”,ликующая пластика языка и мерность жестикуляции персонажей в их поступках и действиях,придающие ковкость гибким суставам языка, отливаются в это время в нечто заме-чательное и красивое.

Он жаждет жесткой обнажающей ясности,он жаждет жгучего ощущения бытия,он редко пишет с таким одушевлением и в это время первый том “Мертвых душ” не откладывается им ни на минуту,а геммороидальная болезнь обращается вновь на желудок, каждую минуту мешает ему заниматься,появляются срывы и вялось в работе,но известный русский профессор-врач Иноземцев не высказывает восторга лечить Гоголя,явно полагая наличие у него ипохондрического синдрома,но затем соглашается ввиду наблюдаемых у больного признаков вегетативного невроза и пытается его облегчить.Поэтому Гоголь проводит в Мариенбаде и Вене 1839 год. Вена веселится,здешние немцы вечно веселятся,но веселятся по мнению Гоголя скучно:”сидят за деревянными сто-лами под каштанами и пьют пиво”,-вот и все тут.

Сентябрь 1839г.Гоголь собирается в Россию и сам тому не верит.Все его старания не устроить отъезд в Петербург успехом не увенчались. Ему предстоит устраивать судьбы его сестер, которые выпускаются из института.На Гоголя находит столбняк, когда он прикидывает,во что это ему станет.Для того,чтобы раз-делаться с институтом нужна астрономическая сумма 5000 руб. Как практичный в какой-то мере человек,он уже прикидывает “ходы“ к государыне-императрицы,на счет которой его сестры воспитывались в институте-”не стряхнет ли она от благодетель-ной руки своей?”

Но он уже знает,что такое Россия.И что такое заграница! “..За границею тошнит по России,а не успеешь приехать в Россию,как уже тошнит от России”.

Он повсюду собирает деньги. Его библиотека в Москве, собранная им за 3000 рублей, уходит за полторы,деньги,взятые у Аксакова в сумме 2000рублей, он окажется не в состоянии возвратить даже после распродажи своих сочинений в четырех томах,во всяком случае он о них забывает и все. Но сердце у него русское.И гневное расположение к матери-Родине у него начинает исчезать,”а без гнева- вы знаете- немного можно сказать:только рассердившись,говорится правда”.

И даже приехав в Москву 26 сентября 1839г.,он продолжает писать матери еще три месяца, помечая свои письма городами: Триест и Вена... Ему просто страшно производить те траты, из которых придется выкарабкиваться еще очень и очень не скоро.

А в Москве Гоголю при встрече сразу же посыпались вопросы вроде ничего не значащей шелухи:”Что вы нам привез-ли,Николай Васильевич?” Надежда сияет глупому сердцу,которое тут же огорчается,так как Гоголь отвечал сухо и с неудоволь-ствием: ”Ничего!”. Гоголь сменил сюртук на фрак,его прек-расные белокурые волосы лежали у него почти по плечам,а весь он выражал в иные моменты веселость и любовь ко всем,когда к нему не приставали с зубодробительными вопросами относи-тельно написанного им за границей. В такие моменты,если это происходило на приеме у кого либо из знакомых,Гоголь отвечал с капризным выражением лица и сидел сгорбившись и являл собой саму мрачность хищной птицы.В кругу же близких знакомых и большей частью несветских товарищей он одушевлялся, при-готовляя на их кухне итальянские макароны,до которых был величайший охотник.

Внешние дела тяготили его.Жуковский уверил его,что импе-ратрица по выходе из института его сестер пожалует каждой из них по 1000рублей,но эти надежды не сбылись по нездоровью императрицы.А Гоголь по его заявлению “потерял свой бумаж-ник с деньгами да еще очень важными записками”. Аксаков предложил ему 2000рублей взаймы,а когда этому Гоголь нес- казанно обрадовался, Аксаков вручил ему указанную сумму, которую тут же одолжил у грека Бенардаки, который в его присутствии объявлял как-то о гениальности Гоголя и желал с ним короче познакомиться. Именно в это время Гоголь пытается пристроить своих сестер в Петербурге или Москве.Но их манеры производят на окружающих невыгодное впечатление своей кон-фузливостью,растерянностью,неумением вести разговора, демон-стрируя уродливость физического и нравственного институтского образования.Сестры кобенились во время еды,почти ничего не ели,потому что кушанья были не так приготовлены,как у них в институте.На Гоголя было жалко смотреть...И при всем том, ему нужна была куча денег и для сестер,и для матери,и для себя.И Гоголь находит выход:”Я придумал вот что(пишет он в письме Жуковскому):сложитесь все те,которые питают ко мне истинное участие; составьте сумму в 4000 рублей,и дайте мне взаймы на год.Через год,я даю вам слово,если только не обманут мои силы и я не умру,выплатить вам ее с процентами”. Жуковский знает куда обращаться.На этот раз к наследнику престола. Но деньги просит для себя, хотя и излагает бедственное положение Гоголя. Деньги Гоголю были вручены. Хорошее было время. Есть в России места,куда можно было обращаться за деньгами....Денег Жуковскому Гоголь отдать не смог,и долг свой наследнику Жуковский взял на себя. Хлопоты Гоголя по размещению сестер по “добрым людям” тоже закончились сравнительно успешно. Одну сестру, “более приличную по своим манерам поведения” - Лизу удалось пристроить в столицах,а Аннет как “любимицу маменьки” отправили в Васильевку.

Начинаются периодические чтения Гоголем “Мертвых душ”, происходившие, как обычно, на званых вечерах...Сила художест-венного чтения,смелое,решительное почти физическое действие языка поэмы производили на присутствующих потрясающее впе-чатление,”мурашки пробегали от удовольствия по коже”. Дейст-вие этого чтения на сердце,нервы и плоть были столь сильными, что стихия восклицаний и стонов стояла среди слабой половины человечества,а граф Толстой-Американец без обиняков заявил, что Гоголь “враг России” и его “следует в кандалах отправить в Сибирь”.

Гоголь жил в Москве в громадном доме Погодина,в комнатах мезонина,которые вели “в обширную столовую,освещаемую свер-ху стеклянным куполом”.За столовой находился кабинет Пого-дина, а оттуда по коридору дверь направо вела в зимний “сад, начинавшийся лужайкою с беломраморной посредине вазой, зеленою сетью трав”. Михаил Петрович Погодин,бывший “рупо-ром народности”,всячески претворял в жизнь как издатель жур-налов и профессор Московского университета по кафедре исто-рии лозунг министра просвещения Уварова:” православие, само-державие,народность”, человек прижимистый и скуповатый, лишь в первом поколении был освобожден от крепостной зави-симости.Он надеялся ,что Гоголь до полного издания “Мертвых душ” поместит несколько глав в его журнале “Москвитянин”.Но Гоголь был не из тех,”кто,получая стол и кров”,запросто расста-вался “со своим имуществом”.Помещение таких глав в журнале до выхода в свет в России тома “Мертвых душ” целиком наверняка нанесло бы финансовый ущерб Гоголю.По выходе в свет “Мертвых душ” Гоголь и Погодин дулись друг на друга,но Гоголь с “насиженного погодинского места не съезжал”. Встре-чались за столом,не разговаривая.И когда 9-го мая близились именины Гоголя именинник угощал обедом всех своих приятелей и знакомых в саду Погодина,где в это время среди приглашенных можно было увидеть И.С.Тургенева,князя П.А.Вяземского, Лер-монтова,Загоскина,М.А.Дмитриева и многих других. Сад был громадный,”на 10000 квадратных сажень,по весне сюда прилетал соловей”.Лермонтов читал “Мцири”,актеры Ленский и Живокини варили жженку,злой язык Юрия Никитьевича Бартенева никому не давал пощады.

Но Гоголь рвался за границу,ему “надо было удалиться в Рим, чтобы писать о России”. И в июне 1841 года Гоголь уже в Вар-шаве,а уже в июле в Вене, где смотрит на немцев,”как на необ-ходимых насекомых во всякой русской избе”. Нервы его пробуждаются.,он выходит по его убеждению “из летаргического умственного бездействия,а в голове шевелятся мысли”.Сюжет “Мертвых душ”развертывается перед ним в таком величии,что он”чувствует сладкий трепет и необыкновенное раздражение нерв”.В этот момент его впервые настигает катастрофическое напряжение болезненной тоски такой силы,что он чувствует падение в бездну пространства и не может спокойно лежать, сидеть или стоять. Силы тают,страдания и муки становятся невыносимыми.И Гоголь пишет “тощее духовное завещание, чтобы хоть долги его были выплачены немедленно после его смерти”.Он сгорает как свеча. Только сверху,только духом. Мысли его рождаются возбужденной лихорадкой сознания, мучи-тельным трепетом нервов,ненасытностью чувств.Его познание выливается в “страстную историю души”.На помощь приходит богатый купец из знаменитой семьи Боткиных,-Николай Петро-вич.После двух месяцев Гоголь уже в Триесте пьет первую чаш-ку бульона.Теперь уже никто из присутствующих у Гоголя не может “съесть столько макарон,сколько съедает он”.Но расстрой-ство его не зависит от климата и места и не так легко поправ-ляется.Он часто дрожит и ужасно мнителен.

