Глава первая, о том, как любопытство и честолюбие приводят к неожиданному
открытию.
Брат Франциск был чрезвычайно честолюбивым человеком, с детства
грезившим о богатстве и славе, почете и уважении. Однако родился
он в очень бедной крестьянской семье и, сколько бы не хвалили его
окружающие за удивительный ум и сообразительность, дальнейший вариант
карьеры был скучен и однообразен: крестьянин, крестьянин и еще двадцать
раз крестьянин. Хотя и очень умный! Но все-таки природа не привыкла
впустую разбрасываться хорошими мозгами, и чаще всего попадают они
к людям, способным оценить бесценность дара. Таковым был и Франциск,
с детства верно оценивший все возможные перспективы своей дальнейшей
жизни, и потому принявшийся усердно посещать приходскую церковь,
где под руководством священника столь быстро изучил Писание и латынь,
что был немедленно истребован в ученики к самому настоятелю местного
монастыря, увидевшему в мальчике будущее святой католической церкви.
Не прошло и пяти лет, как Франциск, уже прочел все книги, имевшиеся
в скудной монастырской библиотеке, в совершенстве знал труды Святых
Отцов, а в толковании Библии превзошел всех в обители. Естественно,
что наступил день, когда во время обеда настоятель, подозвав его
к себе, показал рукой на жующих монахов и произнес:
- Сын мой, настанет день, когда ты будешь пасти это стадо.
Слова эти, еще каких-нибудь десять лет назад показавшиеся медом
для нашего героя, сегодня неприятно поразили его. Ведь, познав таинства
знаний, в мыслях своих, Франциск уже устремился в Сорбонну, Рим,
Флоренцию; туда, где лучшие ученые католического мира соревновались
в бесконечных диспутах о смысле Божьего слова. Туда где, как казалось
честолюбивому монаху, его ждала слава, а не прозябание в стенах
забытого всеми монастыря. Оттого, привыкший во всем доверять своему
учителю, он и признался в своих мечтах.
Настоятель, сильно расстроился, хотя и не подал вида, но, тем не
менее, наложил на Франциска за его беспредельную гордыню месячное
наказание, до истечения которого не разговаривал с монахом. Однако
ровно через месяц сам подошел к ученику и произнес:
- У меня в Париже есть влиятельные знакомые. И, слава Богу, мне
есть, кому тебя порекомендовать. Может быть, это и есть твое предназначение
- богословие. А потому я не стану препятствовать тебе, сын мой,
раз ты сам избираешь свой путь. Но запомни, прежде чем отправить
тебя в далекий путь, я должен знать чем, кроме гордыни и высокомерия,
ты сможешь подтвердить мою рекомендацию? Готов ли ты предоставить
какой-либо трактат, который не стыдно будет показать достойным людям,
к которым будешь направлен? А потому вот тебе мое задание: напиши
трактат об истории нашего монастыря и находящегося близ него города,
а также обо всех чудесах данных мест, о которых узнаешь. Если твоя
работа окажется стоящей, то будет тебе мое благословение.
Слова настоятеля ошеломили Франциска. Действительно, все, что он
делал до сих пор лишь саморазвитие, пустая трата времени, а слово,
оставленное на пергаменте имеет невероятную силу и все известные
ему великие богословы прославились именно своими сочинениями. Дело
казалось легким. Энергично взявшись за него, Франциск переворошил
небогатый архив городского магистрата, поговорил со всеми стариками
об их славных предках и самое главное, начал обходить окрестности
в поисках следов минувших дней. Однако все его усилия были тщетны.
Все более и более углубляясь в занимавший его вопрос, брат все больше
убеждался в бессмысленности существования города и его жителей.
Чудес здесь не совершалось, драконов никто не побеждал, славные
рыцарские фамилии предпочитали селиться где-нибудь подальше, и даже
войны и чума обходили стороной эти места. Поколение за поколением
горожане лепили горшки и дурили друг друга на рынке, крестьяне пахали
землю и пасли скот, а монахи толстели до неприличия от безделья
и обжорства. При всем при том ни первые, ни вторые, ни третьи ничего
не достигли, и достигать в будущем не собирались, вполне довольные
устоявшимся положением дел. Отчего писать было не о чем, и Франциску
прояснился замысел настоятеля: если он ничего не напишет, то навсегда
останется в монастыре.
