Глава 1 - 3  -   Глава 4 - 7  -   Глава 8 - 10  -   Глава 11 - 15  -   Глава 16 - 19  
Глава 20 - 23  -   Глава 24 - 28  -   Глава 29 - 34  -   Глава 35 - 36

ГЛАВА ОДИННАДЦАТАЯ

Алексей чувствовал бесконечную тяжесть в ногах,а все его худое,иссиня белое тело,длинный нос,укрупненный подборо-док с ямочкой,иссохшие руки со все еще красивыми пальцами и миндалевидными ногтями казались невесомыми, если бы не костистость и рост,производившие впечатление большой по-ленницы дров,сложенной на кровати с панцирной сеткой в форме ортопедических протезов,соединенных крупными сус-тавами от фотоштативов,выпиравшими из-под белоснежной простыни.

Свежевыбеленные потолки и стены без следа обоев,краше-ные доски пола,издававшие неповторимый запах высохшей олифы,большое окно в старом переплете за его головой, ма-ленький экран телевизора и скудная мебель напомнили ему,что его привезли из больницы домой,где он уже нес-колько месяцев безвылазно находился между жизнью и смертью.Сердце как примус,накаченное глюкозой и строфан-тином,еще издавало шипение,а внутреннее чувство говорило ему,что он уже находится в гробу.Правда,этому не хотелось верить,была надежда.Надежда не умирала последней,она не покидала его никогда.И он часто говорил домашним:”Если бы кто-нибудь сказал мне,что я завтра умру,то я снова бы выкурил папиросу,съел бы банку икры и запил бы все это удовольствие бутылкой водки”.Но смерть пока еще не приходила.И ее черная дыра сияла где-то рядом,но не над ним.А сердце для обезболивания пило воровато запрещенную тишь из тонких рекордовских игл шприцов и пункций, выливавших из его тела прозрачную жидкость с сукровицей, и,временно,оставлявших его сознание эфирно-чистым,таким чистым,словно он собрался спать в том гробу,который рисо-вался ему внутренним чувством после полуночи,когда сердце пировало с тишиной кажимого благополучия тканей его тела.

Бесконечная тяжесть в ногах не прекращалась,пульс в них давно уже не прощупывался,отчего встать в полный велико-лепный свой рост без посторонней помощи ему было трудно. Приходилось признавать,что жизнь кончается и с этим нужно было считаться.Как не хотелось с этим считаться! Боже,какой здоровый и сильный,красивый был он в молодости.Теперь только фотографии на стене да в альбомах передавали его томный и прочный пристальный взгляд карих глаз.В них таилась доброта крупного ростом человека,сила и мужество к обстоятельствам жизни,которые загоняли его в чернильный пенал,делая его неразговорчивым и молчаливым не потому,что по природе он был таким,а потому что рыкающий на пенал лев был казнелюбивым владыкой.И чудище это плодило моло-дые смерти без счета,истязая стариков,оставляя бесприют-ными детей,сестер и матерей ради всеобщих гончарных рав-нин будущего человеческого счастья,без которого никак нель-зя.

Обстоятельства текущей жизни изменились.На него никто не рычал.Осталось только внутреннее чувство бесконечной осторожности,свойственное даже его старшему сыну,вконец перепугавшемуся в то время малышу,когда темной ночью 38 года в дверь его теперешней квартиры громко постучали.А он уже привыкший к этому чувству бесконечного неудобства да-же не раздевался и не ложился в постель до трех ночи, пото-му что всегда находился в ожидании прихода пособников вла-дык,снимающих свою человеческую жатву кузнечными кле-щами.И когда выяснилось,что это такие же как они бедные люди искали помощи от болей для своих близких у его жены,врача-хирурга по специальности,то чувство безысходной беззащитности овладело им,и он окаменел в своей непод-вижности,слушая мелкую хвойную дрожь громких рыданий вконец перепугавшейся жены.

В настоящее же время считалось,что все большеротые товарищи пьют свободу,посвистывая скворцами.И хотя это было далеко от истины и работу терял всякий,имея лишь право чистить сортиры по великому разрешению пчеловода, тем не менее,портреты известных якобинцев уже не так часто мозолили глаза окружающим,а двери суицидных капищ рас-пахнулись,люди готовились жить во времени,а небо начинало беременеть будущим.Он тоже стал надеяться.И полагал, что настанет время и будет восстановлено честное имя его отца Ивана,канувшего в лету за власть немногих.

Хлыст минувшей войны прошелся по нему сполна,оставив заскорузлую отметину на сердце рубцом инфаркта, послед-ствия которого он пожинал текущим состоянием воина-по-бедителя.Шапка холодного пота охватывала его сейчас как результат бесконечной изнурительной без сна работы,в кото-рой рождались его изобретения и открытия в области техно-логии новых металлов и за которые в конце рабского труда он был удостоин награды в форме раскрашенного льва и цветного как павлиний хвост диплома лауреата.

Менялись львы,барбосы и выдры,снимая посмертные мас-ки своих ликов,удобно устраиваясь в каменных узилищах бо-родатого востока,и несть было новых решений по переиме-нованию и перезванию уже званых и призванных.

И в этот день,непременно сегодня,персидские начальники с совиными крыльями должны были забрать у него дипломы и знаки льва,вручив за ту же старую проделанную им работу лавровые листья поваленных дубов и маленькую книжечку-цитатник-свидетельство его заслуг пред мощью византийской системы,крепко стоящей ногами Молоха на одной шестой части суши земного шара.

