Глава 1 - 3  -   Глава 4 - 7  -   Глава 8 - 10  -   Глава 11 - 15  -   Глава 16 - 19  
Глава 20 - 23  -   Глава 24 - 28  -   Глава 29 - 34  -   Глава 35 - 36

ГЛАВА ДВАДЦАТАЯ

Алексей,лежа на кровати в комнате около телевизора, как бы видел перед собой живые воли,которые раздували его бессилие,но не целили плоть,а стремились одолеть его сла-бости и страсти.В его сознании не возникало картин ясно-виденья,но гнойною книгой событий, тяжкими логическими, можно сказать,словесными тирадами,мешавшими ему сосредо-точиться на чем-то важном и нужном для него именно в этот момент,протекали обрывки фраз, сказанных кем-то и по како-му-то поводу,и он,совершенно обессилив от невозможности сосредоточиться,оказывался равновесной игрушкой в руках танцующих словесных обрывков.

Его сердце и сосуды,прокачавшие уже не одно ведро физи-ологического раствора,освежавшего мозг лишь в краткие про-межутки озарения разума,сковывали влажность губ своей су-хостью и пустотой.Неожиданно перед глазами поплыли стран-ные видения события,происшедшего с ним случая в Германии, которые не могли быть реальностью,но произошли с ним и закончились тем финалом,о котором говорил ему папочка.Эта экстатически-интеллигентная,или заумно-сущная умность фак-та позволила неожиданно ему уяснить себе мифическую сущ-ность самоотнесенности событий,в которых время не было движением,но оно не пропадало.

Этот неожиданный вывод,который из горы обрывков фраз, вдруг остановился как строгий кукиш,вырвавшийся из цепких лап века-волкодава,вдруг, как будто бы сам собой,дал ему ответ на волноваший его сознание вопрос о том,что он никог-да не будет и не был ни энергией,ни энергийно-сущной фор-мацией какой-то там материи,и сам он есть иное,так как он универсален.И этот строгий кукиш в своей инаковости дока-зательства его бытия,появление родного ему человека в мо-мент наивысшего освобождения его от страха прошлых вре-мен и,наконец,реальное доказательство того в факте встречи на Кавказе в Хосте с предуказанным человеком,все свидетель-ствовало ему,что близкие ему люди вовсе не враги и ложь:”И тот,кто не оставит отца и мать,тот не пойдет со мной” не есть истина,поскольку в этом случае он отказался бы от самого себя,от своей чтой-ности и ктой-ности и смысл появления отца тем самым было для него свидетельством неу-ничтожимости генома не только в его прижизненной протя-женности,но в данной его интеллигентности,то-есть сущности мифа как реальности абсолютного самосознания. Этот вывод в своей первобытной красе не был энергией смысла,но проти-востоял как видение разгоряченного сна пылающему клейму Ягве:”Отмстится всемеро тому,кто тронет отныне Каина”.

Воля вещества,уже не властвовавшая над ним,но призы-вавшая его не лишаться чаши на пире отцов,раскрыла перед ним магию искусства подчинять духовной силе косную при-роду не как неразумность людей,но как универсальность бы-тия личности,уравновешенной любовью в мире вещей.

Земная любовь,карающая и мстящая ради своего равенства и братства,казалась теперь ему миром вещных условий, кото-рые язвят и жгут плоть ради насыщения ее вещностью.

Ему ли,прошедшему горнило войны от звонка до звонка,от Москвы и Ельни до Берлина было не знать страшных усло-вий случайностей и внутренней закономерности взаимодейст-вия вещных событий,когда усталые мечи уже захороненные в Германии,событиями жизни продолжали вершить судьбы при-говоров на хлипкой грязи машинных дорог.Ему вспомнился тот удивительный случай,когда в выносливом оппель-генера-ле,посадив в багажник своего ординарца,он был остановлен в одинокой сутолоке дорог среди темного леса сосен,достающих верхушками до звезд, для бесчестья и веселья компании хмурых небритых лесных братьев с польско-гуцульским гово-ром в языке,пожелавших увидеть его кровавые кости под ко-лесами застрявшей в хлипкой грязи машины.Эти вершители судебного приговора,у которых “отмщенье Мне и Аз воздам за зло” превращало их сознание в уничтожение с печатью самолюбий в груди: ”смерть победителям!”,готовы были ре-шить все вещные его отношения с жизнью простым выстре-лом,нажав на клавиши смертоносного автоматического рояля. И детская мелодия этого инструмента уж была готова исполнить свой маршевый устав и плюнуть смерть,стряхивая кувалду дрожи с рук,умеющих и пахать,и сеять,и насило-вать,и убивать,и жить какой-то иной,неведомой ему жизнью,в которой ему не было места в силу обстоятельств,неведомых никому из них,только что еще минуту назад игравших на губной гармошке какую-нибудь, может быть даже на русский лад:”не ходите девки в лес”,а теперь сухо передернувших затвор и бессмысленно взиравших на честь, силу и мужество, молча стоявшего перед ними и в последний момент думав-шего: “только бы не обнаружили еще и ординарца.Смерть бессмысленна.”