Однако монах не собирался так быстро сдаваться. Месяц за месяцем,
каждое утро в надежде отыскать хоть что-нибудь замечательное он
отправлялся в окрестности, терпеливо обходя их шаг за шагом, осматривая
каждый куст, каждый камень, расспрашивая всех встречающихся на пути
людей. И все-таки был вознагражден за свое усердие. В одном из дальних
лесов он обнаружил камень, усеянный древними письменами. Тест их
был непонятен и пугал своей таинственностью, однако природное любопытство
победило и, Франциск, никому не сказав о находке, принялся разгадывать
смысл заключенный в высеченных знаках. Как ни странно, это ему скоро
удалось, загадочные буквы оказались лишь слегка измененным вариантом
греческого письма и уже через неделю монах смог записать для себя
их текст. Но не это являлось главным! Необходимо было понять смысл
написанного. И это оказалось трудной задачей для неподготовленного
человека. А потому, монах, дабы избежать ненужных расспросов и больше
времени посвятить постижению обретенных тайн, объявил о годичном
обете молчания. Братья пожали плечами и разошлись судачить о странностях
Франциска.
Расшифровка таинственных письмен оказалось делом нелегким. Изо дня
в день, на протяжении одиннадцати месяцев с рассветом брат уходил
в лес, где в одиночестве пытался разгадать загадку, оставленную
для него древними. И, наконец, его усердие было вознаграждено! Письмена
сообщали о далеких странах, населенных столь могущественными и многочисленными
народами, что могли оставить на поле бое умирающими больше людей,
чем жило во всей известной Франциску округе. И сколь бы невероятным
не казалась для него эта весть, не в ней скрывался главный смысл
надписи. Оказывается, древние владели способом мгновенного путешествия.
Человеку, пользующемуся им, не нужны были лошади и ослы, запасные
башмаки и запас еды. Стоило только выполнить определенный ритуал,
и он переносился в любой город и любую страну. Вот что больше всего
занимало монаха, вот чему он решил посвятить свою жизнь. Прочь проклятый
монастырь! Прочь разжиревшие монахи! Прочь замшелый город! Прочь
нищая Франция! Пройдет немного времени, и Франциск оправится в богатые
и просвещенные страны, в Византию, Персию, Индию, а может и дальше,
в Китай. Он все увидит, все поймет, он будет общаться с величайшими
мудрецами и может быть прославит и свое имя. Прочь дикая Европа,
не стоящая вся одного камня из основания стен славных городов Востока!
Такие тщеславные мысли крутились теперь в голове монаха. И он начал
подготовку к путешествию. Надо заметить, что сам секрет переноса,
разработанный древними, был достаточно прост. В определенные дни
некие высшие силы весьма способствовали этому, словно приоткрывая
дверь, через которую можно было шагнуть куда захочешь, если, конечно,
знать заклинание, служащее пропуском и место, в котором собираешься
очутиться. Заклинание это Франциск выучил наизусть с невероятной
легкостью. Но оставалось еще рассчитать нужный день и час, вот это
то и была самая тяжелая работа. В письменах имелась соответствующая
формула, и для монаха не стоило бы большого труда произвести расчет,
да вот только в ней имелось несколько величин, значение которых
не было известно брату. Но нет преград на пути талантливого человека!
Очень скоро он сообразил, что раз невозможно определить магический
день, то нужно каждый день, по несколько раз проводить церемонию.
И когда ворота в другой мир откроются он, Франциск будет стоять
перед ними.
Впрочем, на пути честолюбивых мыслей стояло и еще одно препятствие.
Монаху совсем не хотелось являться в чужие страны голодранцем. Богатому
путешественнику легче пробиться к знатным сеньорам и получить от
них необходимое покровительство. Странник, не имеющий нужды в деньгах,
свободнее в выборе целей и маршрутов. Наконец, золото могло потребоваться
для покупки диковин и книг, столь нужных для любознательного человека.
Тщательная подготовка отнимала у Франциска все его свободное время,
а потому он решил найти себе помощника.
Выбор был сделан сразу. Брат Иероним, по удивительной простоте и
доброте характера всегда соглашался помочь другим людям, в силу
такой же удивительной доверчивости, не догадываясь, что зачастую
им пользовались в корыстных целях. Вот и сейчас Франциск направлялся
к нему, на ходу придумывая историю, которая могла бы удивить доверчивого
монаха.
- Приветствую тебя, брат! - начал он.