А государство,игрющее в жмурки со свои народом,все не приходило и не приходило.А он маялся, и тело его болело смертной болезнью и полнилось тоской скоротечности жиз-ни,отбивая пульсы прошлых видений-событий,в которых были и молодость,и счастье, и любовь,и невысказанное горе, зову-щее к отмщению,но в силу пенального образа жизни и измо-рози страха в крови за судьбу своих близких,он не мог себе не то что представить,но и помыслить,что кто-то,наконец, вобьет, осиновый кол в могилу пусть дохлого,но звероподобного владыки,не дающего теперь ни масла,ни запаха,но одну только смердь.

И это чувство красно-розового мусора,мертвой травой за-бвения уже начинающего облетать с цветов и деревьев жизни, радовало и страшило его не тем,что сам он не увидит про-исходящего,но своей хрупкостью и ненадежностью будущего.

Стук в дверь!Это слуги творца-формовщика красной судь-бою появились в проеме двери и сразу же заполнили собой всю небольшую его квартиру и комнату,где он лежал.В глазах их было недоумение цветочной рассады с презрением взираю-щей на комки мертвящей земли,куда им следует опустить кор-ни в доказательство своего процветания.Они требовали тор-жественности своего приема,а присутствовали при умирании, при страданиях плоти,превращающейся в удобрение будущего дня.

Его сердце,иногда,просыпалось от коротких вспышек пос-тупающего через кровь кислорода,отчего в голове на короткое время возникало колыхание подушкообразных ответственных лиц,вручающих ему темные лавры в новой упаковке.

Им хотелось холить цветочную грядку.Для него они были тощие пигмеи в его всепоглошающей битве за глоток кисло-рода,которого ему так не хватало в силу того,что он стоял в мужественной позиции своего высокого роста,а не лежал как этого требовало его сердце и сосуды.

И перед глазами его,вдруг возник образ боевого генерала их дивизии,который в силу обстоятельств умирал раньше его на больничной койке в той палате,откуда его недавно вывезли родные тоже умирать,но позже,чем тот боевой генерал, тогда ползавший по полу и нюхавший собственный кал с удоволь-ствием,словно свежие карты предстоящих боевых действий прекрасно продуманной им операции.Они умирали в нищите не будучи даже членами партии по обстоятельствам своей жизни.Они служили своей Родине как могли в эти суровые годы.Были забыты ей,но слава Богу,не уничтожены.

Их обливали ушатом молвы рабочего класса,натравливая на них их собственный народ,казня их едким позором лищен-цев,отщепенцев,детей врагов народа.Хорошо помнил он как ему пришлось публиковать в областной газете письмо отре-чения от своей семьи,чтобы вовремя окончить институт, жить отдельно от нее.Темными унылыми ночами,преодолевая косые насмешки сокурсников,по углам и подворотням пробираться домой,чтобы повидать близких и родных людей.

Народ,затаив воспаленное зло,наблюдал с злорадным инте-рсом за верным трибуналом своим.Предательский кругозор мнился повсюду,желанный многими,молниевидный и бесстыд-ный.Поэтому шаги его в ночи и ранним утром,когда он уходил в институт из отчего дома, дрожжали в ярме страха и чувство трутня на коже трудового класса уже входило в его сознание и не покидало его души,задавая стыд перед яркогоревшими на темном небе небе сибирской ночи звездами,наблюдавшими с холодным бесстрастием за теснинами кажимой измены делу рабочего класса.

Спокойный мужественный взор уже не мог появляться на его лице,он становился замкнутым и лишь вскользь взгляд его встречался со взглядом его сокурсников,рабочих-студентов, проснувшихся для труда седой саги о равенстве и братстве в дерзновенных починах собственного труда,где ему отводилось место рыжих, стоптанных башмаков среди молодых рабочих-палладинов, приобретающих дипломы в холодном узилище умов и беззаботности пламенных взоров пролетариата,для ко-торых вероятность рухнуть в каторжный режим безупречного строя, хотя и была возможна,но не так велика как для него.

ГЛАВА ДВЕНАДЦАТАЯ

Будучи одет,он всегда чувствовал себя голым перед об-щественным собранием, как и тогда,когда ему приходилось делать попытку получения билета члена профсоюза,хотя он уже в течении нескольких лет проработал,зарабатывая себе “папу от станка”,на стройке нижне-тагильского металлурги-ческого комбината.Члены профсоюза как священные птицы священной страны со своего необъятного вожделенного неба с удивлением смотрели на эту его бесплодную попытку про-никнуть в святая святых их торжественного благополучия,за которыми стояли ненавидящее властное чутье пролетария к сыну бывшего купца-шубника.

И не сносить бы ему головы,когда назло всем обстоятель-ствам,он окончил технологический институт и стал налажи-вать лабораторию в другом, еще очень молодом городе,куда и был приглашен как специалист подающий в технологии металлов большие надежды и ценимый специалистами-инже-нерами своего профиля.Строгая тень заводских корпусов, нависавшая над ним день и ночь, спасла его от погребения,в котором заживо оказался его отец и старший брат,последо-вавший за ним круговым мельничным путем,превращавшим человеческую плоть ни в доброе дело,ни в молитву,а в тем-ную яму,нагруженную доверху костьми жертв пролетарского Молоха.Тяжкие капли слез его не могли разжалобить темени самого свободного из свободных народов,хотя одна слеза му-ченика перевесит груз попоклений.