Он снова в Риме,неразлучен с художником А.А.Ивановым. Последний в Гоголе улавливает величие пророка и рабски вы-полняет его поручения.Многое совершается в нем за это относи-тельно немногое время.Незнаемое,никем не завоеванное, непоз-нанное - безграничная область его души,творящая в самой себе, живущая и дышущая своими творениями - его единственная радость.Он уже не думает теперь даже о том,что у него нет ни копейки денег.Живет кое-как в долг.Готовит совершенную чистку первого тома “Мертвых душ”.И чувствует как самый незначительный сюжет,пропускаемый им через горнило духа и одиночества,выплескивает на страницы романа мысли сильные, явления глубокие.И он глубоко счастлив несмотря на болез-ненное состояние.Чудное создание творится и совершается в его душе,безграничная внутренняя сила духовного подъема в этот момент его единственная радость в творчестве и он утверждается в том,что это “святая воля Бога:подобное внушение не проис-ходит от человека;никогда не выдумать ему такого сюжета... Столько жизни прошу,сколько нужно для окончания труда моего;больше ни часу мне не нужно”.Здесь кроются,вцепившиеся в мясо и мозг нервы,влекущие его ко всем проблемам жизни в борьбе с духовной апатией и сонливостью,и неопределенностью в жизни,где уже нет места кичащимся своей праведной жизнью власть имущим,а только правдивая до гробовой доски добро-детель осиянных духом материально бедных людей.Вот почему за прозрением в духе так часто следуют просьбы “пополнить истощившиеся средства”.Это просьбы и к Жуковскому,и Пого-дину,и Аксакову,с последним из которых он уже расчитывается самой “крупной монетой-духом” ,и напыщенный литературный старовер и поэт,переводчик Буало и Мольера в конце жизни под влиянием творчества Гоголя превращается в прекрасного быто-писателя,прославившегося своей “Семейной хроникой”.И деньги Гоголь получает, несмотря на все усиливающийся ропот Пого-дина:”Разоряюсь.Выручай.Как было бы хорошо, если б теперь поддержать- “Москвитянин”- эффектными статьями”. Поэтому Погодину совершенно непонятны и даже оскорбительны высокие мотивы,которыми отделывается от него Гоголь,сообщая:”Теперь на один миг оторваться мыслью от святого своего труда - для меня уже беда....Труд мой велик, мой подвиг спасителен. Я умер теперь для всего мелочного; и для презренного ли журнального пошлого занятия ежедневным дрязгам я должен совершать неп-рощаемые преступления? и что поможет журналу моя статья?”. Творческому хаосу сообщается безграничное напряжение, и он погружен в мир своей поэмы,пишет,пишет на маленьких клоч-ках бумажек мелким убористым подчерком,рвет их и снова пи-шет, стоя у своего письменного бюро в просторной комнате с двумя окнами,имевшими решетчатые ставни изнутри.За эту ком-нату он платит 20 франков в месяц,т.е. один наполеондор, кото-рый он когда-то платил за бутылку вина во время своего первого отъезда за границу. А к обеденному часу кушает в австерии “Заяц” за одним столом с разнообразнейшей публикой: художниками, ино-странцами,аббатами,фермерами,которые как и он всегда погло-щают одну и ту же еду:рис,барашек,курица,а зелень подается по временам года.Ему требовалась защита его внутренних духовных откровений,где дух ясности проливался на него в своей чуткой и неумолимой правдивости.Но внешние жизненные обстоятельства с их неуклюжим торгашеским инстинктом застав-ляли его делить свои мысли между строгим и исключительным миром, откры-вающимся ему впереди,и такими формами отношений во внешнем мире, где нет связующих прав и обязательств, где от него ничего не требуется.Поэтому вид страдания после смерти на его руках Иосифа Виельгорского,как и вид смерти становится для него невыносим.И с этих пор он лишается дара и уменья прикасаться “собственными руками к ранам ближнего”. Гоголь празднует мир с самим собою и перестает интересоваться и заботиться о том,что делается в остальной Европе,читая только любимые места из “Илиады”Гнедича да стихотворения Пушкина.И эта жизнь всегда целомудренная, близкая даже к суровости, исключая маленькие гастрономические прихоти, исполненная лишений, а не довольст-ва, сохраняла в нем художественный накал сверкающего крас-ками мышления, насыщенного светом гениальной психологии, который поддерживался потребностями воздуха и гуляния в полном одиночестве за городом в окрестностях Рима.

Все имеет и свой конец.Первый том “Мертвых душ”окончен. Следует переписка.Нужно возвращаться в Россию.Впереди цен-зура рукописи.Необходимый строй музыкальности духовной жиз-ни над произведением оканчивается.Но с его окончанием не окан-чиваются, увы!, контрапункты психологической устремленности, которые требуют от Гоголя новых жертв духа,поддержания равновесия, в мыслительных неуловимых признаках которого теперь все его богатство, вся связь его с трехипостасностью бога, рука которого “водит”, и он готов идти “неторопливо по пути, начертанному свыше”. Он уже не может выйти полностью из состояния погруженнности созерцания собственного духа,отре-шенного от земных дел,но вести борьбы с порывами своей мистической сущности он тоже оказывается уже не в состоянии.И его интеллект безошибочно реагирует на каждый нюанс в духовном мире его поглощающих событий,изолируя ин-тегральную часть обыкновенной критически-оценочной способ-ности,ранее свойственной его критическому мышлению.

Он уже не в состоянии уловить запах морализации, церков-ного ладана мыслящей субстанции, одурманивающих совесть, притупляющих критическую оценку внешних обстоятельств жизни,в которой должно и неприменно быть похмелье позна-вания,где северный ум русского человека в силу чрезмерной напряженности его жизни порождает не только чувствитель-ность,но и ясновиденье того,что позднее было названо рефлек-сией,-мыследеятельностью,обращенной на саму жизнь человека в ее свободном парении. Отсюда только начало апофатических об-ращений к друзьям,например к Данилевскому:”Но слушай: те-перь ты должен слушать моего слова,ибо вдвойне властно над тобой мое слово,и горе кому бы то ни было,не слушающего мо-его слова....Покорись и займись только год,один только год сво-ею деревней.Один год!и этот год будет вечно памятен твоей жиз-ни.Клянусь,с него начнется заря твоего счастья”.

Друзья никак не могли серьезно воспринимать такого рода “пророчества”,но они могли выносить “сор из избы”.И этот “сор”,даже в большем,чем того желают количестве, начинает сопровождать Гоголя в его дороге в Россию в 1841г.Встречается ли он с уже 58-летним Жуковским,который в Дюссельдорфе об-рел покой в объятиях 18-летней жены,дочери своего друга Рай-терна,где Гоголь после обеда читает что-то Жуковскому из сочиненного им,но увидев,что Жуковский “отошел к морфею” и посапывет носом,бросает впервые в топившийся камин эту са-мую недочитанную и никому неизвестную рукопись.Сколько будет впереди еще таких поступков! Или беседуя с будущим анархистом и невозвращенцем в Россию М.А.Бакуниным,уже обожествлявшим себя в письмах к своим сестрам, находит в нем,”в его божественных откровениях“ много интересного для себя,вдруг,пишет Н.М.Языкову из Дрездена: “Тверд путь твой,и залогом слов сих недаром оставлен тебе посох.О,верь словам моим!..Есть чудное и непостижимое...”.

Поэтому,когда Гоголь в начале октября 1841г. по старому стилю появляется на несколько дней в Петербурге,то все уже чуть ли не хором находят в нем сильную перемену в отношении его нравов и свойств, когда он, “подняв воротник шинели выше своей головы(это была его любимая поза)” ведет тихую беседу о покорности “воли Божией”. И даже Погодин уже не доволен не только самим Гоголем,но и его “Мертвыми душами”,где “нет дви-жения сюжета,а есть в каждой комнате по уроду”.