Уравновешенная любовь в мире смертных вещей на этот раз смолою сонаты решила его судьбу по своему.Из багаж-ника только на слух,наугад, горсть праха и свинца гребенкой молотков сыграла си-бемоль-мажор и соль-фа-ми-ре-до,стирая в прах его убийц, сторонников национальных демократий, притаившихся по лесным тропам мирного невоенного времени в надежде вписать свой кулак в государственное право роди-ны,которую они хотели строить по своим узлам недр темных народных масс,уничтожая победителей по дорогам, квартирам и сортирам.А затем,уже на месте своего временного пребы-вания,они,топорща свои гимнастерки, выпили с ординарцем на брудершафт, понимая,что им уже нужен кислород для про-должения жизни среди вещей и людей, и грядущее земли еще будет развертываться перед их глазами в форме огромного поезда людей и клади вещей,и весь этот бесконечный груз в беге запасов как трофеев будет отягощать души людей, превращаясь в бутылочные гири горячительных напитков, горлопанское непотребство русского гулящего воинства,в слезы несбыточной красоты огрубевших на войне женщин,не нашедших своего счастья в мусоре усилий любви, прев-ратившихся в чугунного вола семейных обязанностей по домашнему очагу,где в истертом трофейном тряпье ползает безотцовщина,славящая кинофильмы военных лет в своей ли-кующей зубодробительной радости,выливающейся на улицы городов и деревень пьяными драками и клубными симфо-ниями гармошки,убаюкивающими сознание жизни.

И вот уже вещь в стране его жизни и любви становится тем все,а человек тем ничто,то-есть совершается уничтожение вся-кого доверия и любви между людьми.Осознание этой простой истины,увы!,пришло к нему слишком поздно, поскольку сама жизнь не давала ему возможности в силу рутинности обс-тоятельств даже задумываться над этими вопросами естества событий,но когда его однополчанин после многих лет без-вестного пребывания посетил его город,нашел его адрес,то он лежал уже прикованный к постели силами обстоятельств дисциплинированной болезни,сложив мундиры и ордена в дальний,забытый им ящик памяти.Однополчанин долго всмат-ривался в его лицо без признаков молодости,но старческой тоски облика,являвшего собой усталость мира и внутреннего пребывания в духе болезни,а затем,вдруг,сказал:

-Не узнаю,тебя!Это ты,Алексей!?Тот,которого я помню был мощный и здоровый мужик,-и,оглядев бедную,почти ни-щенскую обстановку,-добавил:”А говорили,слыхом земля пол-нится,что ты всякие премии в мирной жизни наполучал?!

-Премии премиями,а жизнь жизнью.Рассохшие сапоги жиз-ни не соберешь да в обстоятельства случая не поверишь!

-Это точно.Ведь после того случая как вас с ординарцем гуцульские поляки чуть не подстрелили,я тоже ехал этой дорогой,а из лесу мальченка лет десяти выходит и вниматель-но на меня так смотрит и говорит,что заблудился.Так я сооб-разил:”Выведет ведь,чертенок,на меня гуцулов”!Я выстреил ему в лоб и покатил дальше.А ты говоришь случай.Случай необходимости учит.У тебя под Москвой был случай.А ты в партию не вступил!Так ведь?А теперь-то член партии?

Глядя на этого,уже немолодого человека,Алексей,вдруг пронзительно понял случайную никчемность человеческой жизни и зримо увидел зияющую смертельную рану во лбу, давно истлевшего где-то в лесу местного мальчишки,жизнь которого прекратилась от вероятного испуга случайно оказав-шегося на лесной дороге вооруженного проходимца.

-Нет,я не стал членом партии.Я беспартийный,-ответил он,не имея сил продолжать разговор.

Но однополчанин еще долго распространялся голосом трамвайных перебранок о людях партии и привелегиях в ней, студеной медузой качаясь перед тусклым взглядом изможден-ного человека,теряющего вкус жизни в своем настоящем кри-тическом времени,раскрывающем простор неведомой дороги в горячей ощупи далей.

И даже,когда этот странный,случайно-неслучайный посе-титель уже давно ушел в своем подобии человека,удивляясь беззастольному приему,он на следующий день в Воскресение еще некоторое время думал о нем как об угольной тени, при-душившей туманом прошлого,расплескавшееся было перед ним пламя минувшей войны.