Душой и телом отдыхал он только в минусинских хвойных лесах,где оказался на практике перед защитой диплома среди молодых геологов,которые,сутулясь как скрипачи, совершали черновую работу над окованной неизвестностью окаянной зем-ли в поисках Мекки приложения человеческого труда и извле-чения пользы.Впервые,именно здесь он почувствовал приглу-шенный и порывистый ветер и потрясающий эффект прош-лого,в котором часы идут в обратном порядке,а солнце для избранных совершает свой круговорот с запада на восток.В эти роковые минуты он понял действительность,что высве-чивала в нем свет истины.Как работник практики и про-фессиональной добросовестности он зримо воспринимал неоднородность пространства и времени,в котором алхимия, астрология и магия не есть синоним средневекового мрако-бесия,но арфа распускающегося голенища вселенной.И соеди-нение ответственности с безответственностью,в котором еди-ное ответственно за себя,где при каких-то особенно высоких скоростях света следствие предшествует причине,а причина превращается в цель,в идеал при полном сохранении телес-ности, такое соединение сопровождается физическим преоб-ражением тела и возникновением океана любви,которым сле-дует обнести свой дом,буде он находиться даже без огней в театральном холодном сарае.В такой миг он бесконечно глубоко понял, что его жизнь подошла к перелому и все пути пройдены...Он понял,что любит и будет любить всю жизнь ту белокурую девочку,которую он увидел на представлении опе-ретты “Граф Люксембург”,даваемом в их городском театре,где он и познакомился с ней,лишь позднее узнав,что она и ее брат Валентин вызывают всеобщее восхищение своей красо-той,обаятельностью и высокой порядочностью.Это новое дви-жение в его душе,совокупно-умное и жизнеродительное,не вы-ходящее ниоткуда,заработало в нем как живое существо телес-ных и душевных движений.И эта природа внутреннего духов-но-телесного огня не покоится после прибытия в его соз-нание,а двигается по кругу,не рассеиваясь по прямой.И тогда он осознал,что ему нужно двигаться по кругу струнного строя той красавицы,которую он выбрал себе теперь в жены и в которой гармония песен,гармония сил задевала его за живое.

Они поженились в декабре.И хотя солнце как и для всех обычных людей всходило для них на востоке,им казалось,что оно восходит на юго-западе,но они не хотели,чтобы все люди увидели их чудо воочию и полагали,что чудо их любви неко-му опровергать и это достоверное событие в человеческой истории.

Максимум света чувств в мраке действительности превра-щал их бытие в небытие.Реальная же действительность свиде-тельствовала об отсутствии смысла в происходящих собы-тиях.Максимум света чувств давал им неохватную бездну све-та нищенского благополучия,в которых любовные утехи не превращались в нехитрое занятие чаепития за утренним сто-лом,а досадные железнодорожные недоразумения не вызывали затемненности в ослепительной бездне чувства.Материя ин-тимности,являвшая в их сознании инобытийную форму,не пре-вращалась в их чувствах ни в вещи,ни в формы,ни в досадный пейзаж,от которого ни уйти,ни уехать.Они любили и были любимы друг другом.

Световые оттенки умного света их любви отягчались жалобными стонами темной горечи нищенского уровня жиз-ненных условий,в которых храбрый муж,раздвигая душу, пы-тался обеспечить крохи материального пропитания,но из пу-затой зари общечеловеческого благоденствия в лучшем случае выползали тифозные или брюшнотифозные вши, творимые именем ликующих знамен нового бытия,призывающих об-щими усилиями в едином порыве пролетарского пения возд-вигать перед носом еще не стряхнувшим свой горб капитала радость пустого желудка,тлен серого праха обносков,строить замысловатые очереди из товаров первой и второй необхо-димости.Они были не единственными.Так жили все или почти все.

Чужое счастье невыносимо.Свое приходилось прятать как электричество обеих родов,которое будучи смешано в равных количествах в атоме,превращает его внешнее действие в ноль. В заряде любви как в электричестве-смысл материи.В земля-ной материи и материальной земле таится и зарыт великий и вечный смысл светоносного тела,рождающего лоно богов и людей.

И если ядовитые вороны,насытившись дневными рубинами звезд кремля,в своем музыкальном клекоте дерижировали бур-лящими потоками масс,внушающими страх могучих и черст-вых язычников,в котором загнивающее райское дерево запада лицезрело заговор багряных кошек,разрывающих громыхаю-щие цепи,то его частная жизнь потому и могла называться счастьем,что состояла в обретении хотя бы ненадолго,хотя бы изредка,хотя бы мимолетным мгновением умного света во все-сущной бездне.

И когда плод этой любви разрешился появлением на белый свет его первенца-сына,он был бесконечно счастлив,а приз-раки горя и одури пространств,в которых варвары,хазары и сарацины нового времени зазывали голосами херувимов стро-ить новый мир по новым законам,отступали в своем бессиль-ном величии.Языческое,сатанинское ликование слепой судьбы касалось ему в этот момент только в том смысле,что плоть его внешне присутствовала в незримом горении всех в одном, но она существовала как иное просветление в теплом и радо-стном сознании его,их единственной любви,в которой вода, кровь и сила их страсти получили прозрачность и оформлен-ность одновременно.И в этом смысле образ нового существа различный и тождественный ему,его плоти,начинал свое само-стоятельное по беспечности и невинности безгорестное само-проявление подвижного действия,содержащее умное качество, которому еще предстоит столкновение с тупым, мрачным бес-силием немых масс.Но ему казалось или хотелось думать,что чистое зрение его первенца сохранит напряженность осмыс-ленности умного бытия.

Огромная ночь,надвигавшаяся с запада,уже приступала к стиранию звуков,в которых отстутствовал братский час всеоб-щего веселья,а приятные и нежные песни,словно неумытые бабы,грешные душой,напоминали ему дни далекой юности,в которой грех считался доблестью молодого тела,настигающего самку в гареме своего пренеприятного соседа.

Математическая теория относительности нравственных устоев,звериного чувства радости уничтожения себе подоб-ных, возникавшая как эмпирический опыт освоения прост-ранства в данном месте,предшествовала самому опыту,конст-руируя огненный узор,мерцающий над страною,в которой мера организации вещи делала беспомощных людей сильными, живущими одним днем,а планирующими жизнь на год.

