Анатомия убийства

повесть

Александр Лобанов

24.04.2002

Глава 4

Теперь осталось только сообразить, как же достать Смирнова. Задача трудная, прежде всего потому, что Солопов был крайне мирным и неконфликтным человеком. Как говорится, за всю жизнь мухи не обидел.

В возрасте 6 лет он заболел полиартритом, результатом чего явилась не только повышенная чувствительность к влажной погоде с тупой ломотой суставов на всю оставшуюся жизнь, но и дефект ментрального клапана. Это не очень мешало жить, но резкие нагрузки для него были исключены. Он не мог долго быстро бегать, или там долго прыгать с прыгалками, хотя на выносливости, это не сказывалось и если не требовалось экстремальных нагрузок, он не отличался от других детей. В студенческую пору он даже несколько лет занимался подводным плаваньем и спокойно получал справки в физкультурном диспансере. Но всё же этот дефект и спокойный ровный характер прибавил ему пацифизма. В начальной школе ему частенько попадало, от одноклассников, что было еще следствием того, что с первого по четвёртый класс он носил очки. Дефект зрения обнаружили вовремя, по истечении трёх лет зрение выправилось, и до сегодняшнего дня очки ему стали не нужны. Но очкарику тяжело быть агрессивным, очки в драке только помеха. Классу к седьмому Солопов заметно подрос, стал ростом выше всех, и конфликты постепенно сошли на нет. Сам он не задирался, а его не трогали. Кроме того, человеком он был общительным и добродушным, и врагов у него не было. Поступить на дневное отделение института ему не удалось, и он пошел в 17 лет работать в НИИ. При НИИ была броня от армии и вечерний филиал института, в который он успешно поступил. Солопов завершил образование и доработал спокойно до 27 лет, скрываясь под этой бронёй. В армию он идти совсем не хотел, считал это пустой тратой времени. Так спокойно проживая в своём пацифизме, он оказался неподготовленным к задуманной им мести. Навыков не то что для убийства, но и для обыкновенной драки не было.

Подойти подобно Раскольникову с топором к вооруженному охраннику дело пустое. Нужно было оружие. Где взять - Солопов не имел понятия. Представил себе как он ходит по Тишинскому рынку и выспрашивает где бы купить пистолет, и понял, что через 10 минут он окажется в милиции. Нет, надо придумать что-то другое, он как параноик вдруг испугался, что его проследят и поймают.

Он вспомнил, что у брата жены, живущего в Коломне есть газовый пистолет и поехал к нему в гости. Долго упрашивать не пришлось, достаточно было намекнуть, боязно мол одному в пустом доме...

Деверю пистолет был не нужен совсем, и он его уступил за 30 баксов, тяжеленный пятизарядный револьвер с двумя патронами. Вернувшись на дачу, Солопов приступил к переделке. От газового пистолета кроме вони и грохота пользы мало. Но если зарядить патроны с дробью или высверлить предохранительные вставки в стволе и стрелять пулями, то с близкого расстояния можно и попасть в человека. Солопов любил мастерить, и навыки у него были профессиональные, пять первых лет в НИИ он работал токарем в цехе, и только, учась уже на последнем курсе, перешёл в отдел на инженерную должность, потеряв при этом в зарплате. В техникуме он прихватывал себе часы по "Обработке металлов резаньем" и вёл лабораторки по этому предмету. Из того же техникума, ещё в эпоху "Развитого социализма", он притащил списанные токарный и сверлильный станки, довёл их до ума и частенько ими пользовался, мастеря мелкую автоматизацию для хозяйства. На то чтобы высверлить и отполировать ствол у револьвера он затратил менее двух часов, да и то из-за излишней своей дотошности и аккуратности. Теперь надо было что-то делать с патронами, два слезоточивых ни на что не годились.

Тесть в своё время был заядлым охотником, но ружьё после его смерти продали. Должны были оставаться припасы, если их, конечно, не использовал сын Андрюшка в период своей подростковой тяги к взрывам и ракетопусканию. Не особо надеясь, Солопов начал обшаривать чуланчик и сарай и к вящему удивлению нашёл пару десятков патронов, капсюли жевело, дробь, жаканы и картечь, а в шкафчике сына полбанки чёрного пороха, которым тот пользовался при создании ракетного топлива.