ГЛАВА ЧЕТВЕРТАЯ. ЧЕТВЕРТОВАНИЕ

Одним словом,Гоголя никто не знал вполне.

Некоторые...знали его хорошо;но знали,

так сказать, по частям....только соединение

этих частей может составить целое,

полное знание и определение Гоголя.

С.Т.Аксаков.История знакомства.

Многие из друзей Гоголя в логике своих “я” хотели бы видеть его творчество в свете собственных пристяжных троек.Гоголь же в своей подлинности по их мнению вовсе не принадлежал к лучшим танцорам, заказываемого ему “литературного танца”. Становясь визионером внутреннего душевного экстаза,вступая на путь непрерывных,молниеносных обращений и внутренних пере-воротов,освобождаясь от власти ненавистных ему “опекунов от литературы”,в своей постоянной трагической “несовременности” через исключительную “своевременность” открытых им героев в первом томе “Мертвых душ”,он уже заглядывал в будущее,желая очеловечить человека в его грядущем,придумывая новые звезды человеческого бытия в окружении твердых и прямых как колья принципов от Бога,в которых он уже созерцал свою мистичес-кую натуру,стяжая Дух,разрывая внешние жизненные отношения и связи ради светлого для него,но потустороннего,грядущего че-ловека.

А пока... А пока граф А.Х.Бенкендорф уведомляет специаль-ной запиской Николая I о том,что “известный писатель Гоголь не имеет даже дневного пропитания и находится в Москве в крайнем положении”,поскольку “основал всю надежду свою на сочинении под названием “Мертвые души”,но оно московскою цензурою неодобрено” и теперь находится на рассмотрении петербургской цензуры,а потому “испрашивает единовременное пособие пятьсот рублей”.Как тут не появиться на свет капитану Копейкину!,коли сам проживает в Москве и ждет “от монарших щедрот какого либо пособия”,а сам вэто время втайне от “любящих друзей” решается даже на встречу с антипатичным и опасным для него самого отважным критиком Белинским, ”неистовым Виссари-оном”,возвращавшемся в это время в Петербург. Все его средства-это успешная публикация поэмы,а цензура делает все,чтобы “выработанный семью годами самоотвержения, отчуждения от мира и всех его выгод” лишить его “последнего куска хлеба”.Поэтому помимо “вопля о единовременной помо-щи” Гоголь просит В.Ф.Одоевского в начале января 1842г. ”упот-ребить все силы,чтобы доставить рукопись государю”.Ему прихо-дится терпеть все толки не только “всех цензоров-азиатцев”, рассматривающих предприятие Чичикова как уголовное прес-тупление,но и задыхаться в объятиях лучшего друга -М.П. По-година,пилившего и грубо требовавшего от Гоголя статей в погодинский журнал, издателю которого Гоголь был должен 6000рублей.Внутренний индивидуализм Гоголя,страдающий от вечных приставаний со стороны друзей,без которых сносное материальное положение его было бы просто немыслимым, охыватывает его все с большей и большей силой,разрывает жиз-ненные связи и отношения в тот момент,когда чувство жизни в его сознании обретает вдохновенное многообразие.Когда “незна-чительно приятное чувство” обращается в “страшную радость”,а печаль в “тяжелое,мучительное сомнамбулическое состояние” особенно после того, как узнается, что на цензора “Никитенку подействовать со стороны каких-нибудь значительных людей, приободрить и пришпандорить к большей смелости” ну никак не удается.Такие состояния были столь сильными,а видение гостей стало столь противным делом,что появившись по настоянию друзей у П.Я.Чаадаева на вечере, Гоголь,”не обращая никакого внимания на хозяина,уселся в углу” и, “прохрапев весь вечер, очнулся,пробормотал два-три слова в извинение и тут же уехал”.Пересуды,толки,сплетни тяготят его настолько,что ему требуется “решительное уединение”,а превращения настроений становятся все насильственнее,все мучительнее,все глубже,требуя решимости в поступках самоистязания,так что “с каждым днем и часом” для него нет “выше удела на свете как звание монаха”.А все окружающие на вечерах “добрых друзей” Гоголя дивятся “терпению хозяев и неделикатности гостя”.И только с дальней бедной родственницей Шереметевых Надеждой Николаевной, зятем которой был нерченский сиделец Иван Дмитриевич Якуш-кин,Гоголь отводит душу, исстрадавшуюся по теплым семейным разговорам,где “живущие законом Божием ходят своими путями”.

И,наконец,свершилось.Ряд мистических и чисто обыденных случайностей облегчает получение “от Никитенки в Питере”, конечно же не без трудов любезнейшего графа Виельгорского, одобренный экземпляр “Мертвых Душ”,где “Никитенко не ре-шился пропустить несколько фраз, да эпизода о капитане Ко-пейкине”.Начинается печать первых 2500экз. книги.Денег нет. Типография печатает в долг.Бумагу взял на себя в кредит все тот же М.П.Погодин.Расстраиваясь духом,телом,впадая через головок-ружение в сильный обморок,первую обложку рисует сам Гоголь.

Погодин и Шевырев попрежнему ведают денежными делами Гоголя,снабжая его деньгами,постоянным источником “улавлива-ния денег”для Гоголя становится и сам С.Т.Аксаков.Поэтому их естественное чувство оскорблено,когда Гоголь поручает переиз-дание своего 4-томного сочинения вместе с 1-м томом “Мертвых душ” своему другу по Нежинской гимназии Николаю Яковлевичу Прокоповичу,в то время преподавателю русского языка и словес-ности в кадетских корпусах.Была надежда выручить больше,а оказалось как хуже.И между друзьями по гимназии на этой почве в дальнейшем проистекает исступленная царапина отношений.

Но сладостное чувство исступленной воли,достигшей,наконец, выполнения своей задачи ниспосланной,как он считает,”свыше”, требует своего законченного кинематографического разрешения. И такое разрешение приходит в лице русского богослова и цер-ковного проповедника архиепископа Иннокентия, пламенного проповедника христианских добродетелей и “в некоторой сте-пени сребролюбца”,оставившего после себя капитал в 200000 рублей. Владыка, прощаясь с Гоголем, благословил его образом Спасителя. Гоголь потрясен и просветлен,его лицо сияет:”Я все ждал,что кто-нибудь благословит меня образом,и никто не сделал этого;наконец,Иннокентий,благословил меня.Теперь я могу объя-вить,куда я еду: ко гробу Господню”.Но до этого путешествия еще несколько лет пути.

Теперь для него все суета сует.Он осознает для себя,что без устремления “души к ее лучшему совершенству,не в силах я был двигаться ни одной моей способностью”.Постепенно чувство внутренней инквизиции начинает одолевать его.Но пока внут-ренним взором оглядывается он вокруг себя,своих друзей ,кото-рые ждали его “как мессию, в уверенности,что я разделяю их мысли и идеи...Жертвовать мне временем и трудами своими для поддерживания их любимых идей было невозможно,-...во-первых,я невполне разделял их...,во-вторых,мне нужно было чем-нибудь поддерживать бедное свое существование...”.Его душа изнывает, раскрепощает страсти с страданию и размышлению,в котором он вовлекается в первобытное чувство свободы, творящейся внутри него самого как зрелости личности, отдающей отчет за свои поступки только себе самому и...Богу.

Литературная критика могла оказать содействие успеху “Мертвых душ” в публике.Не завязывая никаких личных дружес-ких отношений с Белинским,Гоголь в кругу своих петербургских знакомых устраивает на прощание перед отъездом ко “Гробу Господню” встречу с этим полезным для него критиком. Разговор ни о чем.Из чего сейчас же делаются выоды,что Гоголь неиск-ренний человек,и верить ему нельзя.

А худощавая,длинноволосая невысокого роста фигура с боль-шим тонким носом в потертом черном сюртуке,вычитывая рекла-му на плохом французском языке с резким итальянским акцен-том перед отъездом в Иерусалим развлекалась вместе с худо-жником Брюлловым вырезыванием по заказу собственных силу-этов с оплатой в один серебряный рубль,путешествуя в вагоне железной дороги из Царского Села в Петербург.