И в тот день,когда у него появился на свет второй сын,он уже понимал,что жестокость и грубость не уменьшат своей силы,они не смягчаются,а растут,и развитие человеческой формы в конце концов превращающей ее в людей,не есть от-крытие истины блаженно-равнодушного космоса,но всем пра-вит молчание.И только оно способно сохранить и приум-ножить его любовь в гармонии,которая для окружающих есть великая и несказанная дерзость в своем соединении ответ-ственности с безответственностью реальной жизни в общест-ве и человека в нем.В этой жестокой,играюще-равнодушной,ос-лепленно-зрячей диалектике есть судьба,герой и гармония от вражды и злого шепота наушников,трясущих бабьим крупом, освобождающих людей от груза их жизни свинцовой заплатой в лоб.

Красочна скорбь женщины,прозревающей страх предстоя-щих испытаний своих близких,тяжелый оползень безумной тоски сковывает и втаптывает в дорожную пыль тьму стра-даний,но неизмерима скорбь любящей женщины,когда камен-ное лицо наступающего дня одним росчерком косого луча солнца перечеркивает жизнь любимого,оставляя на беспри-ютные страдания ее малолетних детей.Так приходит война!

ГЛАВА ТРИНАДЦАТАЯ

Смерть,месящая человеческое тесто в построении сонма народных прав,как начало в окружности своей диалектики совпало с ее концом-жестокой и божественно-всемогущей ис-торией войны, по колено в крови топчущей нежный луг пле-мен и народов.И гимны,и джины в хрипоте своего расчле-ненного языка в форме исусства и мифов являли источники видения,будоражущие людской род,где цветет война,теребя сумрачного гения веселий,стальным клекотом сеющего ужас в городах и жизни человеков.

28июня1941года,не успев попрощаться с женой,оставив ей только записку,написанную серым карандашным грифелем: ”Милая,родная!До свиданья...,а может быть прощай.Береги наших любимых,дорогих сыновей.Прости,если когда огорчал тебя.”-он уже в 11-30 катил в товарном вагоне поезда в свою неизвестность.А мимо ужасом шелестели толстые леса,ночные фонари и скверы,темные предместья, и оранжевый туман солнца,пропахнувший гарью паровоза, хрипло хохотал, врыва-ясь со свистом в полуоткрытые двери товарного вагона.Дикий грохот смерти добросовестно наростал,хмелея в народном месиве тел,в щетине криков потерявших друг друга людей,в каменных постелях городов,в мягкой плыни стогов сена поселков,на аллеях и мостах,забитых техникой и суетой,на асфальте и глине дорог,где людской вал,пожирая сам себя, оставлял скарб и мертвый,слабый и обезумевший от свалив-шегося на него непосильного горя людской сор.

Толстая белобрысая рожа его непосредственного началь-ника,который поспешил сунуть его в эту мясорубку,надеясь на быстрый его конец,не вспоминалась до самого конца вой-ны,когда,наконец,он демобилизовался и как фронтовик, и ор-деноносец вновь появился в своем родном институте, который за это время превратился в секретный завод союзного значе-ния.А те из них,с кем он начинал,стали спесивыми и суро-выми начальниками цехов,во время войны вобравшими в себя и свои семьи бесчетное количество продуктовых и вещевых литерных пайков, предназначавшихся для рядовых рабочих и семей фронтовиков их завода,но в силу усушки и утруски, оседавших у приосанившихся тыловых крыс,на каблуках дер-зания которых всегда было пропечатано послушание и испол-нительность,вливающие в уши окружающих для нанесения наименьшего урона себе соображения о своей чувствитель-ности и сострадательности к людским судьбам масс, нахо-дившихся в их подчинении.Простоволосый плач этих масс, правда,никогда не доходил до ушей этих начальников до тех пор,пока высшее начальство,являющее собой колючую метлу в барашковых пальто и белых бурках с пистолетом на поясе,не нарисовывалось в чернолаковых ”эмках” для куража с целью распределения,например, вагона алма-атинских яблок среди страдающих без витаминов слуг завода и сбора картофеля-урожая заводского хозяйства,исчезавшего в домашних амбарах начальников городов-героев Москвы и Ленин-града.Тогда меньшие начальники подобострастно служили старшим, баю-кая их в собственных квартирах местными спиртовыми на-ливками,горячими пирогами и пельменями, и соленьями: груздями, красной и белой капустой,приправляя перефирий-ную снедь разговорами о высоких заслугах старших начальников перед заводом.

В душе- сущность есть принцип всего.И потому сущность есть все,чем является душа.Поэтому только душа и есть жизнь в кромешном мраке террора,войны и послевоенного страха не умереть с голода от низкокалорийной пищи и бес-конечного рабского труда.Сущность и жизнь души составля-ют единство,фитиль которого задает формообразование лич-ности,вникающей в окружающий мир мощью набухшего соз-нания,отсекающего курносых пиратов чиновничей касты от творцов,в своем высшем совершенстве,гранящих идеи в от-крытия и изобретения.Когда народ отказывается от своих ге-ниев и отправляет их на плаху за убеждения,множество отно-сительно прочих существ пытаются созерцать себя, обозреть и обнаружить силу новых понятий,превращая их в тело дела, которому они служат.Высокомерные фарисеи от науки в этом случае творят что-то комическое с важным видом на физио-номии,пытаясь проникнуть в мысли и рабочие тетради соседа и выкрасть из них все возможное,чтобы украсить свое бес-стыдное достоинство.Но не ими была полна всегда пучег-лазая от слез Россия,а теми,кто подходит от бесконечной сути при-чин как потенции к творчеству,в котором язык личностной своеобразной определенности как продукт интеллигенции, превращается во взлет фантазии в движении рассудка и таинства к изобретению и открытию.