Надо заметить, сам факт, что долго молчавший Франциск прервал свой
обет именно для беседы с ним, произвел на Иеронима столь сильное
впечатление, что он был готов поверить всему на свете.
- Брат, неужели ты…
- Да, Иероним. Но об этом никто не должен знать. Это наша с тобой
тайна.
Доверчивый монах согласно кивнул.
- Только серьезная причина заставила меня придти к тебе и заговорить.
Сегодня во сне ко мне явился святой Михаил!
- Господи! - вскрикнул Иероним и быстро начал креститься.
- Михаил был послан, чтобы известить нас, что мы избраны, ты и я,
для великой цели - паломничества в Святую Землю.
Пораженный таким известием, Иероним не мог произнести не слова и
только лишь кивал головой, соглашаясь со всеми инструкциями, которые
давал Франциск. А ему предстояла нелегкая задача. Пока ученый брат
занимался приготовлениями к длинному и серьезному путешествию, доверчивый
монах должен был собрать как можно больше золота, чтобы не нуждаться
хотя бы первую часть пути.
- И самое главное, - завершил свою речь Франциск. - Об этом никто
не должен знать. Даже настоятель! А когда мы вернемся из Святой
Земли, почет и слава так окружит нас, что, очевидно, тебе предоставят
собственный приход в богатом городе, а меня интересует лишь скромная
доля ученого.
Оба брата разошлись довольные состоявшейся беседой. Франциск понимал,
что доверчивый монах, с усердием бросится на поиски денег, а потому
спокойно занялся своими тайными приготовлениями. Иероним же отправился
в келью, по пути размышляя о странностях божественного промысла,
избирающего для великих дел таких маленьких людей как он.
Глава вторая, как у брата Иеронима пробудилась способность к обману
людей, и к чему это привело.
Сон Франциска не являлся из ряда вон выходящим для монастыря событием.
К примеру, брат Антоний только апостола Павла семь раз видел, а
всякие мелкие святые приходили к нему несчетными легионами каждую
ночь. Богоматерь посещала брата Варфоломея, брата Евмения, а брат
Иулиан однажды чуть не вступил с ней в греховную связь. Один только
Иероним оставался без общения со святыми, и это его очень расстраивало.
Не раз он вопрошал у Бога, доколе он будет лишен событий, радостных
для каждого ревностного католика. И вот случилось!
Миссия, возложенная на него, была трудна и опасна, но очень важна.
Представить, что такое жизнь без золота Иероним не мог. Все детство
и юность, до пострига, провел он в служках у хозяина небольшого
постоялого двора. Кормили его скверно. Спать приходилось, где попало,
прикрывшись какой-нибудь дерюгой, да и били постоянно и хозяин и
посетители. Но зато мальчик был всегда уверен, что ночь проведет
под крышей, а днем съест кусок хлеба, выпьет немного молока, а иногда
получит и вкусный кусок мяса. Как бы ни был беден маленький служка,
он уже тогда знал, что такое истинные человеческие ценности. Раз
в год хозяин, а иногда подвыпившие посетители постоялого двора давали
мальчику маленькую золотую монетку. "Пойди купи себе что-нибудь,"
- говорили они. На следующий день, пораньше, Иероним бежал на городской
рынок. Там он ходил среди рядов, рассматривая все их богатство и
великолепие. Любоваться овощами и рыбой, хлебом и дичью, посудой
и какими-то волшебно-цветными тканями он мог долго, часами. Торговцы
сразу замечали грязного оборванного мальчика, который подходил к
прилавку и внимательно рассматривал товар, подозревали в нем очередного
воришку и поднимали крик, дабы прогнать его из рядов. И в тот момент,
когда вокруг собиралась толпа, жаждущая видеть как будут избивать
маленького негодяя, Иероним доставал монетку и тихим дрожащим голосом
говорил: "Я просто хотел что-нибудь купить для себя".
Мальчик любил этот момент, он упивался им. С удовольствием он наблюдал,
как лица обступивших его людей сразу же менялись, и изумленная толпа
начинала расходиться. Торговцы, только что ненавидевшие его уже
улыбались, обнажая черные зубы, и приглашали парнишку купить у них
все лучшее, что имелось в лавках. На короткий миг, пока была в руках
золотая монета, Иероним превращался в хозяина жизни, господина всех
окружавших его людей. Поэтому сомнений в том, что именно есть высшая
земная ценность у монаха не было. Конечно, можно было по пути просить
милостыню, но дорога с куском мяса и вином в животе, значительно
выигрывала, по его мнению, у путешествия с коркой хлеба и водой
из лужи.