В начале июня 1842 года в типографиях Петербурга идет набор четырехтомника произведений Гоголя,наборщики набира-ют в день “по шести листов”.Гоголь полагает,что “четыре тома выйдут непременно к октябрю”,его волнует тот факт,что экзем-пляр “Мертвых душ” еще не поднесен царю.Четыре тома....Свет слова,проникающий до последних глубин,мощный язык уже не малороссийских творений,ясность,сверкающая в каждом слове, множество мелких пузырьков афоризмов, возбуждающие кровь шампанским сюжета, напоенного солнцем, вином, югом Италии взрываются вихрем русской сущности,связанной,подавленной волею нравственного оправдания,надеждой томительного смысла и ...неоплодотворенностью чувства,источник которого улавли-вается только в интонационной музыкальности фраз самого произведения, в котором идут разговоры “доедет до Москвы колесо” истории или “только до Рязани”.Нервные волокна автора пронизывают всю интонацию его стиля,всю силу его жизненного языка,в котором звуки,штрихи мысли обретают обороты гармо-нической иронии прозы,а знаки препинания обретают смысл оркестровых пауз.

Но Гоголь уже в другом мире.Его ждет Иерусалим.И он, 33-х лет от роду, поучает С.Т.Аксакова, которому уже пошел шестой десяток,словами назидания: ”Крепки и сильны будьте душой,ибо крепость и сила почиет в душе пишущего сии строки..” .С каж-дым днем и часом душа его обретает свет и торжественность....

И в этом состоянии для него первый том “Мертвых душ” похож “на приделанное губернским архитектором крыльцо к дворцу,который задуман строиться в колоссальных размерах”.Это чувство религиозного благоговения перед высшими силами,позво-лившими ему одолеть первый том “Мертвых душ”, теперь для него,Гоголя,становится и внутренней и внешней формой заботы дать своему народу возможность пить непосредственно из чис-того источника священных книг.Но лишь Господь располагает,а человек с его домыслами и преположениями свободен в своих действиях,влекущих его к познанию тайн бытия,но этот путь имеет столько углов и закоулков,в которых никакая нить Ариад-ны уже не может помочь,кроме как сам себе человек в своем жизненном инстинкте,утверждающем добро и здравость мысли,а не умыслы лжи и зла в их черствой и эгоистической невежест-венности.И этот кремнистый путь стяжания Духа в себе самом начинает приходить у Гоголя пока еще только в разверстые уста затравленного Вия,веки которого опущены,но вот-вот поднимут-ся сами и взглянут на читающего псалтырь автора “Мертвых душ”,псалтырь,которым хочет одарить русское общество автор, даже не замечающий,что сама ткань художественного произвде-ния своей языческой силою есть прямая иллюстрация Бога,а не безбожия. Но всякая ли тварь с обточенными о камень литера-туры зубами, скулящая молитвы и призывающая в свидетели Господа, вещает народу от бога? Жар мыслей охватывает Гого-ля,зарево литературных окон,освещенное его друзьями и врагами, фиксирует с этого момента все перепития его души, поступков и,пережевывая их по своему,вкушая от крови Спасителя “все-ляют рознь” среди почитателей великого писателя русской земли только в силу обретаемой им свободы совести, совести, очища-ющей его душу настолько,что он даже не замечает своего нраво-учительного тона,когда советует читать С.Т.Аксакову известную работу Фомы Кемпийского “О подражании Христу”.

Но вышедшее из-под пера живет.И как водится,живет своей самостоятельной жизнью независимо от автора и его новейших устремлений тела и духа. “Мертвые души”даже летом расходятся живо и в Москве,и в Петербурге.И Погодину уже отдано 4500рублей, да и остальные получают свои деньги...Гоголь интересуется критикой,поступающей на первый том “Мертвых душ”.Требует от С.П.Шевырева по этому поводу писать,смело критикуя автора,”жаждущего узнать все свои пороки и не-достатки”. Критика придает ему крылья.Даже критика Булгарина по его мнению освежает его.Распродажа 5000 экз. сочинений Гоголя в 4-х томах сопровождается темными спекулятивными операциями,на которых нагрели руки не только книгопродавцы, но и некторые из друзей Гоголя.А Гоголя в Риме в это время интересуют ослы,которых он здесь называл самыми умными жи-вотными да растения,из которых им составлялся гербарий.В это время он бодр и оживлен,но чувство “сопричисленности” не покидает его и чем глубже он вспоминает случай,имевшие место в его жизни,тем глубже видит “чудное участие высших сил во всем,что ни касается” его.В это время все его существо реали-зует в себе анализ написанных им литературных не столько произведений,сколько самих строк,ведущих его ввысь звучания истины,усматриваемой им в самих бесконечных переделках его произведений,переделках, производящих “плотное создание, сущ-ное, твердое, осовобожденное от излишеств и неумеренности, вполне ясное и совершенное в высокой трезвости духа”. Неп-рестанная охота самоанализа о том,что он работает “вследствие .. глубоких обдумываний и соображений”,ведущих к успеху его работы, вне которой нет его жизни,так как его искусство и есть его жизнь,прерывается весьма рациональными предложениями к друзьм(Погодину,С.Т.Аксакову и Шевыреву),от которых он “требует жертвы”:”Возьмите от меня на три или на четыре даже года все житейские дела мои.Тысячи есть причин,внутренних и глубоких причин,почему я не могу и не должен и не властен думать о них...Прежде всего я должен обеспечен быть на три года.Это самая строгая смета;я бы мог издерживать и меньше,если бы оставался на месте;но путешествие и перемены мест мне так же необходимы,как насущный хлеб. Мне нужны,по крайней мере,3500 (рублей)”. Погодин на это заявление Гоголя “мутил всех ропотом,осуждением,негодованием”. Аксаков с протянутой рукой бросился занимать деньги под рассказы о тяжелом положении автора “Мертвых душ”.Заводчик Демидов не дал ни копейки.Но его супруга,к которой тут же метнулся добрый Сергей Тимофеевич,”вспыхнула от негодования и вся пок-раснела”,отвалив всю требуемую сумму наличными.На что ее супруг только и мог сказать:”это ее деньги,она может ими распо-лагать,но других от меня не получит”.Деньги были доставлены в Рим.Иванов приносил в кармане горячие каштаны,у Языкова всегда была бутылка “алеатико”, у Гоголя в кармане всегда водились “довольно сальные” анекдоты .Вечер начинался каш-танами с прихлебками вина,но сопровождался большей частью молчанием присутствующих.И Гоголь в полном праве мог писать Данилевскому в 1843г.:живу весь в себе,в своих воспоминаниях,в своем народе и земле,которые носятся неразлучно со мною”.

В октябре 1843г. все деньги Гоголем истрачены и начинаются новые мучительные поиски их получения,при этом он отчетливо чувствует,что появление его новых сочинений в скором времени более,чем проблематично, поскольку ему “требуется вынести внутреннее,сильное воспитание душевное,глубокое воспитание”,а денег он “не получает ниоткуда”.А все имеющиеся деньги истра-тил на “гадкую типографию,взявшую страшно дорого за напеча-тание”.На этот раз деньги Гоголю в размере 4000 рублей в мае 1844г. отправляет сам Жуковский,который был должен великому князю наследнику(будущему АлександруII),но последний отка-зался от них в пользу Гоголя.Второй том ”Мертвых душ” в это время пишется и не пишется.В августе 1844г.Гоголь в Остенде, купается,морские ванны идут на пользу,он оживляет всех своей бодростью.Гоголь не бежит от денег,а потому деньги не бегут за Гоголем,но их отсутствие смущает его все более.В результате отсутствия музыкального звона денег конец уныниям не окончен.В январе 1845г.появляется “нервическое тревожное бес-покойство” и Гоголь берет дорогу на Париж,приглашенный туда Толстыми и Виельгорскими,сочинения его дают мало,он нахо-дится в непрестанной зависимости от завтрашнего дня.А тут воп-реки мнению аристократов и правительства,Гоголь избирается 2-го февраля 1845г.почетным профессором Московского универси-тета наряду с Остроградским,Востоковым и принцем Ольден-бургским.Здоровье его слабеет,не хватает сил для занятий и большую часть дня он проводит в местной православной церкви,где “сподоблен Богом...вкусить небесные и сладкие минуты”.Великий человек мукой возносится в свое одиночество, куда возвращается израненный и измученный от соприкос-новения с реальной жизнью,где постоянное чувство прживаль-щика стало жестче и суровее.И уже не пребывание наедине с собой, а замкнутость в себе прокатывается в крови его тонкими нитями,порождающими мысли пустынника,столпника,затворника, где каждое движение,преобразованное испугом самого себя при-чиняет боль и врастает в опасность,а скрытые во мраке под-земные силы излучают магнетическую энергию,воздействуя на все сознание Гоголя.Плетнев с женой церемониймейстера Смир-нова Александрой Осиповной составляют в пользу Гоголя про-шение на имя великой княгини Марии Николаевны о назначени пенсионного обеспечения Гоголя и далее в размере 1000 рублей серебром (3000 рублей ассигнациями) в год.На что шеф жан-дармов, граф Орлов сначала с удивлением пытается выяснить: ”Что это за Гоголь?” ,а,узнав о нем подробнее,в сердцах воскли-цает: ”Что за охота вам хлопотать об этих голых поэтах!”.А Гоголь в это время “уже готов уступить...свое место живущим.. ...Болезненные...минуты бывают теперь труднее,чем прежде,и трудно-трудно бывает противостать против тоски и уныния”.