Часы отбивали половину одиннадцатого и настроение у него даже несколько улучшилось,он был бодр и весел,даже шутил,как вдруг на краю его кровати он явственно увидел сидящего перед ним отца,молча и тепло глядевшего на него, только костюм его был фрак точь в точь такой,в котором па-почка любил появляться в свое время на званых вечерах: ”Пора!”,-сказал он и поманил его рукой.Он вздрогнул от страшной боли в сердце,исказившей лицо,и затих в смерти.

ГЛАВА ДВАДЦАТЬ ПЕРВАЯ

Выстрелы и метель бушевали в Томске уже целую неде-лю.То белые,то красные,сеяли свой порядок смерти, оставляя его на Кыштаке в виде замерзших трупов полузанесенных зимней пургой,которая сузила для них всю землю в этот од-нообразный клочок неведомой ими земли,безралично глядев-ший на дымоотводы далеких частных усадеб и всего города, растворяющегося в синей сибирской холодной ночи,в редких телеграфных проводах,унылой паутиной,свисающих на Поч-тамтской,но не доходивших до замерзшего болота,что рядом с Воскресенской церковью,где часть болота усилиями жителей усадьбы была отвоевана и превращена сначала в постоялый двор,где останавливались еще совсем недавно домовитые ры-баки с севера,чтобы обогреться и испить чаю,оставив на время во дворе свои,отдававшие стужей возы,из которых торчали унылые морды и хвосты мороженых осетров.То время уже было бесконечно далеко и хотя представлялось теперь одно-образной,раскрашенной лентой скучных событий,но оно еще несло в себе оттенок тепла домашнего очага,а не гражданской войны,поменявшей людскую душу на пар,в грязной копоти и дыме которого барахталась некогда могучая держава, являя миру не божественную наготу,а подобие завшивленного и обмороженного человеческого тела.То было удивительное нежелание людей,некогда могучей и неделимой державы жить по старому,от поколения к поколению ростить детей и хлеб в скученной бедности мирных буден.Хотелось стать всем.И од-ни еще хотели жить по старому,но уже многие хотели все поделить поровну,взяв столько свободы,сколько можно ее бы-ло унести,не ведая того,что ноша будет кровавой,а жизнь бу-дет писаться на дне ружейных дул,в жерлах стальных ору-дий,оставляя для живых огрызки кровавого обеда.

Хозяин,отвоеванного болота,полуполяк,чей отец,ровесник начала девятнадцатого века, во время польских волнений в 1831г.сосланный в Тобольск,где только в 35 лет женился на молодой 18-летней сибирячке,был любопытным и последним отпрыском этой семьи,родившемся,когда его отцу шел уже 66 год.Он свободно говорил по-русски,хотя и с небольшим ак-центом и,не получив практически никакого систематического образования,но, имея бесконечную любовь к книге и любо-пытство к жизни,уже в зрелом возрасте,став краснодеревщи-ком,творя мебель для ректората местного университете, плюнул на все и уехал путешествовать на Дальний Восток,где принял участие в суровой экспедиции В.К.Арсеньева как охотник и любитель ботаники.Ему было уже порядочно лет, когда вернувшись из экспедиции и вкушая щи от домашнего стола,чтобы отделаться от надоедливых замечаний матери “женись да женись!”,он махнул деревянной ложкой в окно,указав на молодую чернявую,хорошо сбитую в теле девку,сидящую на возу сена:”А вот и моя невеста!”,попав в оценке жизни как всегда в цель,угадав свою суженую. Нас-тасья оказалась на редкость любящей и работящей женой и матерью его детям,из которых,правда,сохранить удалось толь-ко троих:старшую Марию,Александра да Нину.И несмотря на нехватки в семье,первые двое уже учились в гимназии,а ма-ленькая Нина,любопытная девочка со светлыми вьющимися волосами, в этот момент сидела под прямоугольным обеден-ным столом,покрытым тяжелой, цветной вышитой скатертью и предавалась чревоугодию,слизывая маленьким красененьким язычком с длинного шила папы Александра сладкий тягучий мед,который она только что в соседней комнате намотала из вазочки их постояльца на всю поверхность колющего предмета.

А в это время,в этой самой комнате их постояльца развер-тывался скандал,и постоялец-генерал лупил по роже своего денщика,обвиняя его в преднамеренном поглощении дефицит-ного продукта гражданской войны,свалявшегося от засахарен-ности - меда.Вникнув в суть трагедии денщика,Александр сде-лал генералу представление:”Ваше благородие!Не извольте бить денщика.Это моя маленькая дочь совершила такой пос-тупок.Но она ведь еще ничего не смыслит.Завтра же я дос-тану мед в двойном количестве”.И достал несмотря на боль-шие затруднения.А генерал как военный человек вовремя опомнился,прекратил мордобитие и отпил на этот раз чая без меда.