Иероним сладко улыбнулся, представив собственный приход: толстые
сальные свечи, молодых прихожанок, наконец, братьев Антония и Иулиана,
стоящих на коленях перед ним, таким важным кюре, и слезно просящих
прощения за то, что часто колотили его палками, кидали в телегу
с навозом, отнимали мясо и вино во время скудного монашеского обеда.
Брат Порфирий избивает себя ржавой цепью, поливает раны нечистотами
и ест одни лишь корни деревьев, пытаясь искупить то, что обзывал
он святого Иеронима толстой свиньей и облезлой обезьяной. И еще
другие монахи, и еще мальчишки из соседней деревни, и еще…. Радостные
картины открывались брату.
Оторвавшись от сладких грез, монах задумался о главном. Благородного
металла нужно было собрать, как можно больше, но, где взять это
"больше"? Со вздохом монах полез под кровать, откуда достал
небольшой сундук, вмещавший все ценности, что скопил Иероним за
монашеские годы: новую черную рясу, которую он надевал только по
особо праздничным и торжественным дням, сменяя повседневную рваную
и грязную одежду; книга псалмов, которую можно было взять с собой,
отправляясь в странствие; кусочек мощей святого Пантелеймона, купленный
в базарный день у странника, шедшего из Рима (так вот почему благая
весть явилась именно сегодня, в его день!); и маленький мешочек
с шестью золотыми монетами. Негусто. Признаемся, что все монахи
этой обители были очень бедны. Иероним был беден особенно. Он был
нищим даже среди нищих братьев. И это не было странным явлением.
Монастырь находился в небогатой и малолюдной стране. Вокруг насчитывалось
с десяток убогих деревушек и один такой же убогий городишко с несколькими
сотнями жителей. Торговые пути обходили эту местность стороной.
Никаких реликвий, священных для каждого верующего христианина в
обители не было, поэтому появление паломника являлось для братьев
необычным событием. Понимая такое положение вещей, более или менее
состоятельные прихожане не спешили принимать постриг в этом монастыре,
предпочитая обители, где обеды были сытнее, вино лучше, а работать
приходилось меньше. В довершение всех бед, округа была разорена
недавно закончившейся войной.
Итак, главной проблемой, волновавшей Иеронима, было золото. Удивительно,
что именно его избрали для выполнения столь важного и нелегкого
поручения. Особым смирением и святостью он никогда не отличался,
за что постоянно был браним отцом-настоятелем.
Да и откуда у него богатство! Избрали бы, скажем, мэра. Все видят,
какие богатые вклады в соборную церковь он делает по святым праздникам.
Поэтому вся округа считает его ревностным католиком. Ну а золота…
- этого у него как грязи. Брат Симеон однажды рассказывал, что видел
сам в доме городского головы сундук, наполненный монетами.
"Все-таки есть во мне нечто такое, что отсутствует у остальных,"
- подумал Иероним: "Может быть, я умею хранить тайны? А может,
я отлично выполняю поручения? В любом случае: пути Господни неисповедимы;
и уж если выбрали меня, значит, я не так уж прост!"
На такой ноте брат Иероним закончил свои размышления. Сердце его
наполнилось радостью. Путь его лежал в келью брата Вонифатия.
Как уже упоминалось, вся братия монастыря была бедна. Однако мир
устроен так, что имущественное неравенство возникает даже среди
нищих монахов. И среди них имелись свои бедняки, вроде брата Иеронима,
но были и настоящие богачи, у которых в укромных местах были припрятаны
мешочки с несколькими десятками золотых монет.
Брат Вонифатий был состоятельным монахом. Когда-то, еще до начала
монашеской жизни он имел небольшую рыбную лавку на городском рынке.
Торговля приносила небольшой, но постоянный доход. Год за годом
рыботорговец откладывал монету за монетой, надеясь к старости обзавестись
домом, женой, детьми - всем необходимым для жизни достойного бюргера.