Животворные минуты творения и обращение в слово твори-мого разбиваются в одиночестве духовных помыслов Гоголя о холодное бытие соприсутствующих с ним людей,результатом чего являются бесконечные невротические спазмы,когда лицо его желтеет,а ноги,руки холодеют до почернения.И хотя Гоголь от “царя милостивого” обеспечен на три года пенсионом по 1000 рублей серебром да от велкиого князя теперь ежегодно он полу-чает 1000франков,но сами по себе эти деньги,естественно, не изменяют его жизненного стереотипа,в котором разъедается, вос-пламеняется внутренними духовными страданиями его само-сознание, а одиночество делается таким отравленным и лихо-радочным. Абстрактные:”живите,любите,творите” в сознании его обретают смысл живых символов и вытесняют текущий язык сочного человеческого верстания образа России и русскости. Между гением и уровнем эпохи намечается превышающее всякое понимание атмосферное грозостояние,в котором одиночество становится и отравленным,и лихорадочным,в котором, вдруг, растет и пухнет, как луна, печальное самоуничижение Гоголя, являя скорее всего не истощение сил,в результате которых ханд-ра приносит болезнь,но ту форму ипохондрического синдрома, когда страдания физически невыносимы,но нет никаких осно-ваний полагать,что они,эти физические страдания,есть результат паталогических изменений в самих физических органах, начи-нающих сразу же трудиться исправно,как только поднимается само настроение в его духовном противостоянии с обстоятельст-вами жизни.Возможно,что именно в этот период своей жизни, Гоголь начинает чувствовать свое окончательное одиночество, поскольку “сирена, плавующая в прозрачных водах соблазна”- А.О.Смирнова, с одной стороны,и Нози,с другой, лишь прислу-шиваются к его душеспасительным беседам,сочувствуя его одино-честву,но не собираются изменять собственных обстоятельств жизни,в которых его роль постепенно сводится к роли “духов-ника”,посвященного в тайны женских сопереживаний.А гибель-ность лабиринтов женской души безопасна только для боевых мужских темпераментов.Поэтому религиозные экзерсисы Гоголя усиливаются,а творческие изменяют свой поворот,вставая на второстепенные пути следования,поскольку,именно,религиозный опыт становится опытом творчества души Гоголя.И в этом творчески-экстатическом состоянии он отчетливо осознает,что без посещения Иерусалима он не будет “в силах ничего сказать утешительного при свидании с кем бы то ни было в России”.А потому иллюзия его нового творчества,подобного Богу, на путях сокровенной сущности жизни становится дыханием добродетели, желающей заставить замолчать “псов злобы”,бросив факел Хрис-тового рая на воздвигаемый им,Гоголем, алтарь человеческого счастья,но не “человеческой комедии”,которой будто бы требу-ются “Размышления о Божественной литургии”, задуманной им еще в 1845г.,но так и не появившейся в печати до конца его жизни. Довести до каждого степень свободы духа,которой он сам достиг, не в форме окостяневшего сознания,а в широте и терпи-мости различных точек зрения,где он,сам-садовник,открывает перед людьми сущность жизни человеческих уделов на земле, лиризм и поэзию русской жизни,”мир и благоволение в чело-вецех” как дух живого творчества,освобождая нити разума и де-лая его свободным впервые и окончательно для всех людей Рос-сии.Невидимый шедевр Бога как рама высветляемой мысли крепнет в духе Гоголя уже в течение “пяти болезненных лет”, заставляя его отложить работу над вторым томом “Мертвых душ”,в котором “изумлению читающей публики”не будет конца,а пока в начале июля 1845года сжигается автором очередная вер-сия второго тома потому,”что так было нужно”,”жгу,когда нужно жечь”,а тайна грандиозного здания преимирения всех Россиян, которые когда-нибудь “обустроят свою жизнь” и непременно по Гоголю,- пока “в душе у одного автора”.Благовествование от Гоголя-вот,что теперь нужно всем россиянам,”нужно для общего добра”.Это - “Избранные места из переписки с друзьями” , которые появляются в январе 1847г. Но П.А.Плетнев уже сразу же уведомляет Гоголя,что хотя и “совершено великое дело”,но книга эта “совершит влияние свое только над избранными; прочие не найдут себе пищи в книге твоей. А она по моему убеждению,есть начало собственно русской литературы”.

А зуд, желающих пнуть Гоголя за проявление им лелеимой обществом “свободы совести”,оказался достаточно велик. ”Сок-ровище”,подаренное Гоголем по мнению А.О.Смирновой, оказа-лось для самого Гоголя резким,злобным,безумным смехом,смехом, способным душу разорвать со стороны критиков и литераторов в том числе и православного толка.”Самолюбие никогда не бывает так чудовищно,как в соединении с верою.В вере оно уродство”,-писал Гоголю Шевырев,принимая за самолюбие Гоголя полное отрешение от себя в том свете познания,где Столп веры - есть утверждение истины.”Скромную,богомольную Русь над всеми народами в мире”,- никто не хочет видеть перед началом революционных событий в Европе по мнению Петра Чаада-ева.Словно голодное небо существует в раю евангелистов,а на-возная насыпь российских городов - эта лестница в рай. “Неистовый Виссарион”высказался еще более определенно, защищая рай нищих духом в их материалистической русскости, низвергая громоподобные проклятия в адрес автора “Переписки”: ” А русский человек произносит имя Божие, почесывая себе зад”.Священник отец Матвей(Константиновский),один из тех,кто получив рукоположение во священный сан,возомнил о себе, что божественная благодать уже давно избавила их от личных грехов, поучает Гоголя,что “всякий театр есть соблазн и препятствие к спасению души”. С.Т.Аксаков просто боится по поводу “Переписки”,что “хвалителей будет очень много,и Гоголь может утвердиться в своем сумасшествии”. “Как у меня еще совсем не закружилась голова,как я не сошел еще с ума от всей этой бестолковщины,- этого я и сам не могу понять”,-заявлял Гоголь,выстраивая гиперболическую защиту против всяких напа-дений старых и новых друзей,которые как черти боятся правос-лавного креста,подносимого “козаком Вакулой” к их рылоподоб-ному носу,откуда раздается безумное хрюканье вражьего тела с песнею ползучего материализма или навозного клерикализма, отягченного земным ковчегом,влекущего нищих духом людей в преисподнюю парагвайского коммунизма, который в течение 160-лет(1608-1768гг.) порождал грешную рать ублюдков, надеющихся на восторженное восхождение в царствие небесное.

ГЛАВА ПЯТАЯ.ОБРЕТЕНИЕ ЛЕСТНИЦЫ

“...но мне тяжело,очень тяжело...,когда против меня

питает личное озлобление даже и злой человек,

а вас я считал всегда за доброго человека.”

Гоголь- В.Г.Белинскому,20июня 1847г.

Несмотря на бог весть какое образование, получаемое в Нежинском лицее, друзья Гоголя по лицею были устроены уже везде,где только можно.Вот и в Бейруте,куда прибыл параход “Истамбул” кампании Ллойда с большей частью паломников, ехавших в Иерусалим, вот и в Бейруте консул Базили был одно-кашник Гоголя по Нежинскому лицею,в сопровождении которого Гоголь и отправился в Иерусалим.Арабы были удивлены,когда увидели,что полномочный предстваитель падишаха находится в явной зависимости от тщедушного и невзрачного спутника. При-шлось менять тактику,и Базиль так стал рычать на Гоголя, что авторитет визиря “великого падишаха” был восстановлен.А Го-голь смирился со своей участью.