Так счастливо протекала жизнь этой семьи.И белые,и красные разве что бывали постояльцами пока в ней,не на-рушая ее внутреннего благополучия,в котором были и работа, и огород,и веслые развлечения детей,в любви,дружбе и при-вязанности которых друг к другу,эта семья переживала порох и смертный лик,шевелящий папахи солдат,затанцовывающих время гражданской войны в простреленных головах своих врагов нашинкованным человеческим мясом,ложащимся по буеракам сел,деревень и города Томска.

А время катило в четыре ноги и не было ему конца. Маленькая Нина росла,сидя попрежнему под столом, рассмат-ривая в полутьме картинки интересных книг,отчего зрение ее становилось все хуже,слушала бесконечные польско-русские споры людей,приходивших к папе высказаться,особенно та-ясь,чтобы не выгнали,когда за столом спорили и судили о событиях в гимназии друзья ее сестры и брата.Сидела так,сидела,а потом в какой-то момент начала читать вслух журнал “Летопись войны 1914 года”,чем страшно удивила домашних,сначала подумавших,что она говорит это на память, а затем уяснивших,что это просто беглое чтение ребенка по книге, и что она уже не только читает,но и считает,исполь-зуя все четыре действия арифметики.На этом основании она подверглась строгому дознанию со стороны старших, желав-ших выяснить откуда такие способности,а Нина,заревев для пущей важности от страха сообщила,что все это усвоила, когда сестра и брат готовили за столом очередное занятие и несколько раз листала в их отсутствии учебные тетради,ради любопытства списывая решение арифметических задач в свою маленькую тетрадку в клетку,которую ей тоже подарили для рисования.Опрос уже в присутствии учителя словесности гим-назии брата и сестры показал,что девочка действительно сво-бодно читает,вразумительно пишет и решает задачи за че-твертый класс.И хотя она была еще очень мала,но ее привели в четвертый класс теперь уже не гимназии,а школы,поскольку времена изменились, и на сцену обучения стала выходить са-мая лучшая из всех школ-советская.

Но общество перестало уже состоять из личностей,а заме-нялось производством всеобщей грамотности,полагающей пос-тижение знаний случайными и незначительными в цели сое-динения людей в достигаемом материальном и нравственном благополучии,делая людей механическим орудием с вознагра-ждением за односторонность серыми по талонам нарядами, предоставляя незначительному меньшенству заниматься поз-нанием и носить в себе целый мир в мнимом и мысленном состоянии до глубокой старости.Просвещение же задерживало естественность развития искусственным внесением для полу-чающих грамоту материалов в высшей степени возбуждающих и усиливающих вражду в обществе.

И когда из всех углов и щелей общества изгиб за изгибом стала делать набеги тифозная вошь,то Нина уже в школу не ходила,в объятьях выбежавшей смерти в течение года она была сначала без памяти,а затем уже,притуша восторженные глазенки,боролась с возвратным сыпняком, увидев весеннее солнце сквозь окно после полутора лет мучений и беспа-мятств.

Здесь уже брат и сестра прилагают все усилия к ее обу-чению, и вот она теперь сначала пятикласница,но грузоподъ-емность наук,тифозный пробег через смерть и напряжение счастливого обладания новой жизнью,отягченной полутьмой сидения под столом с книгами,сужают ее зрение без очков до прозревания света и тени и,несмотря на нежелание ее матери обратиться к врачу(“в очках замуж не берут!”),заканчиваются восстановленным зрением в очках.

В ее внимательных карих глазах теперь радость новых от-крываемых далей,листание книг,беседы и размышления внут-ри себя,облегчающие ее домашний труд, в неразрывном един-стве которого копание и пропалывание грядок,кормление ци-плят в их бесшабашном устремлении попадаться на глаза кор-шуну,вечно трясущимуся именно над их двором,где нужно принести воду холодную как в льдистых облаках зимнее небо, от которой краснеют руки,а ноги,одетые в старые опорки, де-ревянеют и по ночам горят в огне суставных болей.Она уже в девятом классе,то-есть оканчивает школу по меркам самосоз-нания обучения пролетариата, и ей поручается выполнять высокий долг нового существования человека-обучение без-грамотных в суровых деревнях кулацкого домостроя Томской губернии.Облагодетельствовать человека азбукой и лампочкой Ильича становится условием тягчайшей нищеты и новых видов рабства,которые готовы нести эти два ответственных вида культуры во все деревни и села губернии лишь бы запастись хлебом,замшелого в своем труде крестьянства,не желающего добром отдавать нажитое и попрятанное до лучших времен в обласканных для этих целей ямах и тайных клетях, соору-жаемых повсеместно в глухих сибирских деревнях.Но судьбе угодно было показать всей школьной округе, в кривом скосе глаз которой стояло животное желание послать смышленную и красивую лицом девчонку в тьмутаракань деревенского хаоса,что она,судьба,тоже в “руце Божией наказует”.И тут хруст болей ревматизма сделал свое дело.

