Анатомия убийства

повесть

Александр Лобанов

24.04.2002

Глава 1

Как говориться катались бы мы все как сыр в масле кабы не две Российские напасти. Дураки и дороги. А уж дураков на дороге не счесть и тем более. Даже умудрённый жизненным опытом отец семейства преображается в лихого казака, сев за руль механического коня. Очевидно, веками сложившаяся традиция доверяться в путешествии запряжённой в телегу кобыле, настолько въелась в российские гены, что автоматически распространяется на механические средства передвижения. Поскольку даже снабженные современными компьютерами автомобили оказались дурнее савраски, проезд по Российским дорогам есть вещь крайне опасная и непредсказуемая. Будь вы семи пядей во лбу, соблюдай Вы, все писаные и неписаные правила движения, всё равно Вы не гарантированы от тупой зловредности судьбы. Причём часто, наказуемы, бывают, как раз неукоснительные соблюдения правил дорожного движение. Не один европеец, попал в Москве под колеса автомобиля, доверившись зебре перехода, бывает, конечно, что иномарка останавливается перед переходом, и под оглушительные сигналы следующих за ней автомобилей, пропускает перед собой самоубийцу рискнувшего ступить на полосатый асфальт. Сейчас такое стало случаться чаще, так как некоторое количество наших соотечественников смогло приобщиться к культурным плодам запада, пребывая достаточно долго и часто за границы. Тамошние непривычные к взяткам полицейские быстро отучивают от джигитовки на дорогах. Все же остальные водители пребывают в искренней уверенности, что правила писаны для поддержания благосостояния инспекторов ГИБДД, и ежели оных не видно в данный момент на дороге, то можно рулить, как бог на душу положит. Проезд железнодорожного переезда превратился в национальный вид спорта, со своими чемпионами и длинным списком жертв. Трудно найти хотя бы один регулируемый переезд, на котором электричка или товарняк, не переехала жигулёнка, или не скатала в железный шарик замешкавшийся джип. Опытные водители, пересекая ночью перекрёсток, притормаживают на зеленый свет, "мастера" только на красный ездят… Положа руку на сердце необходимо добавить, что армию злостных нарушителей, знающих, что вершат они свои дела вопреки правилам дорожного движения, сильно разбавляют искренне джигиты этих правил никогда не учившие, что впрочем, только увеличивает риск на наших дорогах. Началом цепи трагических событий, описанных ниже, как раз оказалась тривиальная авария…

На перекрёстке Можайского и Красногорского шоссе, на жёлтый свет светофора резко остановился потёртый ижевский Москвич. Остановка на жёлтый свет событие крайне редкое в нашей стране и потому иногда наказуемое. Сзади ехавший на минимальной дистанции новенький джип Исудзу немедленно въехал в зад Москвича. Очевидно водитель иномарки намеревался проскочить на желтый свет светофора и не ожидал такого нелогичного поступка, как торможение, от водителя Москвича. Из левой задней двери ижика выскочил высокий плотный мужчина и начал осматривать причиненный ущерб. Зад Москвича был основательно помят, в то время как на Исудзу не пострадали даже защитные трубы впереди машины. Вышедшему из Исудзу водителю пассажир Москвича, в очень простых выражениях, высказал своё мнение по поводу его водительского таланта. Очевидно, смысл сказанных слов быстро дошёл до того, поскольку он не задумываясь, достал из-за пазухи пистолет и ударил им по голове пассажира Москвича. После этого он дважды выстрелил в выскочивших из Москвича водителя, парня лет 18, и в пассажирку с переднего сиденья, женщину средних лет. Убедившись, что его автомобиль не пострадал, он сел на водительское сиденье, закрыл дверь и подал назад. Исудзу замигав левым подфарником, обогнул Москвич и лежавшую рядом женщину и повернул на Красногорское шоссе, не обращая внимания на красный свет светофора.