Однажды в город прискакал всадник. Он был из соседнего города, разоренного
воинством лесных разбойников. Всадник просил помощи и рассказывал
о страшных делах, творимых захватчиками в его городке: о разрушениях,
пожарах, насилиях, страданиях жителей. Но самым ужасным, по мнению
Вонифатия, был рассказ о том, как мучили и пытали разбойники тех,
кто промышлял по торговой части, надеясь выведать, где те спрятали
свои сбережения. Во всем городе негодяи не тронули только святую
обитель. Всадник горел яростным чувством мести и призывал горожан
взять оружие и, объединившись с жителями его городка, пойти и перебить
разбойников. Горожане, единые чувством бюргерской солидарности,
накормили беднягу, дали ему новую одежду и коня и отправили в соседний
город, где, по их мнению, жили более могучие и смелые люди, способные
оказать действительную поддержку своим соседям. Сами же сломя голову
бросились прятать ценные вещи.
Перспектива никогда не воспользоваться плодами трудов своих удручала
торговца рыбой и он, немного посомневавшись, отказался от планов
жениться и вскоре постригся в монахи, пожертвовав дело святой обители.
Отец-настоятель долго не размышлял и, рассудив, что торговля рыбой
ни у кого более в монастыре не пойдет лучше, чем у Вонифатия, поставил
его управлять монастырской лавкой и далее. Таким образом, торговец
остался при своих: при лавке и сбережениях. А жена? - Нужна ли она
серьезному человеку?
В тот год разбойники обошли стороной город. Обыватели откопали свои
деньги и драгоценности и занялись обыденными делами, что оказалось
на руку армии графа де Буланже, через год шедшей мимо, дабы защитить
жителей этой страны от жестоких сарацинов и, прославившейся всеми
теми же делами, что были свойственны и обычным разбойникам.
А брат Вонифатий трудился и отдавал всю прибыль от лавки в обитель.
Но и сам в накладе не оставался: из года в год десяток монет опускалось
в объемный мешочек бывшего торговца.
Известно было, что монах давал деньги в рост. Впрочем, одалживал
он, руководствуясь исключительно чувством христианского сострадания,
отчего брал с должника всего половину суммы. Дело это хоть не часто,
но приносило Вонифатию, стабильный и весомый доход. Говорили, даже
отец-настоятель время от времени обращался к содержимому его мешочков.
Именно к нему и направлял свои шаги брат Иероним.
Дверь в келью Вонифатия была приоткрыта и Иероним, даже не постучавшись,
резким движением вошел в покои рыботорговца. Тот сидел у маленького
окошка. В руках он держал раскрытую книгу. Взгляд его был недвижно
направлен в какую-то невидимую точку. Можно было подумать, что монах
задумался над тайным смыслом только что прочитанных слов, но нет,
он думал, не продешевил ли, распродав наскоро бочку протухшей трески.
Мысль эта настолько занимала голову Вонифатия, что он нисколько
не удивился столь бесцеремонному вторжению другого монаха, несомненно,
отрывавшему его от трудов на благо святой католической церкви.
Видя, что Иероним боится начать речь, Вонифатий сам обратился к
нему.
- Что тебе, брат?
- Нужда направила меня к тебе, - тихо отвечал Иероним.
- Нужда говоришь…. И в чем нужда твоя, брат?
- Хочу взять у тебя немного денег в долг. Отдам непременно.
Перспектива дать в долг прельщала Вонифатия, однако дать денег Иерониму…
дело было рискованным и сомнительным.
- На благое ли дело нужны тебе деньги брат?
- Да, брат Вонифатий, хочу я сделать взнос в строительство костела.
Это в небольшом городе в пяти днях пути отсюда.
Иероним врал. Врал нагло и сам удивлялся, откуда в нем такая смелость.
- С несколькими жителями этого города меня связывает дальнее родство,
так вот они и поведали мне об идущем строительстве. Здание уже почти
построено, но вот на отделку его денег у горожан не осталось. Потому
и обращаются они с просьбой о помощи ко всем честным католикам.
Ибо без своей церкви жителям очень тягостно, а души их пребывают
в грехе. Когда обратились они ко мне, я не смог отказать в просьбе
и решил пожертвовать все, что имею - шесть монет.
Брат Вонифатий был человеком практичным. Выслушав речь Иеронима,
он сразу же принялся искать в ней скрытый смысл. Бывший торговец
не верил в чистые порывы души, и потому имел все основания подозревать,
что за такими поступком брата скрывается какая-то выгода. И вскоре
догадался.
- Скажи мне, брат… уж не хочешь ли ты потом стать священником этой
церкви? Скажи. Не бойся. Я никому не поведаю.