ГЛАВА ДВАДЦАТЬ ВТОРАЯ

А тем временем в семье Александра развилась и заневес-тилась старшая дочь-Маня.Высокая,рослая девушка со стат-ной фигурой,влажными серо-карими глазами,узкими плечами, каштановыми вьющимися волосами и незабываемом цветом лица являла собой лик писаной мадонны,хотя и капризной в своем поведении,но что поделаешь с бывшей гимназисткой,не отягченной греческим,но желанием выйти замуж.И надо же было так случиться,что как раз в это время особенно столич-ных,московских женихов Томск в дворянском собрании являл собой,если не разливанное море,то широченный пруд, пос-кольку бежали и не успели убежать дальше молодые состо-ятельные люди крепких,если небогатых семей,в сознании ми-нутной силы,замедливших свой бег и оказавшихся на мели реки Томи,поскольку красные уже надежно перекрыли все ходы и выходы для утикания состоятельных людей из губер-нии.А в настоящее время таких молодых и немолодых ликом и телом людей еще прибавилось,поскольку к такому моменту из столичных московских квартир стали выселять и ссылать в Томск бывших буржуев,а поскольку в самой Москве дело со съестными припасами обстояло не ахти-как,то и художест-венная и артистическая интеллигенция столицы изъявляла теплое желание приехать сюда с демонстрацией талантов му-зыки,слова и кино,несмотря на трудности проездного сооб-щения и сложность разъездов,отягченных дымами поездов, мнущихся около каждой водокачки как кобель у столба.

Но как бы то ни было,а все желающие приезжали в хле-босольный Томск и были принимаемы местным населением, жаждущим общения с культурой, очень вкусно и тепло.На сольном концерте,имевшем место в бывшем дворянском соб-рании,а теперь пролетарском дворце развлечений,первая скрипка Большого театра столицы,человек уже немолодой и с изрядной сединой,одинокий вдовец воспылал,увидя Маню, та-кими тревожными чувствами,что сей же час предложил ей стать его женой, а Маня еще тогда вообщем-то не ведала,дура она или нет.Взяла да сразу же и согласилась выйти за него замуж.Отец же,понимая всю беспечность такого решения до-чери,которую-то и сечь ввиду ее возраста уже было никак нельзя,будучи человеком решительным и в свое время в пятом революционном году имевшим даже намерение заколоть еди-нолично самого губернатора за его приказ казакам нещадно лупить нагайками все мирное население на глаза казакам по-падающее,взразумлял дочь крепкими словами,не прибегая, од-нако,к употреблению русского скотского языка,поскольку в обороте этого полуполяка не было слов,крепче”пся крев”.

Но дочь стояла на своем,так как была не менее упорна,чем ее отец,не чаявший в ней души еще и потому,что она оказа-лась первым ребенком,оставшимся в живых после трудных родов,перенесенных женой.И вся любовь и баловство семей-ного воспитания пролились на нее вполне,чего нельзя было сказать о его следующих детях,на которых мера воспитания как самосознание тщательно умытых душ в своем христи-анском благочестии православия и католичества одновремен-но,поскольку родители,хотя и принадлежали к разным кон-фессиям,но в храм,любя бога, не ходили из-за жизненной занятости,вся любовь их воспитания заключалась в единой максиме:”Люби как душу,тряси как грушу”.И поскольку эта суровая истина любви и воспитания,еще не была в свое время апробована на старшей дочери,то Александру пришлось уступить, и Маня, звеня в кармане только слезами отцовского благословения после венчания, отбыла в пыхтящем на запад поезде,увозя в сердце любовь немолодого мужчины с видами на музыку да незамысловатый скарб,которым в дорогу снабдила ее мать, женщина едва только научившаяся в совет-ские годы от детей грамоте,но обладавшая сострадательным сердцем и мудрой головой,что было крайне не лишне детям бывших крепостных,которые вступали в самостоятельную жизнь без гроша в кармане и уж,конечно же,без наделов зем-ли,поскольку Государь в далекую бытность небезызвестного Кутлера в конце концов так и не удосужился дать землю крестьянам,от чего и пошла на российской земле смута рабочих и крестьян, объединившая их в блестящий проле-тарский союз,от которого помещики и буржуи в побегушки пустились.