Глава 2

Солопов Владимир Леонидович очнулся через три дня после описываемых событий в травматологии ЦРБ Одинцова, с ужасной головной болью. Ему сильно повезло, если можно говорить о везенье в такой ситуации. Удар пришёлся чуть выше виска, была размозжена часть мозга, но поврежденный сосуд защемился осколками черепа, и кровоизлияния не было. В результате он остался жив. Сам удар и то, что произошло позже, он не помнил, о том, что его жена и сын погибли, ему сказали только через месяц, обманывали, говорили, что они лежат в другой больнице. Он, конечно, не был полным кретином, и даже в первые дни, несмотря на невозможную головную боль и лошадиные порции трамала, подозревал истину, но предпочитал верить, надеясь на лучшее. Суетный быт больницы не давал возможности заниматься самокопанием. Он лежал в коридоре на самом ходу. Пробегали мимо медсёстры, шаркали и прыгали на костылях по дороге в туалет ходячие больные. Травмированные алкоголики через день два после травмы впадали в белую горячку, их приковывали к кроватям, связывали, а они вырывались, кричали и бредили дни и ночи напролёт. Это сильно отвлекало от мыслей, тем более что лечили его неплохо, искололи всю задницу в решето, да ещё и эти каждодневные капельницы...

Один раз ночью его чуть не задушил подушкой дед с соседней кровати. Деду 86 лет, и положили его якобы с ушибом грудной клетки, но когда ушиб залечили, никто домой его забирать не стал. Он жил какой-то своей жизнью, ползал по коридору на четвереньках и громко бредил ночами на весь коридор. В ту ночь он зачем-то взял свою подушку, положил её на голову Солопова и стал сам укладываться сверху. Слава богу, на шум вышла женщина из соседней палаты, она дежурила у постели мужа, оттащила деда и сняла подушку с головы. Деда после этого стали привязывать, он промаялся ещё две недели и помер как-то утром, прокричав перед этим всю ночь. Никакие лекарства на него уже не действовали. Солопову деда было жалко. Звали того Антоном Семёновичем и он до 70 лет работал директором одной из школ.

Через пару недель коридорной жизни освободилось место в двухместной палате и Солопова, как тяжёлого больного перевели туда. Конечно лучше, чем в коридоре, но покоя особо не прибавилось. Никто уже не пытался его душить ночью и мимо не шастали в туалет травмированные стуча костылями по полу, но возникли проблемы другого характера. Рядом лежал собрат по несчастью с черепно-мозговой травмой. Парень, лет двадцати пяти, был тихий и душевный, из курской области. Он приехал продавать свинину вместе с братом и попал в аварию. Состояние его было тяжёлым, из дома вызвали мать, которая дежурила у его кровати почти круглосуточно. Иногда её сменял брат. Всё бы ничего, но все знакомые и родственники паренька навещали его ежедневно и целыми толпами набивались в маленькую и душную палату. Солопова, которого некому было навещать, это сильно раздражало. Мать парня, повинуясь инстинкту, пыталась накормить его получше, и запихивала в него пищу ежечасно, благо родственники и знакомые подвозили харчи тоннами. Парню, как и Солопову, первое время было не до еды, и многочисленные трапезы сопровождались занудливыми уговорами, типа а ещё ложечку... причем разговоры были крепко заправлены местным диалектом и заимствованиеми из украинской мовы, мать была наполовину украинкой. Такой сленг почему-то сильно раздражал Солопова, очевидно из-за травмы головы. Например выражение - Сынчик, тебе на хлебчик, маянезчику намачкать- вызывало рвотный рефлекс, то ли потому что Солопов не особо любил майонез, то ли из-за перебора ласкательных суффиксов. Особо неприятной была излишняя коммуникабельность женщины. Скучая в палате, она всё время, свободное от кормления сына, пыталась употребить на общение с Солоповым. Темами для разговора были непорядочность её бывшего мужа, ушедшего к другой женщине после 12 лет жизни, подробные описания трудностей вынашивания и родов её обоих сынчиков, а также превозношения их человеческих и др. качеств. Она наверняка была хорошей матерью, но существовать рядом с ней было тяжело.

В такой вот замутнёной транквилизаторами борьбе за жизнь прошел месяц, Солопов немного пришёл в себя и лечащий врач рассказал ему о гибели его семьи. Очевидно, подспудное ожидание такой развязки подготовило почву, и он воспринял трагедию с завидным самообладанием. Без криков стонов и даже без заметной душевной боли. Может, сказалось ещё и страшная слабость, за месяц он похудел на 20 килограмм и с трудом передвигался на ставших странно тонкими ногах.