На создание десяти патронов ушло две недели. Найти трубку нужного диаметра и толщины стенок было тяжело, а выточить на токарном станке тонкостенные гильзы ему долго не удавалось. Он испортил наверно килограмм латуни, прежде чем получилось что-то приемлимое. Стенки у гильз он сделал настолько тонкими, насколько позволил токарный станок, в результате чего диаметр отверстия у гильзы получился меньше чем диаметр ствола револьвера. Это, конечно, уменьшает дальность выстрела, но зато гарантирует от разрыва ствола, решил для себя Солопов. В тыльной стороне гильзы он высверлил отверстия под капсюли жевело и запрессовал их туда. Насыпал до половины гильзы чёрного пороха, заткнул клочком стекловаты, он боялся, что обычная вата сгорит, положил пять шариков картечи и заткнул сверху обычной хлопковой ватой. На его счастье ничего не взорвалось.

При испытании с пяти метров картечь пробивала доску двадцатку, а с десяти глубоко в ней застревала. Грохот стоял, как от зенитного орудия, но револьвер работал.

План покушения не отличался оригинальностью, Солопов решил поджидать Смирнова возле подъезда и стрелять в него без предупреждения, если конечно тот будет один.

Глава 5

Стылым ноябрьским вечером Солопов шел по Остоженке от метро Кропоткинская в сторону Сирийского посольства. Револьвер он запихнул себе сзади за пояс джинсов, жестко и неудобно. Джинсы всё время норовили сползти, ствол давил на позвоночник, сесть в метро вот и вообще не получилось, слава богу, недалеко было ехать от Белорусской. Ему казалось, что все милиционеры оглядываются ему вслед, и он ежеминутно ощупывал себя сзади, не топорщится ли...

Наконец он достиг Мансуровского переулка, пара девиц дымящих сигаретами, проводила его пустыми взглядами со ступенек венерического диспансера на углу Остоженки и Мансуровского. Солопов повернул с Остоженки направо и, пройдя вдоль высокого забора Сирийского посольства, повернул ещё раз направо в сквер дома номер 6. Типовой сквер старой Москвы, поломанные автомобилями металлические трубы заграждений местами держались на вбитых в землю стальных уголках, местами валялись на земле расплющенные шинами паркуюшихся на ночь машин. В меру загаженный собаками газон. Детская площадка с песочницей, качелями и деревянной беседкой. Был шестой час после полудни, пустынно, никого нет. Из автомобилей припаркована только ржавая копейка с кирпичами вместо передних колёс. Исудзу нет, значит ещё рано. Солопов осмотрелся и решил сходить в ближайший магазин за пивом. Пить пиво ему не хотелось, но он решил, что человек пьющий пиво на детской площадке не должен бросаться в глаза или вызывать подозрения, в то время как праздно шатающийся крупный незнакомец может навевать мысли о Чикатило. Будвайзера в магазине не было и Солопов купил две бутылки Невского, три пачки сушёных кальмаров и зелёный Дирол, по привычке, чтобы пивом не пахло изо рта. Продавщица упаковала всё в пакет, он расплатился и с запозданием подумал, что она может его запомнить, но что поделаешь, поезд ушёл...

Он не спеша, вернулся в сквер, сел на грязную скамейку, потом резко встал и решил проверить варианты отступления. Бежать в сторону Остоженки нельзя, в 50 метрах от сквера у дверей посольства дежурит милиционер. Бежать дальше по Мансуровскому переулку далеко и всё время на виду, тот же милиционер, если побежит на шум увидит, хотя скорее он конечно с места не двинется, себе дороже на выстрелы бегать, да и с поста уходить нельзя, просто вызовет патруль по рации. Солопов пересёк детскую площадку и завернул за дом, проход вел мимо восьмого дома в сторону переулка параллельного Мансуровскому. В проходе было также пустынно и мокро, и Солопов справил малую нужду на стенку шестого дома. Отступать надо по этому проходу и переулками к садовому кольцу. Не спеша, вернулся на насиженную лавку, открыл бутылку, поставил её справа от себя и распечатал упаковку сушёных кальмаров. Надо было пить медленно, экономно, в расчёте на долгое ожидание. В голову полезли ностальгические воспоминания, местность была знакома со студенческих времен, друг детства Сашка Силкин учился в инъязе, это рядом, одна остановка на троллейбусе в сторону Парка культуры. Солопов частенько подъезжал к проходной института, поскольку был лёгок на подъём. Обычно они встречались по субботам, когда у Солопова был выходной, а в инъязе занятия оканчивались рано, часов в12 и ходили играть в преферанс в общежитие инъяза, или по девушкам, или просто выпивали вот в таких же сквериках, правда, скверики советских времён были более ухоженными. Возможно, и в этой беседке они выпивали, 20 лет прошло уж, не упомнишь. Песни под гитару, как у Смилкина душевно получалось…
Пока земля ещё вертится,
Пока ещё ярок свет…
Даже душевней чем у Окуджавы.