В Москве чистые и честные друзья мужа Мани приняли в ней самое теплое участие, и в короткий срок она,продолжая листать книги,постигла премудрости столичной жизни нас-только твердо и основательно,что не имея нужды в деньгах и слабо разбираясь в их исключительной значимости во времена НЭПа и угара НЭПа,тем неменее в начале стройки ленинских домов ласточкой порхала по театрам и кафе,радуя свою жизнь столичными событиями и развлечениями,в которых далеко невсегда принимал участие ее муж,занятый осознанием важности музыки и ее вдохновенным донесением до сознания слушателей,очень даже с восторгом принимавших его игру, настолько с восторгом,что хорошие по тем временам деньги в семье не переводились,что позволяло молодоженам держать и кухарку,и экономку,принимая какао и кофе в постель.

Но и хорошая жизнь в скуку обращается.И тогда затос-ковала Маша настолько,насколько тоскливо бывает молодой, красивой и в меру капризной женщине видеть одни только столичные лица,которые далеко невсегда считают тебя равной себе,а даже и наоборот,в то время как требуется молодому организму вознесение на пьедестал,поскольку он настоящей любви и всепожирающей страсти не ощутил в своих тканях и сердцем не понял,что у любви страдание и покой ходят теплыми тенями жизни и превращаются в сознание обоюдной привязанности,обозначаемых горением двух сердец во тьме текущего света.И стала просить Маша своего мужа отпустить ее на побывку в домашний город Томск.А муж и разрешил такую поездку,снабдив ее всеми необходимыми гостинцами и подарками материального характера.

Маша приехала в город Томск и ахнула.Любимая сестра ее Нина на скелет,который краше,походила и ревматические бо-ли отпустили ее только ненадолго,а затем свалилась снова сестра в приступе малярии,так как усадьба-то их стояла по-середь самого болота,и по весне испарения этого болота доходили,если смотреть налево от губернаторского дома до воскресенской церкви,а если направо то до костела.Ни шелковые платья,ни фельдиперсовые чулки,ничто не радовало больную сестру,периодически впадавшую в малярийный оз-ноб,который на время снимался порошками хины, приготов-ляемых отцом по своему дальневосточному рецепту, по-скольку считался он в округе почти за фельдшера и самые страшные ангины лечил полосканием раствора бертоллетовой соли,от которой еще ни один больной не скончался,а все вкруг выздоравливали.

Брат Валентин в это же время учился уже в универ-ситете,показывая необычайные успехи по физике излучений, о которых заговорили даже взрослые специалисты,начавшие приглашать его на свои ученые собеседования,где он пред-лагал собственные оригинальные теоретические решения и практические приемы их подтверждающие.А в это время,как известно,и в столичной научной литературе о том было много говорено,светило русской физики Абрам Федорович Иоффе сначала посылал своих любимых учеников за границу учить-ся,а затем,увидев,что некоторые из них после возвращения из Гетингена да от физика Лауэ стали нелюбимыми,послал их на укрепление физики в Томск,где начали они по разному мешать собственной физикой заниматься академику Влади-миру Дмитриевичу Кузнецову,хотя с ним и дружили,но,зная свое дело,в новом физико-техническом институте увидели в микроскоп через электроны еще более мелкие вещи,чем до этого видели в обыкновенный,а к тому же эти электроны и всякие излучения стали посылать в кристаллы,отчего воз-никла даже новая наука.И вот в этих делах Валентин и неко-торые другие,тогда еще совсем молодые люди,начали успешно помогать нелюбимым ученикам академика Иоффе.

И все бы хорошо,и быть бы Валентину светилом совре-менной физики,как говорили его однокашники из далекого будущего нашей советской академии,если бы стало совсем не-хорошо,поскольку проявился у Валентина один,но сущест-венный для умученной науками профессуры недостаток.Он стал собою слишком красивым мужчиной,высокого под два метра ростом,с правильными чертами лица,умным взглядом и хорошими,мужественными манерами,что излишне отвлекало к нему жен его непосредственных начальников,а некоторые из них как профессор Кессених от честности своих советских убеждений,осторожно,но сознательно стал подводить под Ва-лентина большой,хотя сначала едва заметный,сачок,ну, совсем как на рыбу,только тот сачок отсаживал отловленных прямо в садки КГБ.А пока до этого дело еще не дошло,жены про-фессоров долдонили во время жарких профессорских поси-делок Валентину такие теплые слова:”Пей до дна,пей-до-дна...!”,а,иногда, доходило и до величальной ”Валенитина Александровича...”.Во время таких событий Валентин,заложив руки за спину,захватывал зубами тонкий край стакана с вод-кой да и выпивал его до дна,а,иногда,и не один...