Сразу после врача появился следователь из прокуратуры. Им оказался Венька Петров, одногодка Солопова. Они и учились в одной школе, с пятого по восьмой класс, только Солопов учился в "б", а Венька в "г". Венька был дружелюбным парнем и каждый раз, встречаясь, на протяжении более чем двадцати лет после окончания 8 класса, они улыбались друг другу, жали руки и трепались о мелочах жизни.

Ну, рассказывай, как ты докатился до такой жизни, спросил Венька, и Солопову почему-то стало тепло и спокойно. Он рассказал всё что помнил, включая марку машины, свои непечатные выражения и описание внешности убийцы...
Номера машины ты не видел?
Ага, Исудзу Трупер последней модели...
Дизель, как ты решил... ага по звуку...
немного, немного ... хотя модель редкая, у меня у самого Труппер только 87 года и трёхдверный, не поверишь, я им Беларусь из грязи вытащил...

Тут начался обычный трёп, но когда Венька ушёл спустя полчаса у Солопова кроме небольшой головной боли от этого трёпа и усталости, возникло некоторое необычное чувство недоговоренности, как будто Венька всё время хотел что-то ему сообщить, но сомневался, стоит ли.

Солопов провалялся в больнице ещё месяц, потом промаялся в пустой квартире два месяца, попал в ребилитационый центр, в Перхушково, потом опять в больницу на пластику, ему вставили титановую сетку под кожу, закрывающую дырки в черепе. В общем, только через 8 месяцев он в какой-то мере почувствовал себя не больным. И тут по пути на дачу, на привокзальной площади он встретил Веньку Петрова...

Глава 3

Дача Солопову досталась от рано умерших тестя и тёщи, в старом дачном посёлке на станции "Дачное". Небольшой домик, но уютный со старым садом и заброшенными грядками. Строился посёлок в начале пятидесятых, задолго до теперешнего коттеджного бума, и огородного помешательства. Участок был крайним и сразу за калиткой начинался опятный лес шедший буреломами аж до Минского шоссе. Солопов дачу любил, и как только стал чувствовать себя более- менее прилично, переехал туда из пустой гулкой квартиры. На даче всегда есть, чем заняться. После выхода из больницы ему дали инвалидную группу, на работу он не вышел, а проживал оставшиеся деньги, они собирали на новый автомобиль, и после больницы у него оставалось больше трёх тысяч долларов. Три последних года он работал фотографом, запечатлевал людские лица на фотобумагу для последующей документации. Зарабатывал не плохо, по сравнению с техникумом в котором он отбарабанил предыдущие 12 лет, преподавая электронику и аналоговую схемотехнику.

Он уже недели три прожил на даче, начиналась осень, пошли грибы. Солопов ходил в лес, приносил корзинки грибов, перебирал их и закатывал в банки. Даже привез свой старый фотоаппарат и пытался снимать осенние пейзажи, правда без особого вдохновения. Мастерил какую-то мелкую автоматику для дома, его обычное хобби и старался не всплминать о жене и сыне.