От крови и слез в своеобразном различии вещей и обуча-ющих причин на поворотах дерзания он становится пер-вопроходцем в новом направлении получения особоважных для техники металлов.Сначала обрывки мыслей,а затем по-мыслы в форме идей,возникали у него в голове чаще всего в такие прозаические моменты,когда он, в редкие неспешные минуты свободного времени, шел по дощатым тротуарам до-вольно широкой улицы в сторону территории завода,а мимо него,гремя на стыках рельсов, с видом устремленного вперед болвана громыхал переполненный трамвай,забитый людьми до отказа так,что в конце пути смело можно было выносить лю-дей на остановку бесчувственными штабелями дров.Но люди в силу известных только им причин собственной выносливости выходили сами,ругаясь и даже улыбаясь, скрывались в проход-ных своих предприятий,заводов, фабрик, мастерских, боясь опоздать,боясь нарушить ритм строго заведенных государст-венных часов,за нарушение ритма которых следовало неминуе-мое наказание лишения свободы.Еще с удивлением смотрел он, как человек недавно переставший быть военным, на зеле-ную траву, выбивавшуюся из под досок тротуаров,на свежие лопухи и колючку, в изобилии росшую по сторонам тротуа-ров,на зеленые палисадники одноэтажных частных деревянных домов,на пустыри и площади между домами, засаженные полями частного картофеля,на просторные разводы луж и грязи,заполняющие все остальное свободное пространство до громадной территории пустыря с единственным дощатым деревянным зданием на нем и аляповатой вывеской: ”БЕГА”, куда во воскресеньям устремлялась разношерстная масса людей в телогрейках или синих рубахах,где проигрывались в тотализатор последние заработанные копейки,а затем по окончании представления,здесь же,за воротами у рюмочных, где люди обычно заправлялись короткопузыми стаканчиками водки, закусывая ее селедкой с луком и соленым огурцом, возникали страшные драки с использованием, вынимаемых из-под полы финок,узких ножей с разноцветной наборной плек-сиглазовой ручкой,кинжалов и даже сабель. Выбитые глаза, отсеченные пальцы и кровь-все что оставалось для опоз-нания,прибывающей на место событий милиции.Сами зачин-щики разбегались,а затем после отъезда милиции собирались для драки вновь,чтобы продолжить выяснение своих пьяных отношений.На эту повседневную жизнь улицы с ее разбор-ками,людской суетой в городе,в котором, как ни странно, во время войны сумели открыть даже оперный театр и поставить после войны бронзовый бюст трижды-герою летчику, урожен-цу этих мест,с безразличной откровенностью взирала клад-бищенская церковь,умостившаяся рядом с заводом. Кладбище возникло еще до революции.Здесь хоронили ре-зультаты своих посильных трудов и красные,и белые.Сюда складывали все, что осталось после шелеста крови в людских телах,когда злое сумасбродство, болезнь,старость или другие существенные об-стоятельства приводили к отмиранию че-ловеческих усилий жить.Здесь находили приют и бедные,и богатые,и старые, и молодые,и те,кто едва успел вдохнуть в свои легкие первый глоток воздуха и прокричать вопль собственного появления на белый свет.Когда он проходил мимо этих мест,его охватывало чувство бесконечного непостоянства кладбищенской тишины. Он поймал себя на мысли, что чувство этого непостоянства не есть результат какого либо умозаключения,а просто сожаления человека понимающего суть вещей и их порядок в том родо-вом скопище,в котором ему,еще не старому гражданину своего общества,уже пришлось поседеть.Пройдя войну от Москвы до победного Берлина, подобные ему не любили распространять-ся об успехах и молодечестве на войне,он видел и отдельные,и братские могилы, как и громадные скопленния вообще незахо-роненных под Ельней людей,где они выходили из окруже-ния,где погибли многие его друзья и сослуживцы,а он остался жив, скорее не в силу каких-то особых обстоятельств,но в си-лу того,что никогда не спешил и умел окапываться при воздушных налетах противника.Нет,он не видел постоянства в мирной жизни даже у захороненных на кладбище людей.Он понимал,что при всей достаточности места для таких за-хоронений,все они рано или поздно будут уничтожены и прев-ращены в парки общего пользования и радостных гуляний будущего беспечного народа,не помнящего своего родства. Ублюдки старых лет никого не будут тревожить в новом сияющем мире беспечных людей его родины, которую ему и сразу,и постепенно подменяли, доказывая и словом,и делом, что он не просто грешный человек, но слеп на оба глаза,он виновник тревоги общества, которое выдубило кожу своих граждан и пустило их нагих по миру,а потому темная,смутная и тяжкая жизнь его,которая до последней капли крови должна напитать общество его породившее, давшее ему образование и напоминавшее ему о прошлом его предков-лишенцев и врагов народа,эта тяжкая жизнь и есть советская родина,а другой у него и не было и нет.

ГЛАВА ЧЕТЫРНАДЦАТАЯ

С деревьев облетал последний пух золотой осени,когда молва в московских кабинетах министерства недвусмысленно намекнула,что премия по технологии производства металла удостоина высокой награды Льва и ряд работников завода может расчитывать на денежное вознаграждение при условии возврата некоторых сумм за премию высоким кабинетным чиновникам.Дни и ночи темного,тяжкого труда были уже ни в счет,они превращались в душистых рябчиков и шампанское для чиновников,от которых зависела своевременная выплата премии,так как,именно,премия могла бы послужить тем не-большим трамплином для его семьи,отделяющим ужасающую нищету от прозаической бедности,когда младшему сыну его можно было сшить детские брюки не из материала зонтика,а из дорогостоящего и дефицитного сатина.