Иероним был готов, кажется, даже на сделку с дьяволом лишь бы достать
побольше золотых для паломничества. Поэтому, лукаво улыбнувшись,
он отвечал:
- Да, брат Вонифатий, вижу, что от тебя ничего не скроешь. Вижу,
что можешь ты проникнуть в самую суть вещей и постичь их истинный
смысл.
"А ведь Иероним совсем не такой простак, как о нем думают братья.
Сейчас он сделает взнос, через некоторое время станет городским
священником, тогда и деньги потекут к нему". Брат Вонифатий
взглянул на монаха даже с уважением. "Однако," - подумалось
ему: "Здесь можно получить большой куш."
- Сколько ты хочешь, Иероним? - Вонифатий первый раз уважительно
назвал брата по имени.
- А сколько ты сможешь дать?
Такая смелость еще больше убедила монаха-торговца в желании Иеронима
занять прибыльное место. Впрочем, риск все равно оставался. Вдруг
не вернет. А если дашь мало, меньше получишь. Будешь потом всю жизнь
корить себя.
- Дам тебе пятнадцать монет, больше не могу. Сам знаешь, брат, беден
я.
Иероним даже представить не мог, что ростовщик предложит такую большую
сумму. Чувствуя выигрышность момента, он закричал.
- Нет, мне нужно тридцать!
В голове Вонифатия носились самые противоречивые чувства: и радость,
и расчет, и страх, и азарт. Но превыше всего стояла жадность.
- Тридцать, сумма слишком большая для бедного монаха. Дам тебе еще
десять и уходи с миром. Все. Все. Но учти, что вернешь мне еще столько
же в течение года. Всего пятьдесят монет. Понял?
Иероним кивнул.
- А не вернешь, будешь рабом моим до конца дней своих. Может к старости,
и отработаешь долг свой.
Иерониму было все равно сколько, и когда он должен вернуть Вонифатию.
Он то знал, что скоро окажется в Палестине, откуда вернется окруженный
славой и почетом. И это убеждение подталкивало его согласиться на
любые условия.
Оба монаха были довольны договором. Вонифатий неторопливо отсчитал
двадцать пять золотых монет. Иероним ссыпал их в свой мешочек и
удалился.
"И все-таки нужно проследить за моим хитрым братом. Может город,
где он хочет устроиться, совсем не мал, и приход там богатый. Тогда
может самому…."
Мысли о протухшей треске навсегда покинули голову монаха-рыботорговца.
Следующим местом, где Иерониму могли дать денег, был дом мэра.
Город им управляемый насчитывал всего несколько сотен жителей и
был небольшим даже для средневековой Европы. Тем не менее, как и
во всяком порядочном городе, здесь имелись своя тюрьма, церковь,
городской рынок и, конечно, магистрат. Было и несколько цехов, к
которым принадлежало практически все взрослое население. Два из
них: цех ткачей и гильдия кузнецов являлись самыми многочисленными
и влиятельными. И ткачи и кузнецы изготовляли весьма посредственные
вещи, не находившие покупателя ни в родных местах, ни за их пределами.
Впрочем, оба цеха ревностно следило за ценами, количеством сделанных
вещей, числом мастеров и подмастерьев. Мастера бездельничали и били
подмастерьев. Подмастерья делали безобразный товар и надеялись поскорее
выбиться в мастера, чтобы издеваться над своими подмастерьями. Объединяло
цехи только одно: желание не допустить в пределы родного города
изделия других городов. Ежемесячно, в целях обеспечения благосостояния
и спокойствия жителей, стража била горшки, разрывала холст и сукно,
ломала серпы и косы иногороднего происхождения, выявленные на рыночной
площади.
Страсти накалялись раз в пять лет, когда город выбирал нового мэра.
Выбор обычно производился из двух кандидатов: от ткачей и кузнецов.
Кому быть новым городским головой решалось во время потасовки на
площади перед магистратом. Почти всегда побеждали кузнецы, но, иногда,
ткачам удавалось переманить на свою сторону вином молодежь из соседних
деревень. Тогда победу праздновали ткачи. Впрочем, выбрав нового
мэра, город успокаивался, но скрытое соперничество двух цехов не
утихало никогда.
В последний раз выборы проходили два года назад. Мэром стал ткач,
мэтр Роже. К нему и шел сейчас брат Иероним.
Было послеобеденное время, и мэр пристроился на лавке, чтобы дать
улечься обильному обеду и заодно поразмыслить о превратностях жизни.