Естественно, что после таких посиделок 25-летнему мужчине море было поколено,и он ни раз и ни два оказывался как ни на есть в теплых профессорских кроватях при особах ейного пола, что,конечно,не всегда радовало мужчин-профес-соров.И от того происходили семейные разборки,которые заканчивались однако политическим выяснением лица Валентина.

ГЛАВА ДВАДЦАТЬ ТРЕТЬЯ

А у болезней тоже стенка есть:”туда”-,то-есть там,где невечернего света дороги,или “сюда”-,где солнце,натурально, восходит на востоке.Так вот судьба у Нины,видно,только за-вязывалась и ей пора было “сюда”,но уже выкарабкавшись из состояния тяжелых приступов малярии,она стала быстро поп-равляться и входить в живое теплое тело семнадцатилетней девушки не просто приятной,а очень даже красивой, с пра-вильными чертами лица,рослой и упитанной блондинки и пронзительно умными карими глазами, с цветом кожи апель-сина в мороженом,что крайне привлекало к ней молодежь,как известно,охочей до сладенького,но очень даже настораживало их,поскольку умная и своенравная девушка было по общему мнению весьма строга к своим поклонникам и не любила, когда кто-либо из них во время,например,сеанса в кино нес-держанно хохотал,колотя ногами в пол от удовольствия. Тем самым даже во времена пролетарского вхождения в интелли-генцию уже имели место такие формы строгого поведения, которые уж в наш-то просвещенный век просто считаются пережитками,поскольку понятие синего чулка в наше время, вообще,не существует.А между тем девушка Нина даже и не подозревала о своей привлекательности, поскольку дома ее все время шпыняли близорукостью да и задумываться ей о своей внешности не приходилось и прежде всего потому,что по осени держала она экзамены в местный Томский университет на медицинский факультет,который в ту пору еще не был самостоятельным учебным заведением,а нынешняя уни-верситетская библиотека являла собой общестуденческий клуб. Профессора же Боголепов,Опокин, Вершинин,Адамов, Азбукин и Горизонтов, несмотря на свое почти буржуазное происхождение,давали основательные и разностороннние зна-ния студентам,не заигрывая с их рабоче-крестьянским проис-хождением,что в ту пору становилось как бы нормой пове-дения преподавательского состава, а уж упоминать о том,что какой-то ассистент Яблоков в свою бытность подвизался в армии Колчака и вообще не рекомендовалось,хотя профессо-ра Миролюбов и Неболюбов, преподававшие уже совсем нерелигиозные медицинские дисциплины,и посещали втихо-молку храм божий,но среди студентов это считалось чем-то вроде чудачества, и никто этих профессоров на антирели-гиозный диспут не вызывал.Словом медицинский факультет университета,когда Нина стала его студенткой, являл собой умереннобуржуазную спайку интеллигенции и рабочего класса,с которой ни военком Биязи,ни ассистент Шварц,как волевая,но все же женщина, справиться не могли.

Однако Нине до понимания этих сложных коллизий факультета было еще очень далеко.Ее увлекали лекции, прак-тические занятия,она пропадала большую часть времени в анатомке,полагая в будущем стать хирургом,не понимая еще того,что не только желание и устремление руководит чело-веком,но и данные заложенные в него здоровьем,отсутствие которого может повернуть жизнь совсем в другое русло,чем было бы желательно,к чему стремились помыслы и настро-ение молодой девушки,которой в альбом еще совсем недавно писали стихи:

Я грущу.Если можешь понять

Мою душу доверчиво нежную...

Стихи эти альбомного содержания могли начинаться и с другой интонации:

Еще гарем не спал.

Под аркой коридоров скользили слуги одалиск...

И это было так вполне естественно,что молодость и чувст-венность в их таинственном, еще пока внутреннем осозна-нии,не выливались в горе злосчастья и обид,а сами пере-несенные болезни лишь закаляли молодой организм,приучая его,содрогаясь в непрерывной спазме,удерживать неистовство неблагополучий жизни будущего,охватывая целый мир кажу-щегося счастья в его первобытной узнаваемости,в которой теп-ло осознающей свое мирополагание личности,изобретает свою собственную машину поведения среди людей,желая ни много ни мало облагодетельствовать человечество,шагая по дорогам неизведанных событий жизни,кажущихся единичными, пос-кольку туман и блеск текущей жизни,вперые развертывается перед глазами смотрящего вдаль,а сама даль в силу ее неиз-веданности и непознанности скрывает от ожидающего не хандру и бесов разнузданных рабов,чью ярость и ненависть к соперникам невозможно остановить,не кучу мертвых тел, развороченных на человеческой бойне военных рулад,а лишь теплую жизнь любви и сочувствия.