Перед гробом Господа маленькая комната с небольшим стол-биком посередине, покрытом камнем(на котором сидел ангел, возвестивший о воскресении). Сам гроб-пещера, в которой лежит гробовая доска,не выше человеческого роста;в нее нужно вхо-дить,нагнувшись в пояс.Чудесное чувство охватывает Гоголя. Время проносится молниеносно.Он даже не в состоянии понять, молился ли он.Он даже находится в некотором смятении,что “при всем том я не стал лучшим,тогда как все земное должно бы во мне сгореть и остаться одно небесное”.Удивительно,но сердце не подсказывает Гоголю,что такие превращения не происходят мгновенно и по желанию самого просителя, потому что такого рода пожелания есть торг со Спасителем, но очищение проте-кает не подсознательно,а заключено в небывалом чувстве радос-ти, которое и было как раз испытано самим Гоголем во гробе Господа. Гоголь получает от митрополита Петраса Мелетия па-мятные подарки в виде частиц с Гроба Господа и от двери храма Воскресения. Время подогоняет...и Гоголь уже в Константино-поле, где его ожидает письмо отца Матвея с очередными нас-тавления в правилах поведения православного верующего.Гоголь уже давно испытывает глубокие сомнения в правилах своего духовного послушания.И в этот-то момент о.Матвей торопится заполнить эти сомнения своими фанатичными установками, почему-то полагая,что именно его-то устами и “глаголет сам Господь”.Но уже 12 апреля 1848г. Гоголь и К.М.Базили швар-туются в одесском порту,где им приходится пройти обязательный для того времени карантин.Льва Сергеевича Пушкина,когда он встретился через решетку карантина с Гоголем, поражает его “саркастическое выражение” лица и рассеянность взгляда да и сама сухопарость фигуры, перебиравшей четки.

По прибытии в сентябре месяце 1848г. в Петербург,Гоголь по-мещается на квартире М.Ю.Виельгорского и сопровождается его зятем,графом Сологубом во все вечера,где,вдруг,Гоголь является большим знатоком церковной литературы, щеголеват до изыс-канности, преисполнен славою и самоуважением,встречается с русскими литераторами:Гончаровым,Григоровичем,Некрасовым и Дружининым, будучи любезен и оживляясь в разговоре с ними,он тем не менее был уличен всеми,что не читал произ-ведений этих писателей,т.е. раздосадовал окружающих тем,что вел себя как начальник,принимающий своих чиновников. А уже 14октября Гоголь был в Москве и поселился, как и обычно, у Погодина, полный трепетного ожидания “уединенной,покойной и благоприятной” работы.Но чувство внутренней скованности не проходит,даже когда Гоголь в доме Погодина служит всенощ-ные,что раздражает хозяина и он саркастически замечает:” православие и самодержавие у меня в доме”.А словесные скалы громоздятся в Гоголе с вдохновенной мощью,когда он слушает всенощную,в нем поется песнь избытка внутренних душевных деяний, наполняемых восторгом самообожания особенно после бесед с отцом Матвеем,знаменитым ржевским проповедником. Известный архимандрит Феодор(А.М.Бухарев) во время бесед с Гоголем узнает о “планах поведения героев “Мертвых душ” во втором томе”,на что Гоголь отвечает, что “сам царь” послужит “для истинной прочной жизни” будущего возрождения Павла Ивановича Чичикова...Все истины принадлежат всем,так как все они от бога.Но может ли служить истиной возрождение плута Чичикова к новой жизни? Известно,что аналогичная проблема решалась классиком английской литературы Диккенсом...Такой оборот дела ни к чему путному не приводил...В такт дифирамбам местных подъелдыкивателей во всей фигуре поэта появляется что-то несвободное,сжатое,скомканное в кулак,оригинальная и до этого походка становится неверной,как будто бы одна нога ста-рается заскочить за другую, как будто начинается танец,танец над бездною,бездною его конца, а в глазах его замечается нравст-венное утомление.”У меня все расстроено внутри,- говорит он.-Я,например,вижу,что кто-то спотыкнулся;тотчас же воображение за это ухватывается, начинает развивать - и все в самых страш-ных призраках. Они до того меня мучат,что не дают спать и со-вершенно истощают мои силы”.В свою записную книжку и просто клочки бумаги Гоголь попрежнему в течение дня заносит собственные мысли,наблюдения,поразившие его выражения, полагая,что писатель,как художник, делает наброски, сцены и описания в своих творениях, взятых из жизни, толкуя их по своему.В благоговейном упоении он видит в себе носителя выс-шей формы изъявления высшей воли,отсюда непрошенные про-рочества и поучения,отсюда очередное окончание второго тома “Мертвых душ”,желание перед выпуском которого,сделать новое издание своих сочинений.Он живет сегодня у одного,завтра у другого,не платит за свое жилье никому,отправляется спать всег-да в одиннадцать часов,покупает понравившиееся ему книги и, даже, иногода читает отдельные главы второго тома “Мертвых душ”,попрежнему вызывая разноречивое отношение как к своему новому детищу,так и к самому себе.”Ведь это революционер!-заявил военный сенатор,-я удивляюсь, право,как это пускают его в порядочные дома”.Но Гоголь знает цену всем его критикам. ”Что мои сочинения он не любит,это мне давно известно,но я уважаю Ивана Васильевича Капниста и давно его знаю.... он, слушая мое чтение,отыскивает только одни слабые места и кри-тикует строго и беспощадно,а иногда и очень умно”.Известно,что Капнист, сын поэта и драматурга, будучи московским губерна-тором и владельцем поместий рядом с гоголевской Васильевкой, часто чувствовал себя оскорбленным поведением Гоголя.А сам Гоголь уже давно скучал в его присутствии и на его вечерах. Многие из тех,с кем приходилось ему встречаться на вечерах московского губернатора не вызывали в нем желания духовной беседы.Тепереь такие беседы не клеились ни с Киреевскими,ни Ап.Григорьевым,ни с драматургом Островским,хотя последнего Гоголь ценил как самого талантливого литератора Москвы. Жизнь его становилась суровой и печальной.Иногда он запуты-вался в несвязной речи и не доводил до конца свой искристо начатый анекдот.По утрам читал Иоанна Златоуста,писал и потом рвал написанное,искал в религии спокойства,страдал долго и душевно от своего мнимого безобразия,от безнадежной любви, одолевающей его в последнее время,от своего бессилия перед ожиданиями русской читающей публики,избравшей его своим кумиром, изнывал между болезненным смирением и болез-ненной,несвойственной ему по природе гордостью,томился не-причастием к радостям всем доступным.Неуемный водопад жиз-ни катил свои волны над обессиленным пловцом,который еще недавно в восторге сияния самого непосредственного жизненного чувства молниями духа ваял прозу в высшем своем поэтическом прозрении, отметая суеверия и признавая лишь божественное откровение,а не невежественные беседы и слухи о прозрениях и исцелениях. С невыразимой достоверностью и тонкостью види-мых форм человеческих слабостей обладал он бесконечным раз-нообразием чудных интонаций,выражающих и свет,и тьму жизни той России и Малороссии, которые незабвенно любил, не отда-вая предпочтения ни одной из них в своем сердце, опьяненном жизнью слова.Печеное яблоко действительности своим розовым небом уже начинало громоздиться адом серости в его словах, интонациях,образах как отражение духа невменяемости посюсто-ронней жизни,поскольку сам дух поэта ощущал теперь истинную свободу и вдохновение на путях божественной мощи апостолов церкви,призывающих его в ритмическом охвате своего нового прозрения вечных истин служить личным примером в пов-седневной молитве - альфе и омеге его новой жизни.И друзьям его уже не хватало духу сказать ему,что новые главы второго тома “Мертвых душ”,которые он,иногда,еще читывал своим под собственное внутреннее настроение,уже являют собой болез-ненную яркость полуночного солнца,которое не греет,не устра-шает, не ослепляет,но убивает всякое желание видеть человека во плоти своих переживаний и страстей, побуждающих читателя радоваться и плакать,смеяться и думать, то-есть жить судьбой героя,благословляя автора-поэта за доставленный всем смертным восторг неимоверного напряжения осознания бесчисленных тончайших трепетов глубины счастья, пребывания вне самого себя в красках избытка света вдохновения самого автора, передаваемого читателю лестницами радуг событий и сюжета произведения,громоногими проповедями вылетающих из разверз-шихся ртов героев,у которых “мое царствие”небесное так не похоже на царствие небесное людей всего мира,где нищими бро-дит читающая публика в ожидании живого духа поэта.