Размеры премии,одно упоминание которой производило на окружающих впечатление громадного богатства и всесторон-него благополучия,оказались более чем скромными,но проя-вили к нему врагов несчесть.Особенно хмурил и отводил ост-рые глаза свои один из его сослуживцев,до войны радивый гость всевозможных компаний и застолий,обладавший высо-кой общительностью и политической грамотностью,но имев-ший своеобразный личный недостаток,проявлявшийся обычно в конце очередного престольного праздника или в новый год,когда он ,вдруг неожиданно от бурного изъявления чувств к окружающим, вскакивал на стол,заставленный скромной едой и напитками,вытаскивал на обозрение свой отросток, предназначенный,вообщем-то среди людей для интимного применения,и начинал поливать честное застолие дурно-пахнущей минеральной водой.Эти невинные развлечения всегда сходили ему с рук под тем предлогом,что он хороший инженер и начальник отдела.Во время войны,разумеется, та-кой умелец народного развлечения не был мобилизован, почивал на лаврах уже начальника цеха и часто приносился домой рабочими завода в мертвецки бесчувственном сос-тоянии.Почему-то именно он больше всех страдал и маялся глубокой несправедливостью раздачи премий Льва,открыто выступая в рюмочных среди местных рабочих с разоблачи-тельными словами.От избытка горя и обливания сердца своего слезами во время пьяных излияний он замерз холодной осенью того года,вызывая искреннее всеобщее сожаление и помянут был добрым именем среди всех знавших его,так как слабостям человеческим числа нет.

Миновали времена,сопровождавшиеся рисованием и выве-шиванием портретов лауреатов на городской доске почета,и опять потекли будни времени бесконечного,переливающегося из одного сосуда дня в другой,наполненные внешними собы-тиями рапортов ко дням смычек и завоеваний на трудовом фронте,потрясанием портретов высокомерных фарисеев,в сла-достных и приятных физиономиях которых томилась истома комического экстаза.

Взаимопронизанность времени его личной жизни с жизнью его семьи была нераздельна,но неслиянна,поскольку он встре-чался со своими детьми,когда уставший и измотанный выпол-нением и перевыполнением планов,поздно ночью приходил домой,наскоро ужинал и,зачастую не раздеваясь, засы-пал,тяжело всхрапывая,укрывшись недочитанной газетой.А когда он рано уходил на работу,то сыновья его еще спали, приятно свернувшись в постели и переживая сладость детск-ого сна.И это чистое созерцание сна его детей,его сыновей сливалось в его сознании в нераздельность факта и сущности диалектического смысла его постоянной позиции- объеди-нения в одно целое в сверх-пункте тождества мышления и бытия,порождающего мир идей и тем самым интеллект, в котором и психология,и логика,и само познание умещаются в такой единой и нераздельной студнеообразной массе мозга, уничтожить которую не просто,а очень просто,но которая от этого не перестает оставаться таинственной частью фило-софии,о которой он ни с кем не заговаривал,но которая све-тилась в его умных карих глазах,в его переживаниях за судьбу своих близких и которая навсегда останется в умопос-тигаемом качестве божественных истин,о чем любил говорить ему его дед Артемий,когда,уйдя на покой и передав все финансовые дела своему сыну Ивану,его отцу,любил разъез-жать в кошевке,запряженной тройкой, в гости, по знакомым,в баню,просто катать своих пятерых внуков,одаривая их к свя-той Пасхе золотой пятерочкой каждого,исправно выполняя свои обязательства старосты в кафедральном соборе, вызывая уважение местного архиепископа Макария,возвра-щаясь домой поздно,но неприменно требуя ужин, состоявший из жирных щей,ломтя черного хлеба и бокала золотистой мадеры чистого и свежего вкуса.

Эти эйдетические жизнерадостные умственные видения, неведомые окружающим,помогали ему переживать хмурые обстоятельства жизни,которые нельзя было назвать сладост-ными и приятными,а,даже наоборот,тревожными и суровыми, поскольку старческое слабосилие,власть придержащего вос-точного владыки,разрезающего скукожилья своих сограждан усилилось сразу же после окончания войны,наполняя беск-райние сибирские леса лагерями и личными архивами заклю-ченных,соревнующихся в шариковращении человеческих душ, выводящих кривые предателей,евреев,отщепенцев искусства и наук,которые нахально клевещут на нашу советскую родину. Под многообразием,или множеством, испепеляемого народо-населения,мыслимого как единая совокупность, устраивались эксперименты в пользу возведения ядерного щита,и все сво-бодное в своем нелагерном распорядке дня людское крошево городов,городищ и поселков сладостно клеймило в едином гневном порыве,возникающих как грибы отщепенцев и,зани-маяясь шапкозакидательством запада,радовалось очередному снижению цен на дефицитные галоши и другой ширпотреб, выходило с плакатами,транспорантами и здравицами в адрес родного правительства,понизившего в своем римском величии цену на хлеб и водку,запретившего презервативы, аборты и возлагающего алименты на любого,кого укажет женский объект,обладающий всеми признаками беременности.

Народ радовался окончанию войны и в своем младен-ческом экстазе радости победителей еще не понимал того факта,что победитель последним выпивает до дна всю чашу лишений и скорбей.

Ему некогда было заниматься воспитанием своих детей вовсе не потому,что он искренне не желал этого,а потому что общение с ними было запрещено самим ритмом его рабочей жизни,которая требовала от него постоянного присутствия на работе,что,впрочем,было само собой разумеющимся и в дру-гих семьях интеллигентской среды того времени.Восточный владыка страны,сам работавший по ночам,задавал ритм рабо-ты всей стране,и страна,следуя указанию вождя и корм-чего,усердно выполняла свой рабский долг,называвшийся вос-становлением разрушенного войной хозяйства,подписываясь от чистого сердца по нескольку окладов вперед на государст-венные облигации займов развития и восстановления... Побо-ров было предостаточно.Однако эти поборы сопровождались удивительными злоехидными замечаниями на каждом углу в адрес молодого подрастающего поколения,воспитыва-емого в духе преданности не просто Родине,но обязательно Советской родине как будто родина по окраске и цвету прилагательного обязана различаться в сознании каждого смертного. Оцара-панные кривыми когтями души молодого подрастающего поколения до неприличия осознавали громадную воспитатель-ную роль всей системы государства,в мощном душедробиль-ном аппарате которого только и были заложены правильные и верные принципы роста сознания, которое должно быть не-применно на распашку как окна до-мов во время жары, пос-кольку только такое общество учит и бесплатно,и хорошо,и правильно,а если и тянется кровавый след государства над сво-ими гражданами,то последние суть лишенцы, отщепенцы, ин-дивидуалисты, носители буржуазных пережитков,от которых вся страна избавляется и вот-вот совсем избавится.И тогда нас-тупит счастье,счастье для тех,кто усвоил мудрые заветы системы и слова вождей.