Он не был бесчувственным человеком, просто наверно с течением времени ни жена, ни сын не стали по настоящему близкими для него людьми, и он осознал это только после их гибели. Семейная жизнь у него пошла наперекосяк сразу после свадьбы, и все последующие 19 лет можно было охарактеризовать кратким словом, борьба. С сыном, родившимся через четыре месяца после свадьбы, тоже контакта не было. Жена с первых же дней вступила в затяжной конфликт со свекровью, жить пришлось вместе с тёщей обладавшей железным характером и не чаявшей души во внуке. Несмелые попытки Солопова вмешаться в воспитание отпрыска жестоко пресекались. В результате вырос избалованный и бестолковый юноша, обидчивый и самовлюблённый, ни во что не ставивший ни родителей, ни тем более бабку с дедом. Промаявшись в школе до 16 лет, сын не смог даже закончить девять классов, и пару лет просто тунеядствовал на родительской шее. Только последние полгода, предшествовавшие аварии его удалось устроить учиться на звукооператора, при местном клубе и он начал что-то зарабатывать, помогая озвучивать дискотеки. Теперь, потеряв семью, Солопов каждый день пытался осмыслить допущенные ошибки, которые уже не исправить, и терзал себя призраком своей вины. Сын был слишком похож на него по характеру. Создавалось впечатление, что в нём сконцентрировались все его недостатки усугублённые вседозволенностью. Плюс фамильная невезучесть и бестолковость. Сама авария, предшествующая убийству, была логическим продолжением попытки сына повысить водительскую квалификацию. Практически первый выезд после получения водительских прав, если бы Солопов хотя бы отстоял право ехать на переднем сиденье, аварии могло бы и не быть. Но, несмотря на всю унылость своей прошлой семейной жизни, потеряв жену и сына, Солопов почувствовал, что внутри у него всё вымерзло, он стал пустым, выжатым как лимонная долька. В этой пустоте ничего не жило, пока он ещё раз не встретил Веньку. После этой встречи всю пустоту заселила жгучая ненависть.

Закупив на оптовом рынке продукты, он с двумя сумками шёл к электричке и нос к носу столкнулся с Венькой. Тот сидел на лавке автобусной остановки и с видимым удовольствием отхлёбывал Будвайзер из горлышка бутылки.

Бушь?- протягивая ему уже открытую бутылку, пробулькал между глотками Венька, рядом с ним на скамейке лежала старозаветная авоська полная бутылок того же чешского чуда.

Солопов фанатом пива не был, да и после черепно-мозговой травмы практически ничего не пил, но от будвайзера отказаться не мог из эстетических соображений, поскольку считал чешское пиво вообще, а будвайзер в частности, верхом совершенства. Венька был немного навеселе, что подтверждало наличие ещё двух пустых бутылок того же напитка лежащим под лавкой.

Солопов взял бутылку и неожидан для себя, сказал, нечего мол, только в этой пыли сидеть да выхлопы нюхать, пойдём на природе сядем...

И они, трепясь ни о чем и прихлёбывая из бутылок, перешли через железнодорожный мост, к ближайшему пруду и примостились на бережку, на недавно рухнувшей от старости иве. Выпили бутылки по три, и тут Венька как-то напрягся и промямлил ты в курсе, что твоё дело закрыли...

На что Солопов ответил, что мол, и не надеялся, что найдут убийцу, поскольку сам ничего не запомнил, и свидетелей не было, да и вообще сейчас такие громкие преступления не раскрывают...

Да видел я этого гада, вдруг выпалил Венька,- таких авто на всю Москву только три, из них две метталик и лишь одна полосатая зелёная какую ты описал. Я же сам труперист, только один автосалон в Москве Труперами последней модели торгует, и все бензиновые, а дизели только под заказ, и за последние два года только два заказчика и было. Боятся у нас в стране дизели-то покупать, солярка наша не для японских моторов.

И Венька поведал впавшему в ступор Солопову, что убийцу зовут Сергеем, фамилия у него Смирнов, и он охранник одной влиятельной сволочи, и отпетый мерзавец, и бандит отмороженный, и наркоман. А живёт он в Мансуровском переулке в доме номер 6, что за сирийским посольством. Но дело прикрыли, и материалы забрали, и все они суки...

С этого момента ненависть стала всеобъемлющим чувством, заполнившим опустевшую душу Солопова. Вроде бы налаживающаяся жизнь стала давать сбои. Солопов стал вдруг, как бы бредить среди бела дня. Он вдруг резко останавливался посреди комнаты или участка, посреди какого-то неотложного дела и стоял с широко открытыми ничего не выражающими глазами. Он мог стоять так часами, и перед его мысленным взором мельтешило лицо со страшными во весь глаз зрачками. Это лицо преследовало его днём и ночью и как- то в бессонную полночь он прошептал еле слышно, без эмоций, обращаясь к тёмной пустоте, я тебя убью...

И опять к нему пришёл покой и размеренный ход жизни. Он опять ходил за грибами и пилил дрова, с аппетитом ел, но он, походя начал планировать убийство.