Теперь Гоголь уже проживает не у Погодина,а у графа Толстого,”что после был обер-прокурором” в доме Талызина на Никитском бульваре,занимая переднюю часть нижнего этажа, окнами на улицу.И хотя Шевырев попрежнему заведывал прода-жею сочинений Гоголя,а также хранил и его деньги,но надоб-ность в них Гоголю постепенно отпадает.Пишет он в это время особенно вяло,становится все мрачнее и мрачнее....Да и как не быть мрачным.В своем письме к Нози он уже,казалось,все ска-зал.Сказал до противного просто и ясно:” Может быть,я должен быть не что другое в отношении вас,как верный пес, обязанный беречь в каком-нибудь углу имущество господина своего.Не сер-дитесь же...”.А Виельгорские “даже не могли объяснить себе, как могла явиться такая странная мысль у человека с таким необык-новенным умом.Особенно непонятно это казалось матери-Луизе Карловне(урожденной Бирон).Да что здесь непонятного. Отноше-ния Гоголя к Нози незаметно перешли за черту обыкновенной дружбы и “сделались чрезвычайно интимными”. Поэтому теперь постоянными спутниками его чтения становятся два тома “Христианского Чтения”, ”Начертание церковной библейской истории”,”Быт русского народа” да сочинения Батюшкова в из-дании Смирдина,только что вышедшее в то время.Он уже не имеет желания ехать за границу,”тем более,что там нет уже тех людей”,к которым он привык.Но он хотел бы провести зиму где-нибудь в Крыму или Одессе,а пока читает уже третью и чет-вертую главы второго тома “Мертвых душ” у С.Т.Аксакова. Иногда проводит время в поместьи А.О.Смирновой под Калугой, где все чаще и чаще останавливается в Оптиной пустыне,на реке Жиздре,за Калугою,где присутствует сама благодать и слышится ее благоухание.И уже пишет он иеромонаху Филарету:”...дело мое такого рода, что без ежеминутной,ежечасной и без явной по-мощи Божией не может двинуться мое перо,и силы мои не толь-ко ничтожны,но их нет без освежения свыше”. Так постепенно душа его,требующая света в вознесении слова к ближнему через водительство его таланта свыше,так постепенно душа его пылает и сверкает уже только в собственных судорогах экстатического чувства,ожидающего покоя от раскаленного ливня видений,где прирожденные страсти являют по его мнению только зло,а все усилия воли человека должны быть устремлены для искоренения их.И постепенно поэт ощущает себя несчастным, одиноким, роб-ким,потерявшимся человеком в тесном пространстве своего бед-ного земного рассудка, переживающего и сознающего несказан-ные муки собственного плача,в которых “Авторская исповедь” и “Размышления о божественной литургии” есть уже только поу-чения христианского послушания и смирения собственной души, в которой отдыхает его бедный земной рассудок.

А земной рассудок делает одну ошибку за другой.А земной рассудок заставляет его самостоятельно,а не через посредство А.О.Смирновой обращаться к шефу жандармов А.Ф.Орлову, ко-торый-то для А.О.Смирновой “просто Алеша”,пытаясь вытре-бовать “небольшой пенсион”, который “прекратился по моему возвращению в Россию”, и который поэт хотел бы обратить на свое пребывание на юге в целях “поберечь себя и позаботиться о своем самосохранении”.Но сам-то граф Орлов уже возиться “с этими голыми поэтами” не намерен.И Гоголю самому приходится определяться и он уже “душевно бы хотел прожить,сколько мож-но доле в Одессе и даже не выезжать за границу вовсе”.И в ок-тябре 1850г. он с большим трудом добирается до Одессы.

Неизвестная Екатерина Александровна,имеющая стол у кня-зей Репненых,отмечает,что Гоголь ежедневно бывал в этом доме и даже как-то журил хозяйку дома за то,что она в пост читает “Мертвые души”,приговаривая:” Какую чертвощину вы читаете, да еще в Великий пост!”,- он тут же “рекомендовал ей пропо-веди какого-то епископа Иакова”.Дворня же князей Репненых слезно умилялась,что “сочинитель молится совсем как простой человек, кладет земные поклоны....,любит петь и слушать прос-тые песни”.

“Добрейший” Александр Скарлатович Стурдза,политический деятель и религиозный писатель, вместе с профессором, прото-иреем Павловским и преподавателем богословия и философии Михневичем составляют “приятное” общество Гоголю. О себе поэт в эти дни высказывается коротко: “Работа - моя жизнь; не работается - не живется, хотя покуда это и невидно другим”, но революционные события на Западе для него “вонь, накуренная последними политическими событиями в Европе”, которая “еще не совсем прошла”.

Младший брат поэта Пушкина Лев Сергеевич,живший на углу Греческой и Преображенской улиц,всегда тепло встречает Гого-ля, в котором “вялость, угрюмость, сосредоточенность” человека “со страшно изможденной физиономией”,тяготившегося “внима-нием молодежи”, уживается с радушной улыбкой и хохотом в “своей кампании”,где каждое слово его метко и веско,а через голос его,язык,душу и физиономию,вдруг,смотрит он на Екате-рину Александровну: ”своими живыми,голубыми глазами”.

Он уже давно мыслит не образами поэта,но категориями верующего человека:”А внутренно чтоб устроенным быть,надоб-но искать царствия Божия,и все прочее приложится вам”.Всякий день теперь он читает главу из Библии и Евангелия на славян-ском,латинском,греческом и английском языках и давно уже ве-дет регулярный образ жизни,ложась в одиннадцатом часу вече-ра.Высшую свободу творчества он осмысливает,как смелость,а не пламенную молодую лихорадку; творчество согревает сердца лю- бовью,а “без любви творить нельзя”.

Во время приемов у одесского ресторатора Оттона перед обедом Гоголь выпивал рюмку водки,во время обеда рюмку хе-реса,а после обеда бокал шампанского...Среди друзей в такие дни веселость Гоголя была “заразительна,покойна,тиха и немногоре-чива”.Он с симпатией отзывается о Тургеневе,убежден,что появ-ление в печати “Переписки” важный и нужный момент его и жизни общества,для которого он пишет,в нем нет “ни малейшей тени самообожания,авторитетности,он одинаков со всеми в обра-щении”.Все это лишь подчеркивает натянутость его арис-тократических отношений и знакомств,поскольку “с людьми власть имущими” он “застегивался на все пуговицы”. Для него первый том “Мертвых душ” уже становится “грязным дворником, который должен привести к чистому дому”.

27марта 1851г.Гоголь прощается с близкими и друзьями, отбывая сначала в Васильевку,а затем в столицы.Среди прочих,к нему подходит Екатерина Александровна и говорит ему слова,в которых избыток света равновелик избытку чувства:”Я Бога бла-годарю,что вас так часто видела и слушала ваши назидательные речи”.Восторг...и сверкнувшая мысль исчезает.Он просто не старается теперь заводить новых знакомств и испытывать новых увлекающих его чувств,- не “следует заводить у себя ненужных вещей и сколько можно менее связываться какими-нибудь узами на земле:от этого будет легче и разлука с землей”,а “если будем думать о всяких удовольствиях и веселостях,задремлем, забудем, что есть на земле страданья и несчастья; заплывет телом душа, - и Бог будет забыт”.Он уже забывает,что действия творят судьбу,а судьба есть следствие деятельности, направленной к добру,в ко-торой душа и свободна в своих проявлениях и только тогда мо-жет действовать как ей заблагорассудится.И только в преодоле-нии заблуждения человек освобождает в себе Бога. Земная бу-дущность уже не обещала ему исполнения медленно осущест-вляющихся планов,темп его поведения замедляется,пребывание вне самого себя становится редким,он впадает в очевидное уны-ние, а мысли выражаются короткими восклицаниями: ”И все вздор!И все пустяки!”.Теперь встречает он своих посетителей на пороге своего кабинета с пером в руке,но никогда не приглашает войти,и никто не знает,что он пишет,но известно,что пишет он по пяти часов сряду и на конторке валяются листки бумаги, испещренные какими-то каракулями.А когда ему не пишется,он царапает пером различные фигуры,но чаще всего - какие-то церкви и колокольни.Его текущая деятельность становится похо-жей на волю непреклонного слепца,чьи сновидения и вещие речи он слышит и,подчиняясь трепетному чувству человека, заг-лянувшего в бездну,двигается в опьянении сомнамбулической яс-ности.В его сознании происходит не только примирение чело-века с богом,но и человека с человеком.И в этой,вновь им обре-таемой троице: Бог, человек и он, заключается краугольный камень всей христианской метафизики с ее высшим объяснением вселенной в свете сияющей тайны Христа и понимаемой им теперь “Божественной литургией”, в которой он без малейшего головокружения предается трепетному чувству осмысления под-вига Христа. Вот почему Евангелие Христа занимает у него почетное место,вот почему на разных языках осмысливает он фраза за фразой кристально-чистые экстатические состояния апостолов, доносящиеся до него из глубины веков. Вот почему поучения отцов церкви,но особенно Василия Великого,становят-ся для него инструментом богопознания, сохраняющие интона-ционную трепетность чувства, в котором нет места симметрии, так им нелюбимой, в поисках высшей степени совершенства,до которой только может дойти христианин.