Тем не менее,смущаемые душой запахов импортных про-дуктов:американской тушенки,английских шпрот,канадских сигарет и прочими малодоступными,но появляющимися из-под полы на рынке съестных припасов и вещей, молодое , под-растающее поколение,слабо представляя себе,что такое апель-син или сосиски,разве что по красочному американскому фильму:”Богдадский вор”,тем не менее мечтало досыта наесть-ся хотя бы картофеля в мундирах,но на помощь им приходило не государство с его требовательностью к правильному пове-дению и щепетильностью в наличии рабоче-крестьянской общественности,а просто добрые люди,которым несть числа в русской земле.Вот почему,когда наступало Воскресение, сыновья его,особенно старший,быстро росший и недоедавший мальчик,старавшийся оставить самое вкусное своему млад-шему брату,радовались,так как предстояло приглашение на обед к пожилой женщине,жившей в их доме этажом ниже, полюбившей их как родных внуков.Она кормила их вместе со своими внучатыми племянниками простой,но вкусной пи-щей,приготовляемой в большом количестве,затрачивая на ее приобретение не только всю свою скромную получку, но и те,очень небольшие средства,которые ей удалось утаить от родного государства при экспроприации в развеселое рево-люционное время,когда все ее бликие были расстреляны,а сама она, позабыв о своем баронском происхождении, начала жизнь,полную советской суетности.

ГЛАВА ПЯТНАДЦАТАЯ

Чувственное вещество этих,обобранных революцией до нитки людей,большинство из которых было превращено в мертвый прах терзаниями и расстрелами,казалось тем более удивительным,что обладая известными и не малыми по временам революции средствами,они начали откатываться с белым движением за Урал,в Азию и,вдруг,по каким-то им только известным причинам,не покинули Родины,а остались мыкать горе со всем населением городов и сел.И если крестьяне и солдаты пожинали плоды своей глупой нерас-торопности и индивидуализма,когда рабочий на серебряном рубле 1924г. указывал этому крестьянину путь к солнцу и привел его прямехонько к раскулачиванию,то сама форма интеллекта”бывших”,наблюдавших вакханалию революции не позволяла им надеяться на приличное существование при грядущей власти Советов.Возможно они искали объяснение таким своим поступкам в мистических символах явлений естественных причин,в отломленном знаке гостеприимства восторжествовавшей грубой силы,в снисходительности рус-ской доброты поутихшего русского бунта,а может быть просто обессилив от бесконечной гонки с запада на восток, потеряв родных и близких,говоря про себя “да пропади все пропа-дом”,оставались,надеясь уцелеть,полагаясь на все тоже русское “авось!”.Они не понимали того,что принцип “грабь награб-ленное”,восходивший еще к памятным песнопениям о Стеньке Разине,Емельке Пугачеве,стирает в сознании великого народа внутреннюю глубокую религиозную потребность и,хотя она подспудно живет и действует в каждом отдельном человеке,но спаянная лозунгами:“беревестник реет гордо!”, ”заводы народу,хлеб крестьянам!”,”Россия -подножие престола Господ-ня!”,то-есть мысленными образцами,истолкование которых также неоднозначно,как однозначна смысловая сущность наз-начений рабочего и крестьянина,они не могли себе пред-ставить,что лозунг превращается в мерило жизни,в спеку-лятивное умозрение.

Как бы то ни было,Агния Евгеньевна осталась на своей родине,потеряв в гражданской войне и близких,и родных, выдавала за своих внучатых племянников людей,чьи родители, видимо,просто помогали ей пережить революцию в Сибири, получить образование провизора,и,в конце концов, оказаться просто заведующей складом химреактивов в институте,в котором работал Алексей до войны и который во время войны превратился в закрытый военный завод.Те былые времена, когда она,будучи поклонницей театра,имела свою ложу в Мариинском театре,когда известный трагический актер Иван Мозжухин и его жена славословили ей,превознося ее благо-родство и красоту,давно минули и были в забытом прош-лом,как и дача в Финляндии,на которой проживал когда-то художник Иван Репин.Теперь она доживала свой век в общей квартире на подселении,имела комнату в десять квадратных метров,на стенах которой висела пара картин, написанных маслом из алтайской тематики и подаренных ей Григорием Гуркиным,чей след уже давно простыл в советских лагерях заключеннных,да стояла у одной стены никелированная кро-вать с панцирной сеткой,теплыми перинами,высокими подуш-ками,а у другой добротное кожаное кресло,обеденный стол, висела этажерка красного дерева с пятью-шестью книга-ми,которые она иногда почитывала под мощной старинной люстрой венецианского стекла,но больше всего предпочитала Ж.Ж.Руссо “Исповедь”, да стихи А.Фета в издании А.Ф. Мар-кса.Запирая окно на деревянный засов,она у противополож-ной стены комнаты устроила себе кухню из одной плитки,где мастерски готовила из нищенских продуктов,покупаемых ей на рынке по баснословным ценам за деньги,выручаемые от продажи маленьких ювелирных вещиц,которые уцелели от революции.Кофе она пила с сахарином,а из кофейной гущи готовила превосходные сладкие пироженые, изготовляемые по только ей одной известному рецепту.По утру и вечером она пила несколько капель иода,растворенного в молоке,как она говорила, “от давления”.Но по воскресеньям все сколько-нибудь калорийные продукты и сладости шли у нее в дело, она активно и с большой любовью готовилась к принятию маленьких ее гостей.Во время такого приема дети Алексея и ее внучатые племянники,отъедаясь и отдуваясь от переедания, начинали свои детские незатейливые игры,которые уже одним своим видом,радовали ее и скрашивали неисчезающую ее тос-ку одиночества,присущую всякой субстанции сущностного бытия, истосковавшуюся от бед перекати-поля, общения с недоумками ее постоянной жизни,соглядатаями ее четырех-этажного глазастого дома и серыми вожатыми нового пути жизни,от которой ей нечего было ждать,кроме мерзости, сра-ма и оскроблений,но которую она любила,так как все же это была и ее жизнь.