А однажды летом Солопов шёл по Остоженке, впрочем, тогда она называлась метростроевской улицей, и его окликнули из окна третьего этажа, оказалась Пицундская знакомая. Мысли Солопова перекинулись на воспоминая о Пицундских корпусах тех золотых времён, когда грузины и абхазы не резали друг друга, и плавно от конфликта между Абхазией и Грузией перешли к предмету его будущей мести. Смирнов уже не вызывал той жгучей ненависти переполнявшей душу три недели назад. Он решил, что убьет его, и он уже стал для него мёртвым, как вещь, выброшенная на помойку и потому неопасным. Как можно ненавидеть того, кого ты сам убил. Но Солопову вдруг стало интересно знать, что же из себя представляет этот Сергей Смирнов, хладнокровно убивший его жену и сына. Охранник, наркоман, убийца и бандит. Богатый человек способный легально заказать себе машину из Европы стоимостью в сорок пять тысяч долларов. И почему Исудзу? Для мафиози больше бы подошёл Паджеро или Лендкрузер, а тут элегантный и аскетичный кавалерист Трупер. Чувствуется некоторый вкус. Может быть, это машина его хозяина...

Размышления Солопова прервал характерный стук дизеля, зелёный с полосками Исудзу парковался в непосредственной близости от детской площадки. Солопов встал разлив бутылку на лавочку и начал лихорадочно расстегивать длинное японское пальто, пытаясь поскорее достать револьвер из-за спины. К тому времени, как он справился с этой задачей, и его дрожащие руки поднимали револьвер, Смирнов уже успел пропищать брелоком от центрального замка и шёл в его сторону по тропинке, протоптанной через детскую площадку, к подъезду дома номер шесть. Солопов нажал на курок, когда их глаза встретились, и понял, что не успевает. Отработным движением Смирнов отклонился в сторону от линии прицела одновременно вытаскивая из плечевой кобуры пистолет, сделал шаг в сторону и тривиально подскользнулся на размокшем собачьем дерьме. Под артеллериский грохот газовика он сгруппировался в падении и упал... на торчащий из земли острый стальной уголок, столбик от сломанного ограждения... Глухо крякнув, Смирнов посеменил немного ногами, лёжа на боку, и затих.

Солопов подошёл поближе и наклонился, Смирнов не дышал. Рядом с телом Солопов увидел барсетку и автоматически поднял её, подумал, что на ней теперь останутся отпечатки его пальцев, и решил взять её с собой. Положил барсетку в пакет с кальмарами и пивом, поднял пролившуюся бутылку и неспеша побрёл по намеченному пути отступления, на ходу засовывая газовый пистолет за спину на старое место. Никакой погони не наблюдалось.

Глава 6

Телефон зазвонил, когда Солопов пёк оладьи. Он с неделю не выезжал с дачи после своего покушения на Смирнова, и все продукты в доме закончились, даже хлеба не было. Была только мука да какая-то крупа, да ещё сердобольная соседка принесла пару яиц и литр козьего молока. Они с мужем жили на даче круглый год и держали кур, коз, уток и ещё какую-то живность.