Именно в это время некоторая часть любопытствующей молодежи,всегда внимательно изучающая более других,чем са-мих себя и при необходимости доводящая до сведения стар-ших свои наблюдения вовсе не потому,что этого старшие требуют,а в силу устройства души такой части наблюдатель-ной молодежи,было установлено наличие в местном универ-ситете исключительно красивой пары-брата и сестры, то-есть Валентина и Нины,физика и медика,которые были по мнению многих уж очень из бедной и простой семьи,а в тоже время блистали не только привлекательностью,но и незаурядным умом,твердостью взглядов и мужеством поступков, что было уже совсем странно для той части молодежи и зрелых боль-шей частью дам,которые этими достоинствами не обладали,но полагали,что имеют право высказываться по всякому поводу,а делая свои заключения, прибегали к слухам,а слухи превра-щали в рекомендации,чаще всего направленные в необоснован-ное ущемление прав и достоинств личности.

Валентин такого рода ущемления пропускал мимо своих ушей из-за внутренней силы,переполнявшей решительный настрой его,пробираясь к поставленной цели знания и твор-чества с решительностью молодого медведя-трехлетки. Бу-дучи острым на слово сказанное,а не засунутое за пазуху, он напеленал себе кучу врагов,которые ждали момента рас-пеленаться да и треснуть его в темечко в единый для всех удобный момент.Но по мнению вездесущих мужей дам,под-стрекаемых профессором радиофизики,человеку в силу осо-бенностей своей науки привыкшему к глобальному улавли-ванию слухов и точному их воплощению в докладные записки по назначению куда следует,время еще пока ожидало подхо-дящего момента,а комсомольская организация, такое время кующее в университете, только начинала свой зубодробитель-ный оскал,вставая в пятую позицию,задаваемую камертоном власти.

Совсем иначе переживала такие уколы и хмурые действия Нина,рано почувствовавшая со стороны непокоянные злопы-хательства на ее устремления проявлять интерес к жизни на-уки,в которой распластавшиеся и уже занявшие свои места в университете сухие и в силу этого не имевшие понятие о жи-зненных соках курицы клохтали в ее адрес злобную песнь зависти.Именно в это время Нина может быть впервые поняла какой опасный багаж носит она с собой,багаж,который нельзя оставить на полдороге, багаж,который,воплощаясь в чреве, строит тело и его внешность,являя мир красоты,вызывающий неистовство в железных телах и суконных душах борцов за единый мировой желудок,где древний замурованный огонь тел испытывает ненависть к прекрасному.Это странное и внешне ничем как будто бы и неприметное противостояние все же было замечено профессурой факультета и вызвало как раз об-ратную реакцию в отношении самой Нины.Ведущие кафедры стали наперебой оставлять, по их мнению с прекрасным бу-дущим студентку, специализироваться в области и патаана-томии,и хирургии,и клиники глазных болезней.Но в заоблач-ных высотах уже многое учтно из того,что неведомо самому обладателю сгустка воли,мускулов,ума и внешности.

Лекции,практические занятия,клиническая практика, не-большие научные работы,рекомендуемые профессорами ка-федр,стимулировали внутренний духовный интерес студентки к дополнительному самообразованию, и хотя занятия теперь уже в мединституте,выделившимся из университета в самос-тоятельное учебное заведение,отнимали массу времени,но ве-щество мозга интеллектуального не может существовать без внутренней духовной пищи,поставляемой размышлениями и книгой,как источником первого искрового разряда, произво-дящего мысль для начала в форме продукта пищеварения моз-га.И звуки,и слова,запускающие мозг,в форме бытия будущего момента запускают дух,несущий узрение бесконечного знания как первопричину сущего,приводящую природу женского тела к опознанию посредством слуха такой формы аффектации, которое есть желание любить и быть любимой.

Сочетание не только заложенного самой природой,но и отсутствие покоя в сфере мысли,возбуждаемой прекрасным возрастом в душис-тых запахах черемухи и сирени,есть не просто целый мир любви в мнимом и мысленном, подчи-няющем воображение даже в случаях на первый взгляд незна-чительных последствиям куда более существенным,чем сам случай,оказался для Нины тем счастливым обстоятельством жизни,который один раз и навсегда определил ее выбор и случайный, и предопределенный,ей самой еще долго неосоз-наваемый,но совершенный в такой степени,что само повто-рение жизни в ее обратном ходе,скорее всего,не привело бы к иным результатам, чем тот,что можно назвать и выбором судь-бы,и случайной встречей с идеалом или стечением обсто-ятельств.

Далее >>>

Постоянный адрес в Интернет: http://www.litcafe.narod.ru/prose/novels/reflex/ref006.html
©  Сергей Кутолин, 2002

Обсудить на форуме >>>