По свидетельству дневника Погодина,Гоголь приехал в Моск-ву 5 июля 1851г.По дороге он посещает,как это по возможности делает всегда,Оптину Пустынь подле Козельска,не уставая вос-клицать:”Какая тишина!Какая простота!”.Разумеется, живет не-которое время в поместье А.О.Смирновой, находящимся возле Калуги, по вечерам бродит перед домом после купания, пьет воду с красным вином и сахаром, читает Четьи-Минеи, жалуется на расстройство нервов и замедленность пульса, шутливость его и затейливость в словах исчезают, он весь погружен в себя. А.О.Смирнова находит содержание второго тома “Мертвых душ” изрядно “пошлым и скучным”,но анохорет продолжает вытяги-вать из себя клещами фраза за фразой,увеличивая объем текста. Шевыреву на его даче он читает уже семь глав практически наизусть по написанной канве,”содержа окончательную отделку в своей голове”.При чтении,однако,взор его теряет прежний огонь и быстроту,а читателю представляется уже не Гоголь, а развалины Гоголя. Бесконечный дух, которого не видел ни один глаз, не слышало ни одно ухо была его “головная работа такого рода”, что “всех тяжелей”.

Иногда Гоголь заезжает в сельцо Абрамцево,летнее местопре-бывание Аксаковых, где Сергей Тимофеевич, уже совсем седой старик,высокого роста,с необыкновенно энергичным,умным ли-цом, отрывистой речью, прямой на словах и деле, вел семью по старинному деспотично.Отсюда Гоголь вместе с Ольгой Семенов-ной, женой Аксакова,отправляется в Хотьковский монастырь и сам заходит с ней к игуменье. Упадок духа и воли,происходящий в эти времена в нем непроизвольно и лищающий его силы вдохновения,заставляют его все чаще и чаще прибегать к сове-там, беседам и в Оптиной.Знаменитый старец Макарий благос-ловляет его образом угодника Сергия,успокаивает его сомнения,а старцы Моисей и Антоний подолгу беседуют с поэтом,но недо-умевают его волнениям.Он почти уже ничего не знал и не хотел знать о происходящем вокруг него, вместо смысла современнос-ти, утерянного им за границей, артистическая воприимчивость еще оставалась у него “в высшем градусе” как орфическое и пи-фическое трепетное чувство.

Но его еще продолжают волновать орущие в рупор свободы критики,и он с горечью как-то восклицает:”Почему Герцен позволяет себе оскорблять меня своими выходками в иностран-ных журналах?” Он не может никак примириться,что “Пере-писка” воспринимается носами “учителей свободы” как навозный ком в красивой обертке. А за сказанное, и тем более написанное самим Гоголем, - следует расплата.Его высказывания о поэте Шевченке как о пагубленном поэте,которого “наши умники” натолкнули “на произведения,чуждые истинному таланту”, для которого “русский и малоросс - это души близнецов, попол-няющие одна другую,родные и одинаково сильные.Отдавать пред-почтение,одной в ущерб другой,невозможно”,- воспринимаются националистами Малороссии как политические соображения Гоголя. Лицо его в это время принимает угрюмое и холодное вы-ражение,глядящее на вопрощающего глубоко, зорко, властно.Все это как бы свидетельствует о том,что внутренние силы его не распылены,но сосредоточены в той его сердцевине,где художест-венный талант есть дар Божий,запрещения на который нет и быть не может.Он чувствует тяжесть несомых им страданий,а к страданиям тела прибавляются еще и страдания внутренние, над-вигается как бы старость,в которой слабеют силы и возникает чувство страха смерти от бесконечных и вялых спазмов сердеч-ной мышцы,от которых пульс замедляется до вялости и беско-нечной слабости всех мышц, всех членов тела. Когда уже нет сил сопротивляться всем и тем более этому, невыского роста, немножко сутуловатому с красивыми глазами обыкновенному мужичку из Ржева, отцу Матвею Константиновскому, идеально владеющему даром народной речи.Отец Матвей самым обык- новенным явлениям любил придавать чрезвычайный смысл. Суеверение,в которое впадал отец Матвей, прилипало к уму всех,кто имел с ним дело и нужны были усилия,чтобы осво-бодить душу от этого порабощения.Даже Шевырев после собе-седования,где выступал отец Матвей,высказался определенно: ”Так в древние времена гремели златоусты!”. Слабость сердца, слабость пульса,поедающие последние силы Гоголя,в слове начинают опираться на твердые и грубые слова ржевского “златоуста” с его знаменым напутствием: “поменьше да пореже ешь,не лакомься,чай-то оставь,а кушай холодненькую водицу...”. Вот и начинаются при всей физической слабости поэта его знаменитые истязания постом,когда он вкушает в основном тюрю “из хлеба,картофеля,кваса и лука” да читает: “Слова и речи преосвященного Иакова,епископа нижегородского и арзамас-ского”,обнаруживая мрачную настроенность духа без всякого явного повода. Про себя он уже говорит в прошедшем времени: ”Бог меня помиловал,наставил,вразумил совершить мое дело честно,свято и дал мне на то силы и здоровье!”.Творчество и отдохновение - две стороны поэтического лика поэта,тело и дух которого отдыхают после пытки.Слово уже озвучено.И мраком опьянены отдыхающие уста и душа.Бурные волны ритма худо-жественных чувств рождают комедию из духа слова,источник существа которого приобретает сам обороты волнообразного му-зыкального движения,которое с непостижимым искусством снова придает вес и надлежащее значение каждому слову,так что ни одно из них не пропадает для слушающих.

Гоголь попрежнему занят житейскими делами,но до смерти ему остается какой-то месяц.Его даже видят “полным энергичной деятельности”.Но сразу же после смерти сестры Языкова Хомя-ковой положение дел меняется в корне.”Ничто не может быть торжественнее смерти,- произносит он.-Жизнь не была бы так прекрасна,если бы не было смерти”. И тут он чувствует, что “болен той самою болезнью,от которой умер его отец”.И на него “нашел страх смерти”,-говорит он своему духовнику.На панихиде по Хомяковой он,вдруг,произносит,ни на кого не глядя,но достаточно громко:”Все для меня кончено!”.И сам он чувствует, что “был удостоен пропеть гимн красоте небесной”.Он чувствует ночью озноб,который не мешает ему спать. А когда отец Матвей требует от поэта отречения от “грешника и язычника” Пуш-кина,Гоголь останавливает его фразой:”Оставьте, не могу далее слушать,слишком страшно!”.Он стал есть катастрофически мало,не теряя аппетита,жестоко страдая от самоограничения,но уже не терял мрачного настроения духа после отъезда отца Мат-вея,а поедая просфору,называл себя “обжорою,окаянным, нетер-пеливцем”,видел уже себя мертвым,слышал какие-то голоса... Проводя день без пищи,он стоял перед образами в теплой молитве со слезами,а с 11-го на 12-е февраля 1852г. положил связку тетрадей второго тома “Мертвых душ” в печь и зажег свечой из своих рук,несмотря на глухие слова сопротивления мальчика-слуги.Все сгорело,все истлело...Перекрестясь он воро-тился в свою комнату,поцеловал мальчика,лег на диван ... и зап-лакал.После уничтожения своих тетрадей мысль о смерти не оставляла его теперь ни на минуту.Лицо его чрезвычайно поху-дело,щеки ввалились,голос ослаб,язык трудно шевелился от су-хости во рту,выражение лица стало неопределенное, необъ-яснимое.Знаменитейшие московские врачи никакой помощи своим консилиумом не оказали.Силы больного падали быстро и невозвратно.Появившийся ускоренный пульс и носовое крово-течение послужили основанием “для постановки пиявок к но-су”. Но затем пульс скоро и явственно начинал падать,а дыхание становилось то чаще,то совсем исчезало.Часу в одиннадцатом он вскрикнул: ”Лестницу,поскорее давай лестницу!”.Дыхание прек-ратилось.И уже не возобновлялось.Великий поэт земли Русской умер.И уже весь мир смотрит на Россию в мелкоскоп Гоголя.

Глава 1 - 2  -  Глава 3 - 5

Постоянный адрес в Интернет: http://www.litcafe.narod.ru/prose/stories/geniy/gen002.html
©  Сергей Кутолин, 2002

Обсудить на форуме >>>