Оладьи дело не сложное. Солопов принес с террасы кабачок собственного урожая, очистил его от жесткой, как стекло кожуры, вычистил семечки, разрезал на куски и пропустил через соковыжималку. Можно было бы потереть на тёрку, но это долго. Потом он высыпал размолотую мякоть из сборника в большую миску и туда же вылил выжатый сок. Добавил муки, оба яйца, развел соду в стакане с водой, добавил туда лимонной кислоты и тоже вылил в миску, посолил и тесто готово. Оставалось только смазывать горячую сковородку подсолнечным маслом и выливать на неё полученное тесто. Оладьи выходили пухленькие и румяные, аппетитно золотистого цвета, наверно кабачок опылился от тыква, мякоть у него желтая и сладкая. Тесто почти закончилось, когда раздался звонок телефона. Телефон был местный Жаворонковский, и звонить из Москвы можно было только по меж городу. Звонок был как раз такой, настырный междугородний. Солопов отставил сковородку с огня, перевернул оладьи на другую сторону, авось не сгорят, и пошел в комнату, где стоял телефонный аппарат.

Звонил Венька, Солопов не помнил когда давал ему дачный телефон, может в последнюю встречу...

Привет... Ты только не пугайся... К тебе тут один человек хочет подъехать, поговорить...
Как к тебе на машине проехать...
С Минки поворот на Жаворонки... ага
А номер участка...
Жди, через час будет, его Рафиком зовут

Солопов успел допечь оладьи и съесть их все, запивая козьим молоком, когда к даче подъехала восьмерка. Рафик оказался невысоким и тощим мужчиной неопределённого возраста, что-то за тридцать, лицо с мелкими не запоминающимися чертами, маленькие глазки бусинки. Наверно он заявился из-за Смирнова, совершенно спокойно подумал Солопов.

Приехав из Москвы после своих приключений в скверике дома номер шесть, Солопов подальше спрятал револьвер и осмотрел трофеи. В барсетке он нашёл паспорт, документы на машину, записную книжку и кучу денег. Он насчитал около шести тысяч долларов и восемь тысяч рублей. Деньги Солопов спрятал, а всё остальное сжег в печке вместе с барсеткой, незачем было оставлять улики.

Не буду утверждать Владимир Леонидович, что я Ваш друг начал свой разговор Рафик, - но ряд обстоятельств, ставит нас по одну сторону баррикады...

Со слов Рафика Солопов понял, что милиция проведя расследование, пришла к выводу, что смерть Смирнова несчастный случай, что почти соответствовало истине, непонятным было только наличие пистолета в его руке и отсутствие при нём документов. Причём милиция, скорее всего не выйдет на Солопова и не сможет даже догадаться о возможных мотивах его Солопова действий, поскольку в милиции ничего не известно о причастности Смирнова к смерти жены и сына Солопова. Контора, в которой работал Рафик, вела скрытое наблюдение за Смирновым, и они без проблем вычислили причастность Солопова к его смерти. Контора не передаёт свои сведения в милицию, единственное, что их интересует, документы которые были у Смирнова.

Рафик вроде бы поверил в то, что Солопов сжег барсетку и оставил себе только немного денег, которые там нашёл, но тут же сообщил о наличии некого Гулого Михаила Борисовича.

Гулый как раз и был хозяином Смирнова. Он влиятельный человек, при его холдинге есть служба безопасности и для этой службы не является секретом подвиги Смирнова. Сопоставить факты им не будет составлять большого труда. Возможно, они не хотят, чтобы документы из барсетки Смирнова попали в чужие руки. Они вполне могут выйти на след Солопова и, скорее всего не поверят ему. Методы их работы могут быть крайне неприятными.

По мнению Рафика, Солопову надо бы уехать куда подальше и затаится на годик другой, потом документы перестанут быть актуальными и о нём, скорее всего, забудут, если немного повезёт, конечно.

Рафик уехал, оставив Солопова в некотором замешательстве. С одной стороны ему было совсем наплевать на свою жизнь. Смерть Смирнова принесла успокоение, но душа так и осталась пустой. Бежать куда-то, спасться было выше его сил. Он вдруг подумал что, очевидно, это Гулый прикрывал Смирнова в его преступлении и именно Гулый виноват в том, что он Солопов стал убийцей. Какая сволочь. И Солопов вдруг понял, что не остановиться, он достанет этого гада, пока не достали его самого.