Мэтр Пижо, глава кузнецов явно что-то замышлял, замышлял плохое,
в этом сомнения не было. Главным признаком надвигавшихся бедствий
являлось отсутствие каких-либо новостей.
Появление толстого монаха только подтвердило подозрения мэтра Роже.
Войдя в дом, брат Иероним начал с приветствия.
- Хранит вас Господь, мэтр. Я пришел сюда с непростой миссией. Знаете,
что отец-настоятель решил расписать соборную церковь монастыря и
пригласил для этого художника из Рима.
- Это мне известно, - ответил мэр.
- Давно ли Вы жертвовали на нужды святой обители, мэтр Роже?
- В прошлое воскресенье я внес золотую монету, брат.
"Странно," - подумал Иероним: "В прошлое воскресенье
среди пожертвований не было ни одного кусочка золота."
- Пробил час испытаний. Испытаний для каждого верного сына нашей
матери Святой Римской церкви. Обитель нуждается в деньгах, больших
деньгах.
- Кто послал тебя монах? И почему отец-настоятель сам не пришел
ко мне?
- Настоятель занемог. Третий день лежит в постели. Братия поит его
молоком и кормит медом. Не знаем уже, встанет ли он на ноги? Но
мучения духовные, еще больше убивают его, чем телесная немощь. Дело
незакончено - святое дело украшения монастырской церкви.
"Ах, эти жадные монахи! Сколько им не даешь денег, все мало",
- подумал мэр, покачав головой.
- Знаешь, монах, дела идут у меня не важно. Совсем скоро разорен
буду. И потому иди! Иди и молись за меня!
- Но, мэтр!
- Нет, ступайте!
- Мэтр…
- Вон отсюда, а то позову слуг, и они побьют тебя палками.
Мэр Роже уже был близок к исполнению своей угрозы, когда брат Иероним
решил испробовать последнее средство.
- Я иду, но вот мэтр Пижо…
- Что Пижо? - мэр даже побагровел, услышав это ненавистное имя.
- Так и знал, что этот проходимец, что-то задумал.
- Мэтр Пижо пожертвовал на нужды церкви тридцать золотых монет.
- Сколько? - сумма была, несомненно, огромной и невероятной для
этих мест.
- Тридцать монет золотом.
- Не может быть!
- Истинная, правда! - Иероним достал из-за пазухи мешок с деньгами
- Ах, негодяй! Что придумал! Думает, я испугаюсь этой суммы! Думает,
он более ревностный католик, чем я! Думает… Ладно, брат. Держи!
- Роже бросил в руки Иерониму кошель.
- Здесь сорок монет. Надеюсь, эта сумма утрет нос Пижо.
- Несомненно, мэр. В это воскресенье, в церкви будут называть жертвователей.
Самый щедрый из них будет запечатлен на сводах церкви у ног Господних,
между святыми евангелистами. Думаю, что им останетесь вы.
- То есть, как останусь?
- Мэтр Пижо обещал еще немного подумать и дать на нужды обители
еще пятнадцать монет. Может быть даже сегодня вечером.
- Вот подлец!
- Да, но жертвователь щедрый.
- Не называй его так при мне. Тридцать и пятнадцать, всего … сорок
пять. На, монах, держи еще десять. И запомни, я дал пятьдесят монет.
И мое лицо должно быть у ног Господних! А теперь иди.
Иероним поклонился и удалился, радуясь удачному исходу.
Мэр переживал. Отдать пятьдесят монет, своих кровных золотых монеток,
только потому, что этот жалкий проходимец, этот сын осла Пижо решил
перещеголять его крупной суммой, но нет уж! Переживания соседствовали
с удовлетворением, удовлетворением от победы над извечным противником.
Иероним даже представить не мог, с какой легкостью люди отдавали
деньги. "Странно, почему я раньше не подумал о такой возможности.
Собрал бы побольше с доверчивых простаков и отправился в другую
страну жить обеспеченной жизнью."
Используя известное соперничество между ткачами и кузнецами и историю
о росписи монастырской церкви, монах, не особенно утруждаясь, выудил
у мэтра Пижо шестьдесят пять золотых монет.
Брат не боялся, что одураченные им горожане прибегут к отцу-настоятелю
справиться о здоровье. Обман откроется только в воскресенье. А до
него оба мэтра будут раздуваться от смеха, представляя собственный
триумф и позор соперника.