Ее старость и эти дети,поглощающие и пожирающие от постоянного чувства послевоенного голода скромную и не очень калорийную,но вкусную пищу,явили бы визионеру в его созерцании идею богоизбранного чистилища во всей глубо-чайшей внутренней необходимости и неисчерпаемого источ-ника радости в своем запредельном благе на фоне чис-того бытия,преображающего прозаичность вида и цель собы-тия в пленительную смесь мудрости,доброты и юности неис-черпаемых сил в юродивой непосредственности, противо-поставляющей сам процесс питания тому общепиту,которое было организовано в годы советской власти за закрытыми стенами на площади Ногина для старых большевиков-орде-ноносцев.Тогда эти последние могикане от революции с на-винченными к чистому потертому белью орденами о их выс-ших заслугах,оставляя распределение продуктов по катего-риям своих прав для родственников первого и второго колена на первом этаже,сами с чувством правильно прожитой жизни поднимались на второй,”едальный”этаж,где солено-сладким или бессмысленным языком, в зависимости от стадии рамо-лического распада, получали простой обед,состоявший из са-лата,не очень обильного первого,вываренного второго, компо-та и маленького стаканчика сока.В ритуале принятия этой простой пищи заключалась для них вся индивидуальность, осуществленность и благо,прекрасное и мудрое подобие богу, в которого они не верили,которому не поклонялись в своем раскрытии рыцарского подвига жизни,но в котором они хотя бы уподоблялись своим вождям,знамя которых было выжжено в их сердцах и хотя размеры этого знамени по мере движения отпущенного им времени на жизнь сужались,но шипение, бунт и хмель их мыслей был также молод как и многие десятилетия назад,когда в их руках была отвратительная как руки бра-добрея власть над людьми.Широкое и братское лазорье, тяжелые подковы их крылатых лошадей,топчущих в по-луденной степи мускулистых кузнечиков,свежих как утрен-ний снег бабочек,распластанных на скудной траве,где еще слышно жужжание пчелы,было еще живо в них,но своей вос-точной спесью порождало в них не красоту еды,а непре-менный смысл в ее поглощении,в ее наличии как данн-ности,которая не смеет быть постоянной данностью для других. Вот почему они были скромны в своих потребностях. Они давно уже поняли,что драгоценности,деньги, наконец, вещи не являются неприменным атрибутом их жизни в целом, они могут быть отняты или отняты и поделены,а съеденное, поглощенное,превратившееся в калории, кровь, мыщцы, оста-ется там,внутри них,покуда в жилах спешит кровь,задавая вдохновение их саморазложения,в котором раздробленность их духа в форме отсутствия калейдоскопа мыслей,не порождает воображения,но служит точному и каноническому исполне-нию законов,начертанных на скрижалях их восточных вла-дык.Вот почему поглощение пищи,а не деликатесов, остав-ляемых ими своим родственникам,которых-то внутри себя они давно уже немного презирали за начавшийся в их сознании вещизм,коллекицонирование деликатесов и предметов домаш-него обихода как самоцель,которая и есть благо,не при-влекало и не тревожило их сознания,затемненное самовоспо-минаниями не самого движения событий,но выпитого и съе-денного за это событие.Такая самопотенция пространства мыс-ли приводила к потере собственного лица,индивидуальности и превращала личность в элемент коллективного творчества, проповедающего вчерашнюю глупость.Рыжее солнце, встаю-щее на востоке,превращалось теперь не в их сознании,а делах и результатах скромнооткушанной жизни в серый ветер чужих наречий,смысл которых уже не доходил до народившихся поколений,серыми волчатами недовольно глядящими на ста-рых,седых волков и волчиц,не оставивших им путного нас-ледства.

Шестое чувство подсказывало Агнии Евгеньевне,что если флаг еды в это голодное и холодное время будет развернут в саван,то он и будет скатертью-самобранкой,которая,если и не сохранится в душах ее малышей,то сохранит их жизни в тяге к непустым небесам,для которых их теперешний лепет лепит их опыт будущего сознания.И если ребенок хранит молчание во время насыщения своего желудка,то он как большая все-ленная пьет наваждение причин в свойственной ему непос-тижимости для придания своему “я” живости,действенности, динамичности, то-есть образования живого тела души,мышле-ния и логики, которые и рождают интеллект, любящий, даря-щий жизнь и воспринимающий жизнь.И это триединство, со-ставляющее маленькую вечность личности в сыпучих песках перепитий жизни окажется в будущем прекрасным чертеж-ником пустыни в своей безудержности самопостижения и выхода из мнимого пространства в запущенный сад их жизни.

Далее >>>

Постоянный адрес в Интернет: http://www.litcafe.narod.ru/prose/novels/reflex/ref004.html
©  Сергей Кутолин, 2002

Обсудить на форуме >>>