Таким образом, к вечеру монах собрал сто пятьдесят одну золотую
монету - сумму, никогда не виденную большинством жителей этой нищей
страны. Но теперь ему казалось, что этого мало. Иероним пытался
вспомнить, где еще он мог достать хоть немного драгоценного металла.
Иероним очень хотел предстать перед гробницей Спасителя в новой
рясе. Но все равно он превозмог себя и продал ее за две монеты брату
Тимофею. Псалтырь он продать не смог. Весьма нужной для него была
эта книга.
Оставалось еще одно место, где можно было раздобыть немного золота
- монастырская церковь. Храм был украшен небогато. Все больше свинец
да медь. Но крест - большой алтарный крест был сделан из чистого
золота. Взять крест из храма было воровством. За последнее время
Иерониму пришлось много врать. Это был большой грех. Но воровство…
воровство алтарного креста - еще больший грех.
Иероним понимал, что должен украсть и поэтому мысленно искал оправдание
своему поступку. Оправдание нашлось вскоре. Во-первых, брат Иероним
воровал не для себя, а для святого дела. Во-вторых, вскоре в монастырь,
откуда ушли в Святую Землю Франциск и Иероним, потянутся тысячи
паломников, чтобы воочию увидеть обитель, где они жили. Естественно,
монастырь не останется в накладе и сможет купить себе сотни таких
же крестов. Преодолев моральные колебания, монах решил этой же ночью
совершить кражу, поэтому с наступлением темноты он не заснул, а
стал терпеливо ждать. В полночь он поднялся с постели и тихо направился
к дверям монастырской церкви.
Большой дверной замок был сделан местными кузнецами, а потому открыть
его не стоило большого труда для Иеронима. Войдя в здание, он тихо,
будто боясь разбудить святых, глядевших на него со стен, подошел
и снял золотой крест. После засунул крест за пазуху и быстро побежал
в свою келью.
В эту ночь не спал не только брат Иероним. Бодрствовал и брат Порфирий.
Именно его нанял брат Вонифатий для слежки за Иеронимом. Кельи обоих
братьев находились рядом. В полночь Порфирий услышал скрип соседней
двери. Сразу же он подбежал к ней и увидел как Иероним, осторожно
пошел к лестнице. Порфирий проследил за ним до самой церкви. Когда
тот вышел, монах вбежал в нее и обнаружил пропажу золотого креста.
Брат Порфирий поднял тревогу. Сбежавшиеся на его крик монахи, вознегодовали,
узнав, что произошло. Схватив в руки первое, что попалось, они бросились
искать вора, собираясь убить его прямо на месте. Иероним слышал
крики. Вбежав в свою келью, он бросил крест и деньги в большой мешок,
сунул в карман Псалтырь и побежал к брату Франциску.
Ученый монах не ждал гостей и, сосредоточившись над чтением заклинаний,
не обратил внимания на запыхавшегося беглеца. Этой ночью он еще
раз пытался открыть дверь в неизвестное.
Иероним, услышав приближающиеся крики, подпер лавкой дверь и направился
к брату. Раздался стук в дверь, вскоре превратившийся в яростные
попытки ее сломать. Старый дуб держался хорошо. Снаружи доносились
страшные проклятия монахов. Иероним с надеждой глядел на Франциска.
Неожиданно он почувствовал, что переворачивается с ног на голову.
Его сильно затрясло. В воздухе запахло серой. Через несколько мгновений
келья исчезла и он оказался в чистой и светлой комнате с большими
окнами. Негодующая братия исчезла. Но как показалось Иерониму, на
краткий миг в этой комнате присутствовал другой человек, который
куда-то пропал. Страшная догадка осенила монаха. Франциск не собирался
в Палестину. Он был чернокнижником и хотел украсть золото. А сейчас
могуществом своего колдовства он забросил Иеронима на другой конец
земли, а может и дальше. Силы покинули его. Он опустился на пол
и горько зарыдал от обиды.
Братьям, все-таки выломавшим дверь, и ворвавшимся в келью, представилась
удивительная картина. У окна стоял испуганный брат Франциск. Сильно
пахло серой, а похитителя креста в ней не было. Всем сразу стало
ясно, без дьявола здесь не обошлось. Монахи в испуге бросились бежать
прочь от проклятого места. Через несколько минут дверь уже была
заколочена самыми толстыми досками из имевшихся в монастыре. А к
вечеру страшная весть разнеслась по всей округе, наводя ужас и смятение
на мирных жителей этих мест.
